Герд Нюквист - Травой ничто не скрыто...
— Кристиан…
Карл-Юрген тоже наклонился ко мне.
— Все в полном порядке, Мартин. Кристиан чувствует себя превосходно, просто отлично.
Тут только я совсем очнулся.
Я лежал на койке под серым шерстяным одеялом в комнате с белыми стенами, и около меня были двое: Карл-Юрген и старенькая медсестра.
— Где я?
— В пункте «Скорой помощи».
— А почему не в Уллеволской больнице?
— Если уж ты шлепнулся в обморок на пункте «Скорой помощи», тебя будут держать здесь, пока ты не очухаешься, — сказал Карл-Юрген.
— Давно я здесь? Карл-Юрген взглянул на часы.
— Час с небольшим.
— Пить хочется…
Старенькая медсестра в белом халате приподняла меня за плечи.
Это было не совсем то, на что я рассчитывал: она подала мне большую чашку совершенно черного кофе. Я осушил ее одним глотком. Затем я помотал головой, и все шарики в ней встали на свое место. Я сел в постели.
— А как Кристиан?.. Он… скажи, он…
— Кристиан в полном порядке. Лучше некуда!
— Да, но… видел ты его?
— Видел, конечно, Он ранен пулей навылет, но чувствует себя хорошо. Он уже справлялся о тебе.
— Где он сейчас?
— Его только что перевезли в Уллеволскую больницу. Когда дежурный врач узнал, кто он такой, он тут же отправил его в его собственное отделение Уллеволской больницы. Вместе с пачкой свежих рентгеновских снимков.
— Можно мне к нему?
— Попробуйте встать на ноги, — сказала медсестра.
Я встал и стоял прочно, как каменная скала. Я чувствовал себя совершенно здоровым.
— Ты не ушибся? — спросил Карл-Юрген.
— Господину инспектору, должно быть, известно, что при обмороке люди падают очень мягко, — сказала медсестра.
— Да, конечно.
В окно светили косые лучи солнца. Я взглянул на часы. Было почти четыре.
Кристиан лежал на койке в одной из палат его собственного отделения Уллеволской больницы.
Я впился в него глазами и замер. Карл-Юрген тоже.
— Эй! — сказал Кристиан. — Вы как будто не особенно рады меня видеть?
— Господи боже мой! — сказал я. — Ты просто Фантомас!
— Почти что так, — сказал Кристиан. — Присаживайтесь. Сейчас придет профессор. Он изучает рентгеновские снимки.
Мы сели — каждый на свой стул. Так мы сидели, а Кристиан молча лежал на койке. Но он не походил на тяжелобольного. Пожалуй, он был лишь немного бледен. И, не знай я всего, что случилось, я бы нипочем не поверил, что это он тогда рухнул на снег у большой сосны на лыжном холме, простреленный навылет револьверной пулей.
Это был низенький плотный человечек, с белоснежной, коротко остриженной шевелюрой и ярко-синими глазами. Из-под белого халата выглядывал галстук, идеально гармонировавший с цветом профессорских глаз.
Мы с Карлсм-Юргеном встали. Я не уверен, что профессор вообще заметил наше присутствие. Впрочем, должно быть, заметил, потому что милостиво нам кивнул.
— Инспектор Халл? Доцент Бакке?
Мы поклонились.
Он вновь осчастливил нас коротким кивком. Но ничем не выдал своих мыслей.
— Я хотел бы знать, как обстоит дело, — сказал Карл-Юрген. Его не так легко было сбить с толку.
Профессор соблаговолил снова заметить нас.
— Извольте!
Профессор поправил галстук. У каждого своя манера выдерживать театральную паузу.
— Доктор Бакке ранен в спину с близкого расстояния. Входное отверстие чрезвычайно мало. Пуля проникла между двух ребер, прошла над диафрагмой, затем над печенью. При латеральном продвижении задела основание легкого. Выходное отверстие расположено на груди, справа. Результат: ограниченный пневмоторакс и неработоспособность в течение двух-трех недель.
Профессор кашлянул и снова поправил галстук. Ему надоел этот разговор. Мы с Карлом-Юргеном смотрели на него, выпучив глаза. Но Кристиан улыбался. Надменный коротышка разозлил меня не на шутку.
— А нельзя ли повторить все это на человеческом языке? — спросил я.
— Я всегда изъясняюсь на человеческом языке, доцент Бакке.
Так это было или нет, из всего сказанного следовало одно: специальная терминология недоступна пониманию непосвященных.
— Сейчас я вам все объясню, — сказал Кристиан. — Надеюсь, профессор, у вас нет возражений?
Было совершенно очевидно, что возражения профессор имел. Его, видно, весьма раздражали визиты, особенно визиты таких невежд, как мы с Карлом-Юргеном. Он пожал плечами.
— Профессор объяснил все очень точно, — сказал Кристиан. — Попросту говоря, это означает, что из всех мыслимых и немыслимых удач на мою долю выпала самая крупная. Я легко ранен в легкое, и в плевру попало немного воздуха. Мне придется проваляться в постели недели две-три.
— Это означает, что не только на вашу долю, доктор Бакке, но и на долю еще трех-четырех человек выпала невероятная… г-мм… удача, как вы изволили выразиться. Судя по всему, пуля натолкнулась на какое-то препятствие. Может быть, у вас было что-то в нагрудном кармане? Иначе она легко могла бы поразить еще нескольких человек, стоявших перед вами.
— Пуля… — повторил я.
— Мы ее найдем, — сказал Карл-Юрген. — Вот уже час с лишним мои люди рыщут по Холменколлену. Ты же рассказал мне, где вы будете стоять, а Кристиан, который очухался раньше тебя, подробно описал мне это место.
— Убийца… — начал я.
— Это уже другой вопрос, — отрезал Карл-Юрген, и на лице его проступила ледяная решимость.
— Я совершенно не понимаю, зачем кому-то понадобилось поднять на вас руку, доктор Бакке, — сказал профессор.
И опять мой брат улыбнулся.
— Меня хотели убить потому, что я слишком много знаю.
— Что это за… как прикажете это понимать? — спросил профессор.
— Так и понимать, как сказано. — ответил я тоном проказника-мальчишки, каким себя в ту минуту и ощущал.
Профессор не удостоил меня даже взглядом.
— Желаю вам скорейшего выздоровления, доктор Бакке. Завтра я к вам загляну. Сегодня вечером дежурит, по-моему, сестра Карин.
Спустя минуту в дверях возникла улыбающаяся сестра.
Я чуть было снова не шлепнулся в обморок. Но на этот раз по куда более приятной причине. Сестра Карин была похожа на Софи Лорен — до того похожа, что казалось, перед нами стоит сама актриса в белом халате, который весьма шел к ее стройной фигуре.
Даже Кристиан на какое-то мгновение оцепенел. Потом он улыбнулся.
— Как видишь, Мартин… на каждом шагу меня ждут приятные неожиданности.
— Меня тоже, — сказал я. — Только не такие приятные. И потому они меня мало радуют.
Я сидел против Карла-Юргена в его кабинете.
Часы на Ратуше пробили шесть.
Во дворце уже готовятся к вручению призов: через несколько часов Бьерн Виркола получит свой кубок.
— Да, — повторил Карл-Юрген. — Слишком много он знает…
— Да, — отозвался я. — Кристиану что-то известно. И ему следовало бы все нам рассказать.
Карл-Юрген чертил карандашом черточки и кружочки.
— Я не убежден, что он знает что-то, но он, очевидно, что-то подозревает. И это напугало убийцу. Мартин! Встань!..
Я встал в полном недоумении.
— Повернись!
Я повернулся. Несколько секунд, показавшихся мне вечностью, я стоял спиной к Карлу-Юргену. Затем я снова повернулся к нему лицом.
— Что это еще за… — начал я.
— Мартин, я не уверен, что пуля предназначалась Кристиану. Конечно, это возможно. Но возможно также, что она предназначалась тебе. Раньше я просто не замечал, как вы похожи друг на друга… Слушай, Мартин! Ты должен оставить эту работу. Я пошлю в дом полковника Лунде одного из моих людей, и он будет дежурить там круглые сутки…
Ах так! Значит, сторожевой пес уже не годится. И его хотят заменить хорошо выученной овчаркой.
— Ни в коем случае, — заявил я. — Я обещал полковнику Лунде стеречь Викторию, и я сдержу свое слово.
— Это приказ, Мартин. Ты должен выбраться из этого дома. Скажи им что тебе угодно. Можешь сказать, что тебя отзывают в школу. Или что тебе надо навестить маму… все равно. Понял, Мартин? Это приказ!
Есть, кажется, в Уголовном кодексе статья, предусматривающая наказание за «сопротивление полиции»?
— Так точно! — сказал я.
В дверь постучали, и вошел человек в сером.
— Вот пуля, инспектор… мы ее нашли.
Он положил ее на стол перед Карлом-Юргеном. Крохотный, безобидный с виду металлический шарик. Но он должен был отнять жизнь у моего брата Кристиана.
Я не мог оторвать глаз от пули.
— Калибр? — спросил Карл-Юрген.
— 9 миллиметров, — сказал человек в сером.
— Спасибо.
Человек в сером вышел из кабинета.
Карл-Юрген поднялся, взял в шкафу толстую папку, вынул из нее кипу каких-то бумаг и начал листать.
— Что ты ищешь, Карл-Юрген?
— Хочу установить, какой револьвер у полковника Лунде.
