Эрл Гарднер - Дело о длинноногих манекенщицах
Тем самым вы становитесь соучастником преступления и обвиняетесь сокрытии доказательств. Мейсон снова покачал головой.
– Очень сожалею, сержант, но я говорю чистую правду.
– Ну хорошо же, я предупредил. Вы сами напрашиваетесь на неприятности. Умник!
С этими словами сержант резко развернулся и вышел из кабинета.
Убедившись, что Голкомб не собирается возвращаться, адвокат пристально посмотрел на свою секретаршу.
– Делла, ты отправилась за этой пулей?
– О Господи, шеф, – она сделала большие глаза, – с чего это вам взбрело в голову?
– Признавайся. По-моему, сержант Голкомб явился сюда, чтобы попугать нас.
– А если бы я взяла ее на память, это было бы серьезным нарушением?
– Это могло бы оказаться серьезным нарушением.
– А расскажи я вам все, вы могли бы попасть в очень неприятное положение, не так ли?
Мейсон с минуту размышлял, потом медленно произнес:
– Решай сама.
– Спасибо, – ответила Делла с наигранной скромностью.
Глава 13
Около половины третьего Делла Стрит вошла к адвокату и многозначительно произнесла:
– В приемной ждет младший.
– Гарвин?
– Он самый.
– Хочет меня видеть?
– Просто горит желанием.
– Как настроен?
– Судя по тому, как он держится, настроение не из лучших. Весь трясется от злости и чуть не лезет в драку.
– Тогда давай его сюда.
– Шеф, может, позвать Пола Дрейка или кого-нибудь из оперативников?
Мейсон покачал головой.
– Но молодой Гарвин – высокий и сильный мужчина, – настаивала Делла. – И вы сами понимаете, как это может отразиться на деле, которое вы ведете, если тут произойдет вульгарная потасовка.
– Проси, – повторил Мейсон, – надеюсь, он прислушается к голосу разума.
– Не похоже.
– Все-таки пригласи, постараемся все уладить. Если он увидит тут Дрейка, то подумает, что я боюсь. Это не годится. Я должен говорить с ним как мужчина с мужчиной – начистоту. Думаю, я смогу прочистить ему мозги.
– Ну и пожалуйста, – недовольно заметила Делла, – но мне это не нравится.
Через несколько секунд дверь широко распахнулась и молодой Гарвин буквально ворвался в кабинет.
– Что это вы вытворяете, Мейсон? – закричал он с порога.
– Присаживайтесь, – спокойно предложил адвокат, – и поговорим без эмоций. Прежде всего хотелось бы знать, из-за чего вы так кипятитесь?
– Мне тоже хотелось бы знать, ради чего вы пачкаете доброе имя моей жены?
– Я не понимаю, каким образом.
– Все понимают, а вы нет!
– В чем конкретно моя вина?
– По вашей милости она главная подозреваемая в деле об убийстве Джорджа Кассельмана.
– Каким образом?
– А таким. Это вы заставили меня передать Стефани Фолкнер этот проклятый револьвер. Черт возьми, Мейсон, я так это не оставлю… Я требую, чтобы вы дали отчет в своих поступках как адвокат и как мужчина. И смотрите… если ваши объяснения не покажутся мне убедительными! Я просто разобью вашу дурацкую башку, прежде чем выйду отсюда!
Мейсон бросил на молодого человека ледяной взгляд.
– И вы считаете, что многого этим добьетесь?
– Во всяком случае, я получу огромное удовольствие.
– Это может стоить вам сломанной челюсти, – холодно продолжал Мейсон. – Но вопрос в другом: что от этого выиграет ваша жена? Вы даете повод газетчикам для того, чтобы расписать… наши недоразумения.
– Они и так все распишут.
– Нет, не осмелятся. Они не осмелятся печатать живописные подробности, если вы не сообщите им главное, к чему они уж добавят все, что в голову взбредет. Так что прошу спокойно сесть в кресло и рассказать мне обо всем. Не согласны – будьте любезны убраться отсюда и не мешать мне расхлебывать эту кашу одному!
Гарвин шагнул было к столу адвоката, нерешительно остановился, заметив в глазах Мейсона холодный блеск, отступил в сторону и прислонился к углу его большого стола.
– Дон работала в Лас-Вегасе, – сказал он сердито, – была знакома с Кассельманом и…
– Как я понимаю, Дон – ваша жена?
– Да. Дон Джойс. Так вот, этот Кассельман со всеми искал знакомства. Девушкам, которые занимаются такой работой, как у Дон, всегда нужны истинные друзья. Туристы приезжают и уезжают… Каждый готов позариться на лакомый кусочек… Одно у них на уме. Кассельман был из местных. Он относился к ней хорошо, ну… и нравился ей.
– Они встречались?
– По-видимому.
– Она знала, что он здесь, в городе?
– Да. После того, как в газетах появилось сообщение о нашей женитьбе… Ну, Кассельман позвонил, просто из вежливости, и поздравил.
– В этом нет ничего плохого, – заметил Мейсон.
– Черт, дело в том, что полиция нашла в квартире Кассельмана записную книжку с номером телефона Дон и установила, что у Дон имеется номер его телефона.
– Больше ничего?
– Во вторник вечером, когда Кассельман был убит, – продолжал Гарвин, – мне нужно было уйти из дому, чтобы встретиться с одним оптовиком, у которого я собирался купить сразу двадцать машин. Его дела шли не блестяще, поэтому он решил продать свои машины, а вырученные деньги вложить в новое предприятие. Сделка для меня была выгодной, и я не хотел упускать этой возможности.
Вы условились о встрече?
– Да.
– В котором часу?
– Пусть это вас не волнует, – снова рассердился Гарвин. – У меня железное алиби.
– Револьвер взяли с собой?
– Нет. Он остался в ящике письменного стола.
– Ясно. А где в это время находилась ваша жена?
– Там, где полагается жене в такое время, – дома, ждала меня. Она, правда, дулась на меня за то, что в наш медовый месяц я бегаю по делам.
– Когда вы вернулись, она была дома?
– Разумеется.
– В котором часу вы вернулись?
– Примерно в десять. Точно не помню. Было довольно поздно.
– Все это время ваш револьвер лежал у вас в конторе?
– Да. Когда я отправился домой, то вынул его из ящика и взял с собой.
– А у вашей жены есть ключ от конторы? Гарвин заколебался.
– Так как же? – повторил свой вопрос Мейсон. – Есть или нет?
– К несчастью, есть. Но она им никогда не пользовалась. Бросьте, Мейсон. Повторяю – она сидела дома!
– Хорошо, пусть будет так.
– Вся загвоздка в том, что она не может это доказать.
– И не надо, – сказал Мейсон. – Тот, кто предъявит ей обвинение, пусть докажет, что ее не было дома.
– Да, это так, но есть одно осложнение…
– Какое?
– В тот вечер я звонил домой, но, видимо, набрал неправильный номер – никто не ответил…
– Совсем необязательно об этом сообщать кому-нибудь, – заметил адвокат.
– Это касалось нашей сделки. Понимаете, во время разговора с этим человеком понадобились кое-какие цифры касательно моих счетов. Они указаны в записной книжке, которую, как мне казалось, я прихватил с собой, но она осталась дома на туалетном столике.
Тогда вы позвонили жене?
– Да.
– Никто не ответил?
Гарвин молча кивнул, потом повторил:
– Скорее всего, попал не туда.
– Вы звонили только раз?
– Нет. Дважды.
– И опять никто не ответил?
– Никто.
– Сколько времени прошло между звонками?
– Минут пять – десять. Поймите, Мейсон, я переехал на эту квартиру всего две недели назад, так что легко мог перепутать цифры. Это однозначно, потому что Дон наверняка была дома. Она не из тех, кто способен лгать. У нее есть одна отличительная черта – всегда режет правду в глаза.
– Тот человек, с которым вы встречались, знал, что вы звоните домой?
– В том-то и дело, что знал, черт бы его побрал! Но он, конечно, не мог знать, что я ошибся номером.
– Но ведь вы набирали номер и вам никто не ответил?
– Вот именно.
– Выходит, тот человек был уверен в том, что вы звоните домой и никто не подходит к телефону?
– Да.
– Наверное, вы что-то сказали ему по поводу того, что жена не отвечает по телефону?
– По-моему, да.
– В котором часу вы звонили домой?
– Что-то около девяти.
– Когда вы ушли из дому?
– Меня не было весь вечер. Сначала пришлось показывать машину одному важному покупателю… потом проводили совещание… потом подвернулась возможность купить эту партию машин, и я помчался к этому парню, пока другие не опередили. По дороге остановился, чтобы перекусить. Взял бутерброд – вся моя еда за день. В принципе я собирался вернуться домой пораньше и отвести Дон в какое-нибудь приличное место пообедать.
– Но вернулись позднее, чем планировали?
– Да.
– И съели только этот бутерброд?
– Да.
– Вы предложили жене поехать куда-нибудь пообедать?
– Да.
– А что она?
– Она рассердилась на меня за то, что я не приехал к обеду и что занимаюсь делами больше, чем женой. Короче говоря, малость повздорили.
– Это все, что вы можете сообщить? – спросил Мейсон.
– Абсолютно все, кроме этой вашей тупоумной затеи выстрелить в мой стол… Теперь полицейские заявляют, что мой револьвер – орудие убийства. Но это совершенно невозможно! Просто смешно и нелепо! Чего доброго, теперь имя Дон попадет в газеты!
