Агата Кристи - Загадка Эндхауза
Мы нашли Ник в приветливой солнечной комнате. Она лежала на узкой железной кровати и казалась похожей на утомленного ребенка. Вид у нее был измученный, апатичный, лицо бледное, а глаза подозрительно покраснели.
— Как хорошо, что вы пришли, — равнодушно сказала она.
Пуаро взял ее руку в свои.
— Мужайтесь, мадемуазель. Жить всегда из-за чего-нибудь да стоит.
Ник испуганно посмотрела на Пуаро.
— Ох!
— Вы мне расскажете о том, что вас тревожило в последнее время, мадемуазель? Или я должен догадаться? И вы позволите выразить вам мое глубочайшее сочувствие?
Она вспыхнула.
— Так вы все знаете? Впрочем, теперь это безразлично. Все равно я его уже никогда больше не увижу.
У нее задрожал голос.
— Мужайтесь, мадемуазель.
— Ничего от него не осталось, от моего мужества. Все выдохлось за эти недели. Надеялась, надеялась, даже в последнее время, вопреки всему все равно надеялась…
Я ничего не мог понять.
— Пожалейте беднягу Гастингса, — заметил Пуаро. — Он ведь не знает, о чем мы говорим. Она взглянула на меня тоскливыми глазами.
— Майкл Сетон, летчик, — сказала она. — Мы были помолвлены…
Глава одиннадцатая
Мотив
Я был как громом поражен.
— Так вы об этом говорили? — спросил я, повернувшись к Пуаро.
— Да, мой друг. Я уже знал сегодня утром.
— Откуда? Как вы догадались? За завтраком вы вдруг сказали, что вас осенило.
— Так оно и было, мой друг. Я посмотрел на первую страницу газеты, вспомнил вчерашний разговор за обеденным столом и понял все.
Он снова повернулся к Ник.
— Так вы узнали еще вчера?
— Вчера. По радио Я сказала, что иду звонить. Мне хотелось выслушать новость одной, когда… если… — Она судорожно глотнула. — И я услышала…
— Я понимаю, понимаю. — Он взял ее за руку.
— Это был какой-то кошмар! А тут еще эти гости… Не знаю, как я выдержала. Я была как во сне. Делала все, что полагается, а сама словно видела себя со стороны. Это было такое странное чувство…
— Да, да, я понимаю.
— Ну, а потом, когда я пошла за пледом, я вдруг не выдержала и расплакалась. Я, правда, быстро взяла себя в руки. Тут еще Мегги что-то кричала мне о своем жакете. Потом она, наконец, взяла мою шаль и вышла, а я немного попудрилась и подрумянилась и тоже вышла. И увидела ее мертвую…
— Я понимаю, страшное потрясение.
— Да нет, не в этом дело! Я разозлилась! Мне было жаль, что это не я! Я хотела умереть — и на тебе, осталась жить, да еще, может быть, надолго. А Майкл умер — утонул где-то в Тихом океане.
— Бедное дитя.
— Я не хочу, вы слышите, не хочу жить! — крикнула она вне себя.
— Я знаю… знаю. Для каждого из нас приходит время, когда смерть кажется заманчивей жизни Но это проходит — и горе проходит, и грусть. Я понимаю, что вы сейчас не можете мне поверить. И незачем такому старику, как я, все это говорить. Пустые разговоры, все, что я говорю сейчас, — для вас пустые разговоры.
— Вы думаете, я забуду и выйду за кого-нибудь другого? Никогда!
Она сидела на кровати вся раскрасневшаяся, стиснув руки, и, право же, была необыкновенно хороша.
— Нет, что вы, — ласково ответил Пуаро. — Я ничего подобного не думаю Вам выпало большое счастье, мадемуазель. Вас полюбил отважный человек, герой. Как вы с ним познакомились?
— В Ле Туке, в сентябре прошлого года. Почти год тому назад.
— А ваша помолвка произошла…
— Вскоре после Рождества. Но мы должны были ее скрывать.
— Почему же?
— Из-за дяди Майкла, старого сэра Мэтью. Он любил птиц и ненавидел женщин.
— Но одно другому не мешает!
— Нет, я совсем не то хотела сказать. Просто он был большой чудак Считал, что женщины губят мужчин. А Майкл от него во всем зависел. Сэр Мэтью страшно гордился Майклом, дал ему денег на постройку «Альбатроса» и обещал покрыть все расходы, связанные с кругосветным перелетом. Этот перелет был их самой заветной мечтой — его и Майкла. В случае удачи сэр Мэтью обещал выполнить любое его желание. И даже если бы дядюшка заартачился, это было бы не так уж страшно. Майкл стал бы… ну, чем-то вроде мировой знаменитости, и рано или поздно дядюшке пришлось бы с ним помириться.
— Да, да, понятно.
— Но Майкл сказал: если что-то станет известно раньше времени, все пропало. Нам надо было держать нашу помолвку в строжайшей тайне. И я молчала. Никому ни слова не сказала, даже Фредди.
Пуаро застонал.
— Ну что вам стоило рассказать мне?
Ник удивленно посмотрела на него.
— А зачем? Какая же здесь связь с этими таинственными покушениями? Нет, я дала Майклу слово, и я его сдержала. Но что это была за мука — все время думать, волноваться, сходить с ума! И еще удивлялись, что я стала нервная! А я ничего не могла объяснить.
— Я понимаю.
— Он ведь уже один раз пропадал. Тогда он летел в Индию над пустыней. Это было ужасно, но потом все обошлось. Оказывается, у него что-то случилось с самолетом, но он все уладил и полетел дальше. И я все время убеждала себя, что и на этот раз все будет так же. Все говорили, что его нет в живых, а я твердила себе, что с ним ничего не случилось. И вот вчера…
У нее оборвался голос.
— Значит, вы до вчерашнего дня надеялись?..
— Не знаю. Скорее всего просто отказывалась верить. Самое ужасное, что ни с кем нельзя было поделиться.
— Воображаю себе. И вы ни разу не проговорились, ну, скажем, мадам Раис?
— По совести говоря, иногда чуть не срывалось с языка.
— А как по-вашему, она не догадывалась?
— Едва ли. — Ник задумалась. — Она ни разу ничего такого не сказала. Иногда, правда, намекала. Насчет того, что мы с ним очень подружились, ну, словом, в этом духе.
— А вам не пришло в голову все рассказать мадам Раис после смерти дядюшки мосье Сетона? Вы знаете, что он умер на прошлой неделе?
— Знаю. Ему делали операцию или что-то в этом роде. Тогда я, очевидно, могла бы рассказать кому угодно. Но это было бы довольно некрасиво, правда? Я хочу сказать, что это могло показаться хвастовством — именно сейчас, когда газеты только и пишут что о Майкле Сетоне. Слетятся репортеры, начнут брать интервью. Дешевая шумиха. И Майклу это было бы противно.
— Согласен с вами. Но я имел в виду, что вы могли бы, не объявив об этом публично, лишь поделиться с кем-нибудь из друзей.
— Одному человеку я намекнула, — сказала Ник. — Мне… я решила, что так будет честнее. Но я не знаю, насколько он меня понял.
Пуаро кивнул.
— Вы в хороших отношениях с вашим кузеном, мосье Вайзом? — спросил он, довольно неожиданно меняя тему.
— С Чарлзом? Что это вы о нем вспомнили?
— Да так, простое любопытство.
— Чарлз хорошо относится ко мне. Но он, конечно, страшный сухарь. Сидит здесь как гриб. Мне кажется, что он меня не одобряет.
— Ох, мадемуазель, мадемуазель! А я слыхал, что он у ваших ног.
— Ну, втюриться-то можно и в того, кого не одобряешь. Чарлзу кажется, что мой образ жизни достоин порицания. Он осуждает меня за коктейли, цвет лица, друзей, разговоры. Но в то же время он не в силах противиться моим чарам. Мне кажется, его не оставляет надежда перевоспитать меня.
Она помолчала, потом в ее глазах мелькнула чуть заметная искорка.
— А из кого же вы выкачивали местную информацию?
— Только не выдавайте меня, мадемуазель. Мы немного побеседовали с мадам Крофт, австралийской леди.
— Что ж, с ней приятно поболтать, когда есть время. Славная старушенция, но страшно сентиментальная Любовь, семья, дети… ну, вы понимаете, все в таком духе.
— Я тоже старомоден и сентиментален, мадемуазель.
— Да что вы! Я бы сказала, что из вас двоих сентиментален скорее капитан Гастингс.
Я побагровел от возмущения.
— Он в ярости, — заметил Пуаро, от души наслаждаясь моим замешательством. — Но вы не ошиблись, мадемуазель. Нет, не ошиблись.
— Ничего подобного, — сказал я сердито.
— Он превосходный, исключительный человек. Временами мне это страшно мешает.
— Не городите вздора, Пуаро.
— Начнем с того, что он нигде и ни в коем случае не хочет видеть зла, а если уж увидит, то не способен скрыть свое справедливое возмущение. У него редкая, прекрасная душа. И не вздумайте мне перечить, мой друг. Я знаю, что говорю.
— Вы оба были очень добры ко мне, — мягко сказала Ник.
— Ла, ла, мадемуазель. О чем тут говорить. Нам предстоит сделать гораздо больше. Так вот, пока что вы останетесь здесь, будете выполнять мои приказы и делать то, что я вам велю. Положение таково, что вы должны мне полностью повиноваться.
Ник устало вздохнула.
— Я сделаю все, что хотите. Мне все равно.
— Вы не будете некоторое время встречаться с друзьями.
— Ну что ж. Я никого не хочу видеть.
— Ваша роль будет пассивной, наша — активной. Ну, а теперь я вас покину, мадемуазель. Не стану мешать вашему горю.
Он направился к двери и, уже взявшись за ручку, обернулся и спросил:
— Между прочим, вы как-то говорили, что написали завещание. Где же оно?
