Эрл Гарднер - Дело счастливых ножек
— А, я понял… Да, у нее действительно хорошенькие ножки, и она любит закидывать одну на другую…
— Продолжай.
— Эта женщина предложила мне защищать интересы Маджери Клун. Мне показалось, что она как-то чрезмерно много знает. Говорила, что у доктора Дорэя ужасный характер; что доктор Дорэй ревновал к Пэт-тону, пока тот был в Кловердале, и что наконец Дорэй приехал сюда не помочь Маджери, а убить Пэттона.
— И ты позвонил Брэдбери? спросил Перри Мейсон.
— Да еще при этой высокомерной посетительнице. Я застал Брэдбери в его отеле, объяснил ситуацию и спросил, могу ли принять предложение. Сначала он был против; хотел, чтобы я работал только на него, а не на какую-то женщину. Она слышала наш с ним разговор и тут же вставила, что я могу все докладывать Брэдбери; а она, мол, хочет лишь удостовериться, что правосудие свершилось, и ей только за этим и надо быть в курсе событий.
— Ты передал это Брэдбери?
— Да.
Перри Мейсон задумчиво постукивал пальцами по стеклу, за которым проплывали яркие в ночной темноте огни. Вдруг он повернулся к Полу Дрейку.
— Это все объясняет, — сказал Мейсон.
— Объясняет что?
— Штрафной талончик на машине Дорэя… Так-так… Детектив с удивлением посмотрел на адвоката:
— Прости, но откуда ты узнал про этот самый талончик? Ты знаешь не хуже меня, что зачастую своими эффективными действиями полиция обязана осведомителям… Так кто тебе намекнул, что машина Дорэя была припаркована поблизости? По правде говоря, Перри, это единственная вещь, которую я скрыл от тебя. Та высокомерная особа сказала мне, что машина Дорэя находилась поблизости от места преступления, ее поставили напротив пожарного крана, за что и шлепнули на нее талончик…
— Скажи мне, этот автомобиль чем-нибудь интересен?
— Да. Это такое двухместное чудовище, напичканное Бог знает чем: и звукоприемники, и почему-то множество фар. Доктор Дорэй решил покрасоваться здесь на своем монстре. Ты знаешь, Кловердаль — маленький городок, и…
Перри Мейсон постучал по стеклянной перегородке, привлекая внимание водителя:
— Я здесь выйду. Пол, ты вернешься к себе в контору?
— Да.
— А эта особа там?
— Была там, когда ты звонил. Собиралась дождаться меня.
Таксист остановил машину и открыл дверцу.
— Слушай, Перри, — забубнил Пол, — мне ужасно жаль, что так получилось. Если это как-то изменит дело, я верну ей проклятые двести баксов и выставлю дамочку за дверь. Мне нужны деньги, но когда от них страдают наши отношения…
— Пол, — засмеялся Перри Мейсон, — если тебя действительно мучает совесть, можешь расплатиться за такси.
Он захлопнул дверцу и, когда машина свернула за угол, быстро зашагал к примеченному им ночному ресторанчику, с заметным в темноте указателем: «Телефоны». Он подошел к телефону и набрал номер.
— Расследовательское бюро, — ответил сильный женский голос.
— Кто сейчас работает?
— Мистер Сэмьюлс.
— Свяжите меня с ним. Это Мейсон, адвокат, он меня знает…
В трубке что-то протрещало, и послышался шелковый голос Сэмьюлса:
— Добрый вечер, адвокат. Чем мы сможем помочь вам?
— Мне нужно кое-что быстро выяснить. В сыскном агентстве Дрейка сидит женщина, она сейчас разговаривает с Полом Дрейком. Ей двадцать четыре — двадцать пять, без особых примет, с хорошей фигурой, брюнетка, черные глаза. Она скоро уйдет оттуда. Я хочу знать, куда она пойдет и что будет делать. Я хочу, чтобы вы не спускали с нее глаз ни днем, ни ночью. Возьмите столько ребят, сколько понадобится. О расходах не беспокойтесь. По почте никаких сведений не посылайте. Я сам буду звонить, когда мне понадобится. Чтобы никто об этом не знал! Начинайте!
Голос на другом конце провода быстро продиктовал кому-то:
— Двадцать четыре — двадцать пять, непримечательная, брюнетка, черные глаза. В офисе сыскного агентства Пола Дрейка…
— Действуйте, — сказал Перри Мейсон.
Он вышел на улицу, заметил зеленый свет проезжающего такси и махнул рукой:
— К «Джилрой-отелю», и поживее.
На улицах почти не было движения, и они довольно быстро добрались до места.
— Не уезжайте, вы мне еще понадобитесь. Если через десять минут не появлюсь, прогрейте машину.
Он вбежал в вестибюль, кивнул сонному швейцару и вошел в лифт.
— Десятый этаж, — бросил он служащему. Закрывая за собой дверь лифта, Перри Мейсон кратко спросил, как пройти к комнате 927. Служащий махнул рукой вдоль коридора. Адвокат нашел номер 927, прямо напротив него был 925-й. Он постучал туда. Дверь комнаты была из тонких деревянных пластин, поэтому Мейсон явственно расслышал скрип кровати. Он снова постучал. На этот раз кто-то зашлепал босыми ногами к двери, и сонный голос спросил:
— Кто там?
— Откройте, — грубо сказал Перри Мейсон.
— Что вам нужно?
— Мне необходимо с вами поговорить.
— О чем?
— Откройте, говорю.
В щели под дверью появилась светлая полоска: в комнате зажегся свет. Дверь открыл мужчина в пижаме, он с испугом всматривался в ночного посетителя шальными заспанными глазами.
Перри Мейсон подошел к окну, в котором на ветру колыхались занавески, закрыл его, оглядел комнату и указал на кровать:
— Ложитесь. Вы можете говорить и оттуда.
— Кто вы? — спросил мужчина.
— Я — Перри Мейсон, адвокат. Это вам что-то говорит?
— Да, я читал о вас.
— Вы ожидали моего прихода?
— Нет, зачем?
— Меня интересует, где вы были сегодня с семи часов вечера?
— Это касается вашей работы?
— Да.
— А почему вы интересуетесь этим?
— Думаю, вы знаете, — сказал Мейсон, внимательно в него всматриваясь, — что Тэльму Бэлл арестовали и обвинили в убийстве?
— Арестовали?!
— Да.
— Когда?
— Не так давно.
— Нет, я этого не знаю…
— Ваше имя — Джордж Санборн?
— Да.
— Этим вечером вы были с Тэльмой Бэлл?
— Да.
— Когда?
— Ну, где-то от семи пятнадцати — семи тридцати до девяти часов вечера.
— Где вы с ней расстались?
— У ее дома, на Ист-Фолкнер-стрит, «Сэнти-Джеймс», 962.
— Почему вы с ней расстались в такое детское, с точки зрения взрослых людей, время?
— Мы поссорились…
— Из-за чего?
— Не из-за чего, а из-за кого. Из-за человека по имени Фрэнк Пэттон.
— В убийстве которого она и обвиняется, — добавил Мейсон.
— Когда было совершено убийство? — спросил Санборн.
— Около восьми сорока.
— Она не могла это сделать?
— Вы уверены?
— Да.
— Вы можете доказать, что она была с вами?
— Думаю, да…
— Куда вы ходили? Что делали?
— Где-то в семь двадцать мы решили пойти в кино. Потом пошли в бар, посидели, поговорили, ну и тут началось… Мы немного выпили, и тут, к сожалению, я потерял всякое терпение… Я был так обозлен на Пэт-тона! Он ни о чем другом не думал, кроме как о ее теле! Она выиграла этот дурацкий конкурс, и Пэттон без конца твердил об этой куриной победе. Если его послушать, можно было ошалеть, словно ее ноги — единственная ценная деталь ее существа. Работая в кордебалете, позируя фотографам, без конца выставляя свои ножки для рекламы, она крутилась как заведенная, совсем не встречалась со мной…
— Из-за этого и была ссора?
— Да.
— И потом вы вернулись домой?
— Да.
— Вы знаете кого-нибудь в баре?
— Нет.
— Где находится бар?
— Я бы не хотел на это заведение накликать беду… Перри Мейсон невесело засмеялся.
— Вот уж об этом вы зря беспокоитесь, — сказал он. — Они всего лишь заурядные свидетели… А здесь серьезнейший случай, связанный с убийством. Где бар?
— На Сорок седьмой улице, прямо за углом Элл-стрит.
— Вы знаете швейцара?
— Да.
— Он может вспомнить вас?
— Думаю, да.
— Вы знаете официанта?
— Я не очень помню официанта…
— Вы выпили до того, как пришли туда?
— Нет.
— Что вы заказали?
— Коктейль.
— Какой?
— Не знаю. Просто коктейль.
— Какой коктейль? «Мартини, „Манхэттен“, „Хавайян“?..
— «Мартини».
— Оба пили «Мартини»?
— Да.
— Что потом?
— Потом взяли еще.
— Потом?
— Мы заказали сандвичи.
— Какие?
— С ветчиной.
— Вы оба ели их?
— Да.
— Потом?
— По-моему, взяли виски со льдом.
— Знаете какое?
— Знаю.
— Хлебное, шотландское, бурбонское?
— Хлебное.
— Оба это пили?
— Да.
— Имбирное пиво?
— Да.
— Оба пили?
— Да.
Перри Мейсон с чувством глубокого отвращения вздохнул. Он поднялся с кислой физиономией и покачался на носках.
— А у меня о вашем времяпрепровождении иная информация.
— Что вы имеете в виду? — оторопело воззрился Санборн.
— Очевидно, Тэльма Бэлл подготовила вас к расспросам перед тем, как я позвонил. Когда я представился доброхотом из «Эмердженси-хоспитал», вы отвечали хорошо. Но сейчас, честное слово, лжете, как школьник.
