Хью Пентикост - Замок Тэсдея
Питер раздумывал, зачем Кремер с Мартином сразу же спускаются на тропу, ведь до возвращения старика по меньшей мере еще часа три. Объяснение оказалось простым. Старенький «шевроле» Тэсдея стоял в помещении, примыкающем к кухне, видимо предназначавшемся для гаража гостиницы. Оно было рассчитано машин на двадцать. Сейчас там находились только машина старика и «ягуар» Питера. Кремер с Мартином забрались на заднее сиденье «шевроле» и легли, скрывшись из поля зрения. Таким образом Тэсдей мог перевезти бандитов через открытую лужайку, и их не заметят с воздуха или с земли. Они вылезут из машины ниже на тропе, уже под прикрытие густого леса.
Все наблюдали за отъездом через открытую в гараж дверь кухни. Мотор завелся без проблем. Старик обернул свое бородатое лицо, чтобы бросить последний взгляд на Эмили. Затем медленно вывел задним ходом машину из гаража на лужайку. Телиски закрыл внутреннюю дверь гаража и повернулся к Питеру с торчащим из-под мышки ружьем. Питер почти читал его мысли: Телиски раздумывал, не сможет ли он сразу же удовлетворить свою жажду расправиться с Питером.
— Иди к Джорджу, — приказал Труди Дюк Лонг.
— Слушай, Дюк, я не собираюсь торчать весь день с этим больным.
— Делай, что тебе приказал К.К., — сказал Дюк.
— Я хочу приготовить себе немного кофе, — заныла Труди и на мгновение встретилась умоляющим взглядом с Питером.
Он понял: девушка хочет ему сказать, что не сможет выяснить ничего об оружии, если весь день просидит взаперти с Джорджем. Но сейчас он ничем не мог ей помочь.
— Забирай свой кофе и отправляйся к Джорджу! — с угрозой повторил Дюк.
Она подошла к плите.
— Ручка горячая, — предупредила ее Эмили.
Девушка нашла ухватку и налила себе чашку.
— Не понимаю, почему именно я должна сидеть с этим вонючим подонком, — пробормотала она.
— Поторапливайся, — процедил Дюк.
Труди исчезла за дверью в дальнем конце кухни. Дюк перевел внимание на Питера и двух женщин, сидящих за столом. Он жадно уставился на Линду похожими на пуговки глазками.
— Будете вести себя спокойно, тогда мы тоже не будем шуметь, — сказал он.
— Только помни, что одноногий за мной, — предупредил его Телиски.
Приблизившись к плите, он налил себе еще кофе. Затем оба уселись в противоположном конце стола, положив перед собой оружие. Так могло продолжаться три часа подряд.
— Хотите еще что-нибудь съесть? — спросила Питера Эмили.
— Нет, благодарю вас.
Линда слегка повернулась на стуле. Дюк не сводил с нее пристального взгляда. Она должна была понимать, какая опасность ей грозит, по крайней мере от Дюка. Питер чувствовал странную теплоту по отношению к обеим женщинам и к Тэсдею. Да, чувство опасности заставляет объединяться прежде совершенно незнакомых людей в некое братство. Так было и на войне.
Питер посмотрел на Линду, которая старалась сохранять внешнее спокойствие. У девушки очень фотогеничное лицо: высокие скулы, белые пятна солнечного света на щеках, ясные серые глаза, которые наблюдали и делали выводы. Каким разочарованием оказался он для нее — беспомощный одноногий калека!
— Бедный Тэсдей, — неожиданно сказала Эмили. При всей ее полноте поза, в которой она сидела, не была лишена изящества. — Всю жизнь он прожил по определенным принципам, а в конце вынужден предавать все, во что верил, обманывать своих друзей, кланяться силе, которую ненавидит. Я все время думаю, что бы он стал делать, если бы здесь не было меня.
— И что бы он сделал? — спросила Линда.
Они разговаривали, не обращая внимания на присутствие Телиски и Дюка.
— Ну, тогда он нашел бы, как поступить, — сказала Эмили. — Мое присутствие не дает ему выбора.
— Я смотрю на вас и завидую, — сказала Линда.
Эмили удивленно подняла четко очерченные темные брови:
— Завидуете?
— Какой бы конец вас ни ждал сейчас, — сказала Линда, — вы прожили вместе такую долгую и такую счастливую жизнь! Не каждому так везет!
— А у вас есть мужчина там, в городке?
Линда покачала головой:
— Мужчина, которого я любила, погиб во Вьетнаме.
— Тогда вам повезло, — сказала Эмили. — Ох, простите! Разумеется, не потому, что вы его потеряли, а потому, что его нет в городке, иначе сейчас он сходил бы с ума при мысли о том, что с вами могло случиться. Тэсдей ведь не за себя боится. Он волнуется из-за меня, и это его убивает.
Линда так крепко стиснула край стола, что Питер увидел, как побелели ее ногти.
— Я стараюсь держаться так же спокойно, как и вы, Эмили.
Эмили перевела взгляд в сторону двух бандитов, прислушивающихся к их разговору.
— Мне кое-что в этом помогает, — сказала она. — Показать свой страх — значит доставить слишком большое удовольствие этим ублюдкам.
Телиски усмехнулся.
— Ты еще запросишь пощады, когда придет твое время, мамаша, — сказал он.
— Они жаждут этого, — кивнула на бандитов Эмили, — как детишки, которые ждут не дождутся своего дня рождения. Что с ними случилось, Стайлс? Что происходит с молодежью в наше время? Я знаю, что эти молодчики вообще без чести и совести, но, кажется, вся молодежь как будто что-то утратила. У них нет никаких моральных устоев, они ни о чем не мечтают — ничего того, что было у нас.
— Вероятно, Эмили, вас спрашивали о том же, когда вы работали в Париже моделью, — сказал Питер, — позируя художникам совершенно обнаженной и живя в грехе с Тэсдеем. И сейчас тоже спрашивают, что же случилось с молодым поколением.
— Вы говорите о нравах общества, — сказала Эмили. — Да, мы с Тэсдеем нарушали их, но он самый нежный и добрый человек, которых я когда-либо встречала. Он всегда ненавидел насилие. И как бы он ни нарушал установленные требования морали, он никому не причинял боли. А сегодня среди молодежи процветают жестокость и насилие. Они собираются в шайки, вместо того чтобы обрести свою индивидуальность. У них гораздо больше возможностей, чем было у нас, получить образование, работу, проявлять свои творческие наклонности. Но они не пользуются этими возможностями. Вы знаете, как они развлекаются? Разжигают костер из живых людей и любуются им! Они даже не сами это придумали, а вычитали где-то в газете и решили попробовать.
— Прекрати трепать языком, мамаша! — угрожающе произнес Телиски.
— Мне не так уж много осталось, парень! — резко заявила ему Эмили. — Ведь ты сидишь здесь с нацеленным на меня ружьем. Может, для меня единственное удовольствие теперь — это сказать тебе, что я думаю о тебе и твоих дружках.
— Предупреждаю, лучше заткнись!
— Было время, парень, когда я читала о таких монстрах, как ты, — продолжала тем не менее Эмили, — и жалела их. Можешь это представить? Я говорила себе, что у них не было нормального дома, родителей, которые бы их любили и беспокоились о том, что с ними станет. Я говорила себе, что ни одному из вас нечего ждать впереди. Вечная война, и бомбежки, и Бог знает что еще. Но ведь вот что интересно! Тэсдей тоже прошел через все это: он участвовал в Первой мировой войне, и во Второй, и, если бы у нас были дети, они воевали бы в Корее или во Вьетнаме или охраняли бы Берлинскую стену. А отец Тэсдея участвовал в войне американцев с испанцами, а его дед — в Гражданской войне. Всем приходилось жить во времена войны и бомбежек. Но ни одному из них и в голову не приходило искать развлечения в жестокости. У них было то, за что стоило бороться, и, когда они победили, они передали это вам, а вы — наплевали на это! Вы превратились во врагов, и, Боже мой, вы действительно враги! Но однажды всех доброхотов и извращенных теоретиков, которые твердят, что детей нужно воспитывать без строгой дисциплины, сметут, и вас навсегда вычеркнут из жизни. Может, Господь пошлет на нас новый потоп, он понимает, что мы должны начать все сначала.
— И этот потоп будет называться водородной бомбой, — заметил Питер.
Эмили резко опустила на стол чашку с кофе.
— Не уверена, что мне стало лучше после этого разговора, — сказала она, остановив взгляд на Телиски и Дюке. — Но не поймите меня превратно, ребята. Мне вас не жаль. Когда бы вы ни погибли, здесь, на горе, пытаясь вырваться на свободу, или позже, в газовой камере, если вам удастся сейчас сбежать, где бы я ни была, клянусь, вы услышите, как я громко пою аллилуйю.
Дюк тихо похлопал в ладоши.
— Жалко, мамаша, здесь нет сцены, где ты сыграла бы этот водевиль. Твой номер можно смело вставить в музыкальную комедию!
Но Телиски это не понравилось. С перекошенным от злобы лицом он рявкнул на Эмили:
— У тебя слишком болтливый рот, мать! Когда придет время, я с удовольствием заткну его!
— Может, парень, тебе хочется поделиться своими воспоминаниями о тяжелом детстве? — предположил Питер.
— Может быть! — в бешенстве заорал Телиски. — Может, я бы и рассказал тебе, почему мне не жалко тебя и того, что тебя ждет. Может, ты бы и выслушал, как получилось, что я ничего не уважаю, кроме своих мускулов, и как хорошо я могу обработать любую девчонку, которая встанет у меня на пути. Может, я мог бы научить эту ледышку, что сидит рядом с тобой, уважать меня! Все, что мы получаем от вас, умников, — это только болтовня. Разве вы что-нибудь сделали, чтобы создать для нас нормальную жизнь? Разговоры, болтовня и трепология — это все, что сделал старик за всю свою жизнь. Он сидел здесь и рисовал задницу своей старухи! Вы ничего не сделали для нас! Вы живете в своем уютном мирке и только покрикиваете на нас, чтобы мы знали свое место! Так вот, людям вроде меня это надоело, и мы взялись за дело — в городах, в деревнях и повсюду. И мы постараемся, чтобы перед смертью вам не было так весело и беззаботно, как вы привыкли жить, хотя даже это не примирит нас с местом, которое вы нам отвели в жизни. Хотел бы я иметь бомбу, о которой вы говорили. Уж я-то, черт возьми, знаю, что с ней делать!
