Дэвид Осборн - Убийство в долине Нейпы
Большая луна висела над Майакамскими горами. Подумалось: «Такая луна, говорят, к урожаю. Надеюсь, и мне — к добру». Однако сейчас ее бледный свет мог меня выдать, и поэтому, пересекая лужайку, я старалась держаться в тени, отбрасываемой эвкалиптами и оливами. Один дежурный полицейский похаживал возле патрульной машины, припаркованной у входа в монастырь. Второй полулежал на раскладном стуле под самой аркой. Они болтали и покуривали при свете, падавшем на них из патрульной машины. Оставалось лишь надеяться, что кроме этих двух других полицейских поблизости нет. Я старалась не ступать на покрытую гравием подъездную дорогу — камушки могли захрустеть у меня под ногами. Но в конце концов мне все-таки пришлось пересечь дорогу — иного пути не было. Не спуская глаз со стражей порядка, которые, к счастью, повернулись ко мне спинами, я вышла из спасительной тени и перебежала через дорогу так, что гравий лишь едва прошуршал. Теперь мне предстояло выйти на тропинку, ведущую к зданию со стороны виноградника, и через заднюю дверь разливочного цеха проникнуть в монастырь. Во время нашей с Брайантом экскурсии мы попали в монастырь именно таким путем. Я добралась до тропинки и, несмотря на всю мою осторожность, все же дважды споткнулась о виноградные корни, здесь и там выступавшие из земли. Неподалеку, примерно в ста метрах, смутно вырисовывался силуэт хозяйственного склада — темная громада в окружении виноградных кустов. Я испытывала сильное беспокойство, ибо знала, что именно там находится квартира Роланда Груннигена. Дважды мне померещились голоса сборщиков, живущих на первом этаже. От страха, что в темноте я могу на кого-нибудь наткнуться, меня пробирал озноб. Воображение рисовало встречу с убийцей, и я готова была отказаться от своей затеи и вернуться в дом.
Но так или иначе, в конце концов я добралась до двери и с облегчением вспомнила, что в ней нет замка, а только задвижка. Дверь, однако, чуть не расстроила мою затею. Поскольку ее годами не ремонтировали, она осела, и стоило мне ее отворить, как раздался скрежет дерева по каменному полу. Наверное, этот звук был не так уж и громок, но мне показалось, что все здание с грохотом рушится. Дважды я замирала на месте, едва дыша, будучи уверенной, что полицейские появятся здесь с минуты на минуту. К счастью, никто не появился. Тогда я толкнула дверь смелее, приоткрыла ее на фут и осторожно протиснулась внутрь.
Переступив порог, я оказалась в непроницаемой тьме. Однако когда глаза привыкли к темноте, я заметила маленькую красную точку, мигавшую довольно высоко слева от меня. Я подняла руку — замигал второй огонек, чуть подальше, справа. Я знала, что сенсорные датчики работают автономно, даже когда сигнализация отключена. Я продолжала стоять не дыша. Тишина. Ни звонков, ни сирен. А вдруг существует какое-то устройство, благодаря которому сигнал о моем вторжении в охраняемую зону уже поступил на некий полицейский монитор? Я ждала. Если это так, то наверняка те двое патрульных уже бегут сюда. Но прошла минута, возможно две, и я вздохнула с облегчением.
Конечно, меня беспокоило мерцание моего электрофонарика, но не могла же я себе позволить споткнуться об ящик с бутылками или по неосторожности сшибить бутылку с ленточного транспортера, который, как мне помнилось, тянулся через весь цех. Направив свет книзу, я благополучно прошла вдоль транспортера, хотя чуть не наткнулась на гору ящиков с пустыми бутылками. А затем рискнула и без света добралась до входа в лоджию. Дверь легко растворилась. Бог, видимо, услышал мою молитву, и по другую сторону двери никого не оказалось. В лоджии было темно хоть глаз выколи. Я оглянулась на залитый лунным светом монастырь — казалось, он не таил в себе никакой угрозы. В самом центре двора негромко лепетал фонтанчик, под аркой мерцали сигареты полицейских. Силуэты двух мужчин были по-прежнему видны на фоне освещенной кабины патрульной машины. До меня доносилось невнятное бормотание их радиоприемника.
Уверенная, что они не могут меня увидеть, я пробиралась по лоджии на ощупь, шаря рукою по стене, в надежде найти ручку двери, ведущей в главную контору. Я старалась действовать абсолютно бесшумно и слышала только тяжелые удары собственного сердца. Я подумала, что если моя рука вдруг коснется чей-то руки или тем более лица, то я онемею от ужаса и даже не завоплю. Наконец я ощутила под рукой гладкую полированную поверхность двери. Спокойно открыв ее, я проскользнула в холл, где была лестница, ведущая на второй этаж. Нащупала на стене выключатель, но свет зажигать не стала. Окон здесь не было, но если один из богноровских сыщиков отправится в обход, он обязательно заметит пробивающийся из-под двери свет.
Наверху, на втором этаже, дверь в контору, как я и предполагала, была заперта, но я открыла ее имевшимся у меня ключом, а потом заперла изнутри. Я решила начать с конторы Джона. Светя себе фонариком, я через приемную проникла в кабинет Джона. Окна выходили на виноградники и хозяйственные постройки, так что из главного дома эти окна не были видны. Я решила не упускать шанса, опустила занавески, захлопнула дверь и включила свет. Затем методично осмотрела и обшарила все выдвижные ящики письменного стола, полки с папками, книжный шкаф, кучу бумаг на столе. Маленький сейф не поддался моим усилиям, оставалось лишь надеяться, что его содержимое не представляет интереса.
Через двадцать минут я погасила свет в кабинете и пошла в секретариат, держа в руках два документа, которые, как я считала, могут оказаться полезными для меня. Один — завещание отца Джона, другой — свидетельство о расторжении брака с Хестер и решение суда о разделе имущества. От Брайанта и Лиз я уже отлично знала содержание этих документов, но все же, говорила я себе, возможно, где-то они покривили душой, а какую-то существенную информацию, о которой я понятия не имею, допустим касающуюся Брайанта, утаили. В секретариате стоял ксерокс. Я сняла копии с обоих документов, вернула оригиналы на место, а копии сложила и сунула поглубже в набедренный карман комбинезона.
Кабинет Хестер был заперт — им уже завладел Богнор. Я отправилась в кабинет Брайанта. Сначала я ничего не обнаружила, кроме перьев, карандашей и чистых блокнотов в ящиках письменного стола. Шкаф с папками тоже не содержал ничего интересного — какие-то юридические контракты, относящиеся к закупкам оборудования, найму персонала и продаже готовой продукции. В одном из выдвижных ящиков я наткнулась на налоговые ведомости за предыдущие годы, где значились соответственно и доходы «Аббатства». Я вынула два финансовых отчета — за нынешний и прошлый годы — и тоже сняла с них копии.
Положив документы обратно, я через секретариат прошла в кабинет, где днем беседовала с Груннигеном и Алисой Брукс. Это оказался кабинет Груннигена. Находилось в нем именно то, что и должно было быть в кабинете главного виноградаря винодельческого поместья. Масса бумаг, относящихся к деталям и подробностям — от посадок виноградной лозы до созревания грозди и ее исчезновения в жерле дробилки. Необходимость в постоянном присутствии специалиста по виноградарству, особенно в месяцы, предшествующие сбору урожая, была абсолютно очевидной. Поэтому я поинтересовалась заметками в настольном дневнике Груннигена. Оказалось, что за последние примерно шесть недель он провел немало времени вне «Аббатства», выезжая то в Сан-Франциско, то в Санта-Барбару. В остальном я не нашла ничего, заслуживающего особого интереса.
Время было уже совсем позднее — два часа ночи. Безмерно уставшая, измотанная до предела нервным напряжением, я решила миновать кабинет Алисы Брукс, оставив его до следующего раза. Но врожденная склонность доводить все начатое до конца заставила меня задержаться, хотя Алиса казалась настолько незначительной шестеренкой в аппарате «Аббатства», что к убийству она вряд ли могла иметь хоть какое-то отношение. Я закрыла за собой дверь ее кабинета, так же как я это делала в других кабинетах, и выглянула в окно. Я снова увидела темные очертания хозпостроек. Ни одно окно не светилось. Я опустила жалюзи, задернула шторы, включила настольную лампу и приступила к работе.
На столе лежали ежедневник, несколько деловых писем и папка с документами по маркетингу, находившемуся в ведении Алисы. Не найдя и в шкафу ничего интересного, я занялась содержимым выдвижных ящиков письменного стола. В одном из них находилась картотека, целиком посвященная семье владельцев. Здесь были карточки на Джона, Лиз, Брайанта, Лурину и Хестер — с первого взгляда было ясно, что это чисто биографические материалы для рекламы и прессы. В верхнем ящике лежали канцпринадлежности. В следующем — один лишь телефонный справочник. В самом нижнем ящике хранились личные вещи Алисы — косметика, щетка для волос и тому подобное.
Я уже собиралась было задвинуть этот ящик, когда на глаза мне попался уголок фотографии в рамке, выглядывавший из-под других вещей. Я вытащила фотографию. Размером она была пять на семь дюймов, глянцевая. Объектив запечатлел Алису и Груннигена в обнимку на пляже, оба — в купальных костюмах, голова Алисы доверчиво покоится на плече Груннигена. Насколько можно было понять, снято совсем недавно.
