Кейт Аткинсон - Чуть свет, с собакою вдвоем

Сама Трейси любила толстые книжки Джеки Коллинз[82]. Она бы никому не обмолвилась — это ее тайный порок, невыразимое удовольствие, как порнография (или «Дисней»). Ребенку подойдет едва ли, и Трейси на ходу сочинила сказку про бедную маленькую принцессу Кортни — у нее была злая мать, а потом ее спасла очень добрая мачеха. Трейси щедро подсыпала мифологической параферналии — прялок и гномов, — и, когда на ножку принцессы Кортни примеряли стеклянную туфельку, настоящая Кортни уже спала.

Трейси робко поцеловала ее в щеку. Девочка пахла мылом и свежим хлопком. Трейси не припоминала, целовала ли когда-нибудь ребенка, — маленький примитивный обитатель ее души поежился, будто снова переступил границу, нарушил закон природы. Она бы не слишком удивилась, если б случилось нечто грандиозное — небо раскололось, как яйцо, явился ангел, — и, когда ничего не произошло, Трейси вздохнула с облегчением. Словно достигла чего-то, хотя поди пойми чего же.

На первом этаже мигал автоответчик, хотя звонка вроде не было. Она послушала сообщение — а вдруг ей сейчас объявят об изгнании из рая? Подтверждаете ли вы, что держите у себя чужого ребенка? Дети — собственность, люди не любят, когда крадешь их вещи. Она годами следила за тем, чтоб никто ничего не крал. Поспать, поесть, защитить, повторить.

Слава богу, звонила всего-навсего Линда Паллистер, хотя неясно, с какой радости ей вдруг приспичило поговорить. Жуть нагоняет: только что Трейси подумывала звякнуть Линде — и Линда звонит сама. Она хоть раз сюда звонила? Что-то Трейси такого не припомнит. Сообщение и вовсе озадачивало. Трейси? Трейси? Я не знала, кому еще позвонить. Мне нужно поговорить с тобой. Кажется, у меня… проблемы. Какие проблемы могут быть у Линды Паллистер? И при чем тут Трейси? Длинная пауза, потом Линда заговорила опять — невнятно забормотала. Это про Кэрол Брейтуэйт. Помнишь Кэрол Брейтуэйт, Трейси? Меня тут про нее спрашивают. Позвони мне срочно, ладно? Пожалуйста.

Кэрол Брейтуэйт? — изумилась Трейси. После стольких лет? Линда звонит ей из-за Кэрол Брейтуэйт? Трейси убрала Кэрол Брейтуэйт в коробку, поставила коробку на полку в шкаф, закрыла дверцу и вот уже тридцать с лишним лет не открывала. А теперь Линда Паллистер хочет поговорить о Кэрол Брейтуэйт. Линда Паллистер, окрашенный гроб[83]. Линда Паллистер взмахнула рукой — и маленький ребенок испарился. Раз — и нету.

Прошлое есть прошлое, сказала себе Трейси, оно мертво, потеряно, а вот настоящее живо, здорово и спит в дальней спальне. А впрочем… можно перезвонить Линде и невзначай ввернуть: «Келли Кросс, Линда, у нее все дети пристроены, не знаешь?» Трейси позвонила — в трубке только длинные гудки. Вот и славно — у Трейси своих проблем выше крыши, не хватало взваливать на себя Линдино бремя. И однако же… Кэрол Брейтуэйт. Давненько Трейси о ней не вспоминала. Кошмарный был день. Бедный ребятенок.

Она достала из холодильника банку пива. Открыла, набрала номер Барри Крофорда. Бывший коллега ответил раздраженно — но иначе он и не разговаривал.

— Хотела спросить, Барри, — ты в последнее время не сталкивался с Келли Кросс?

— Девочка-развлекалочка? Давно в деле? Нет, я слишком высоко в пищевой цепи, мне донные отложения не попадаются. А что? По улицам соскучилась?

— Нет-нет, ничего особенного. А потерявшихся детей никто не заявлял?

— Детей? Я поспрошаю. Я не знаю, может, ты совсем с катушек съехала, но, вообще-то, ты уже не первый месяц на пенсии.

— Да-да.

Барри перезвонил почти сразу. Ничегошеньки, вообще ничего, никакие птенцы ни из каких гнезд не выпадали. Трейси слышала, как в трубке воет сирена, бубнят рации. Вот чертовня же — она и впрямь скучает.

— Ты где?

— В фургоне на вызове. В Мабгите в мусорном контейнере женский труп, — сказал Барри. — Рабочая лошадка.

— Как и все мы. А ты что там делаешь?

— Еду глянуть что и как. Дежурил, перехватил вызов.

— А расследование чье?

— Отдал Энди Миллеру, — ответил Барри. — Ты не знаешь. Выпусник-метеор. Очень блестящий.

А вот Барри не блещет. Юрский период. Как и Трейси. Окончил школу набитых шишек, защитил диплом в университете жизни.

— У меня новая девочка, вся из себя независимая. Из отдела по наркотикам и тяжким преступлениям. Джемма, забыл фамилию.

— Джемма Холройд. Пару месяцев назад стала инспектором. А чего ей следствие не отдал? Было бы у нее первое.

— Деве невинной? Нет уж, спасибочки.

— Она хороша, и она не девочка, Барри. Это называется «женщина».

— Она же вроде лесба?

— Они тоже женщины.

Да чего она прицепилась? Барри неисправим, таким выйдет на пенсию, таким же и умрет, вообще не понимая, как нынче обстоят дела. Его бы забросить обратно в семидесятые — отлично приспособится. Джин Хант без харизмы, Джек Риган без нравственного стержня[84].

— Ну и кто это сделал, по-твоему? — спросила Трейси. — Клиент небось?

— Ну а кто?

Наверняка Барри думает, что проститутки сами нарываются. Собственно, Трейси в курсе — именно так он и думает. «Шлюхи», — твердил он, и этой привычки из него не выбьешь, что ни говори. («Политкорректность? Со шлюхами? Я тебя умоляю».)

Вдруг накатило — вспомнила, как бесконечно возилась с каталожными карточками во времена Потрошителя. Неблагодарная работенка. Полицейских посылали записывать номера машин в квартале красных фонарей, вычисляли те, что приезжали регулярно, появлялись и в Брэдфорде, и в Лидсе, и в Манчестере. В том числе и машину Сатклиффа, ну еще бы — девять раз допрашивали, поводов придраться не нашли. Ошибка на ошибке. Трейси была наивная, не догадывалась, сколько мужчин ходят к проституткам, — тысячи, из всех слоев общества. Глазам своим не верила. Азартные игры, алкоголь, шлюхи — три столпа западной цивилизации.

До сих пор помнит, как впервые увидела проститутку. Двенадцать лет, в субботу пошла гулять по центру Лидса со школьной подругой Полин Барратт. Бургер в «Вимпи» считался вершиной утонченности, а макияж украдкой в туалете «Шофилдза» — подводка для глаз «Майнерз» — дерзким героизмом. Зашли на дневной сеанс, посмотрели «Что случилось с Беби Джейн?»[85] в старом «Одеоне», а потом в переулке где-то у вокзала, в туманной мути зимних сумерек, увидели страшную женщину. Она стояла в дверях — волосы, как у Майры Хиндли[86], мини-юбка, бедра в ямочках посинели от холода и побоев. Веки поблескивали зелеными тенями — Трейси представила себе змею.

— Шмара, — прошипела Полин, и они бежали в ужасе.

Трейси в жизни не встречала таких некрасивых женщин — вопрос о том, чего мальчики хотят от девочек, стал еще загадочнее. Вот мать Трейси, задавленная и консервативная, вот сама Трейси, двенадцатилетняя и невзрачная, — ясно, что им не тягаться с зеленоглазой женщиной в ночи.

— Уж я-то скучать не буду, — сказал Барри. — Торчишь на холоде, мертвых шлюх разглядываешь.

— На холоде? Ты же в фургоне.

Барри тяжело вздохнул и сказал — непонятно к чему:

— Теперь другая жизнь, Трейс.

— Ага. И она лучше. Что с тобой? Впервые в жизни экзистенциальный ужас?

Вряд ли стоило говорить такое человеку, который потерял внука, у которого дочь — овощ. («В стабильном вегетативном состоянии», — поправляла Барбара.) Может, Трейси и сама стабильна и вегетативна, порой думала она по утрам, особенно после пива накануне. Застой.

— Я скучаю по старым добрым временам.

— Они не были добрые, Барри. Хлам, а не времена.

Старые добрые времена. Ей привиделась мертвая кукриджская мадам в бархатном кресле «Городского варьете». Барри, вероятно, помнит, как ее звали, но такого удовольствия Трейси ему не доставит.

— Сколько тебе еще до пенсии?

Барри задержался в полиции дольше ее.

— Две недели. Потом в круиз. Карибское море. Барбара придумала. Черт его знает зачем. Ты-то небось радовалась, когда ушла?

— Нацист ли папа римский? — Трейси натужно хихикнула. — Была бы умнее — не тянула бы столько лет. — Врушка, врушка.

— Слыхала про Рекса Маршалла?

— Рухнул замертво на поле для гольфа. Туда и дорога, Бог не подмога.

— Ну не знаю, начальник он был неплохой, — возразил Барри.

— Может, для тебя.

— В субботу на похороны, значит, не пойдешь?

— Только если заплатят… Барри? Еще кое-что.

— Да всегда еще кое-что, Трейс. Потом умираешь, а потом ничего. Хотя, конечно, для этого и умирать не обязательно, — мрачно прибавил он.

— Мне Линда Паллистер оставила сообщение на автоответчике, — сказала Трейси.

— Линда Паллистер? Эта сбрендившая курица? — Барри не сдержал смешка. Смешок преобразился в глубокий недовольный вздох. Трейси понимала: от Линды Паллистер — к Хлое Паллистер, от Хлои — к Эми, а мысль об Эми заводит во тьму. — Чего ей надо? Что сказала?