Жорж Сименон - Тень на шторе
— А я все-таки нашел его в мусорном ящике, — сказал Мегрэ.
Свистящим голосом она сказала:
— Именно там! Теперь ты понял? Ты доволен? Ты еще раз потерял свой шанс, как ты его всегда упускал. По-моему, ты сделал это нарочно, боясь попасть в тюрьму. Но тебя все равно посадят! Ведь украл же ты! А украв, месье позволяет себе выбросить триста шестьдесят тысяч франков в Сену.
Ее вид пугал. Было ясно, что она сдерживалась слишком долго. Развязка наступила внезапно. Ее возбуждение было так велико, что она не успевала выговаривать слова и произносила какие-то нечленораздельные слоги.
Мартен стоял, понурив голову. Роль его была сыграна. Он самым жалким образом проиграл игру, за что его и упрекала жена.
— Месье, видите ли, решил украсть, но забывает на столе перчатку…
Госпожа Мартен, беспорядочно валя все в кучу, осыпала его упреками.
Мегрэ услышал за спиной тихий голос человека в бежевом пальто:
— Месяцами она показывала мне из окна на кабинет Куше… И попрекала тем, что я сделал ее несчастной, что я не способен прокормить жену. Я и отправился…
— Вы сказали ей, что идете к Куше?
— Нет! Но она прекрасно это знала. И ждала у окна…
— И вы, госпожа Мартен, видели из окна, что ваш муж забыл в кабинете перчатку?
— Я бы заметила даже визитную карточку! По-моему, он просто хотел меня разозлить…
— Тогда вы взяли револьвер и спустились вниз. Куше вернулся в кабинет, когда вы уже находились там. Он подумал, что это вы его обокрали.
— Да, он хотел меня задержать! Именно это он хотел сделать! Как будто не благодаря мне он разбогател! Кто же заботился о нем в самом начале, когда он даже не зарабатывал на хлеб с маслом? Все мужчины одинаковы.
Он даже упрекал меня в том, что я живу в доме, где располагается его фирма. Обвинял меня в том, что я делю с сыном деньги, которые он ему дает.
— И тут вы выстрелили?
— Он тоже хотел снять трубку, чтобы вызвать полицию!
— Потом вы пошли к мусорным ящикам. Под предлогом поисков ложки вы спрятали в мусоре револьвер. Кого вы тогда встретили?
— Этого старого дурака со второго этажа, — грубо ответила она.
— И больше никого? Я считал, что еще приходил ваш сын. У него больше не было денег.
— Ну и что же?
— Он пришел не к вам, а к отцу, не правда ли? Только вы не могли позволить ему пройти в кабинет, где он обнаружил бы труп. Вы оба стояли во дворе. Что же вы сказали Роже?
— Чтобы он уходил. Вам не понять материнского сердца.
— И он ушел. Тут вернулся ваш муж. Вы ни о чем с ним не говорили. Мартен думал о деньгах, которые он все-таки бросил в Сену, потому что по сути он жалкий, но порядочный человек.
— Жалкий, но порядочный! — повторила госпожа Мартен с неожиданным раздражением. — Ха-ха… А я? А я, что всегда была несчастной!
— Мартен не знает, кто убил. Он ложится спать. Проходит день, а вы ни о чем не спрашиваете. Но на следующую ночь вы встаете, чтобы обшарить его одежду.
Денег вы не находите. Он наблюдает за вами. Вы его расспрашиваете. Именно этот приступ ярости и слышала за дверью старая Матильда. Вы убили Куше зря! Этот идиот Мартен выбросил банкноты. Из трусости он швырнул целое состояние в воду. Поэтому вы и заболели.
У вас поднялась температура. Но Мартен, который не знает, что Куше убили вы, пошел сообщить эту новость Роже. А тот сразу все понял. Он ведь встретил вас во дворе… Вы не пустили его к отцу… Он думает, что я его подозреваю… Он полагает, что его арестуют, будут судить. А защищаться, не обвиняя собственную мать, он не может.
Возможно, он не вполне порядочный парень. Но, без сомнения, его образ жизни в чем-то простителен. Ему все опротивело. Опротивели женщины, с которыми он спит, наркотики. Монмартр, где он болтается без дела, и, кроме всего этого, опротивела семейная драма, о тайных причинах которой догадывается один он.
И Роже выбрасывается из окна!
Мартен прислонился к стене, закрыв лицо руками.
Однако его жена в упор смотрела на комиссара, словно ждала лишь того момента, когда она сможет вмешаться в его рассказ, в свою очередь возразить ему.
Тогда Мегрэ показал записку адвокатов:
— В мой последний приход Мартен так перепугался, что хотел признаться в краже. Но здесь были вы. Он видел вас через приоткрытую дверь. Вы делали ему какие-то энергичные знаки, и он промолчал… Разве не это раскрыло ему глаза на все? Он вас расспрашивает.
Вы признаетесь, что убили. Это вы прокричали ему в лицо! Вы убили из-за него, чтобы исправить его оплошность, убили из-за этой забытой на письменном столе перчатки! А раз вы убили, то, даже несмотря на завещание, вы не сможете получить наследство. «Ах, — думаете вы, — если бы только Мартен был настоящим мужчиной!» Пусть он уезжает за границу… Все подумают, что он — убийца. Полиция успокоится, а вы приедете к нему со своими миллионами… «Мой бедный Мартен, — сказали вы, — поезжай!»
И при этих словах Мегрэ сильно хлопнул Мартена по плечу, почти припечатав того к полу. Комиссар говорил глухим голосом, роняя слова как бы небрежно:
— Столько натворить бед ради этих денег! Убить Куше… Толкнуть Роже на самоубийство… И в последнюю минуту убедиться, что этих денег вам не видать! Вы сами уложили Мартену чемоданы. Очень аккуратно. Положили на несколько месяцев белья…
— Замолчите! — умолял Мартен.
Опять прокричала сумасшедшая. Мегрэ так резко дернул на себя дверь, что старая Матильда чуть не ввалилась в комнату.
Она убежала, испугавшись тона комиссара, и впервые действительно закрылась у себя, повернув в замке ключ.
Мегрэ в последний раз оглядел комнату. Мартен не смел пошевельнуться. Его жена, худая, с выступающими под ночной рубашкой лопатками, сидела на кровати, глядя на комиссара.
Она вдруг стала такой серьезной и спокойной, что Мегрэ с тревогой спросил себя, что еще может с ней произойти.
Он вспомнил о некоторых ее взглядах, движениях губ во время недавней сцены. И здесь одновременно с Мартеном он угадал, что с ней происходило.
Они уже не могли этому помешать. Все развертывалось помимо них, как в кошмарном сне.
Госпожа Мартен была очень худая. Черты ее лица становились все более болезненными. Что она разглядывала в тех местах комнаты, где находились самые привычные вещи?
Что она внимательно высматривала в комнате?
Лоб ее сморщился. На висках вспухли жилы.
— Мне страшно! — закричал Мартен.
Казалось, что госпожа Мартен в одиночку, напрягая все силы, стремится перебраться через неприступную гору. Раза два ее рука делала какой-то жест, словно пыталась что-то оттолкнуть от лица. Наконец она проглотила слюну и улыбнулась улыбкой человека, добившегося своей цели.
— Вы все придете ко мне просить денег. А я скажу своему адвокату, чтобы он вам их не давал.
Мартен дрожал с головы до ног. Он понял, что это не просто бред, вызванный лихорадкой.
Она сошла с ума, окончательно!
Мартен плакал. Он схватил руку жены и терся о нее лицом. Она его оттолкнула. На лице ее блуждала презрительно-торжествующая улыбка.
— Больше пяти франков не дам, — бормотала она. — Я достаточно страдала… мне…
— Я позвоню в больницу Святой Анны, — сказал Мегрэ.
— Вы считаете? Считаете, что нужно везти ее туда?
Неужели им двигала сила привычки? Мартен приходил в отчаяние при мысли, что ему придется покинуть свою квартиру, атмосферу попреков и ежедневных ссор, эту жалкую жизнь, эту женщину, которая все же — правда, уже не в этой, реальной жизни, в другой — обрела богатство.
Спустя несколько минут Мегрэ, не обращая ни на что внимания, шел по шумной улице. У него — это с ним случалось редко — страшно болела голова, и он зашел в аптеку принять таблетку.
Он ничего не замечал вокруг себя. К городскому шуму примешивались какие-то голоса, которые продолжали звучать в его голове.
Один образ затмевал все другие: госпожа Мартен, которая встает, поднимает с пола одежду мужа и ищет в ней деньги! И Мартен, который, лежа в постели, наблюдает за ней!
Испытующий взгляд жены!
«Я бросил их в Сену», — отвечает он.
Именно с этого мгновения что-то в ней надломилось.
Или, вернее, в ее мозгу всегда был какой-то сдвиг. Даже тогда, когда она жила в кондитерской лавке отца!
Только это не бросалось в глаза. Она была почти хорошенькой девушкой. Но никто не обращал внимания на ее слишком тонкие губы.
А Куше на ней женился!
Вдруг без всякого повода он подумал о Нине.
— Она не получит ничего! Ни копейки, — пробормотал он. — Завещание будет признано недействительным.
И госпожа Куше, урожденная Дормуа…
Полковник, должно быть, уже начал хлопотать. Это естественно: все достанется госпоже Куше! Все эти миллионы.
Ведь она женщина изысканная, умеющая блюсти приличия.
Мегрэ медленно поднялся по лестнице, открыл дверь своей квартиры на бульваре Ришар-Ленуар.
— Угадай, кто к нам приехал? — спросила жена.
Госпожа Мегрэ расставила на белой скатерти четыре прибора. Мегрэ заметил на буфете кувшин с мирабелевой настойкой.