Эллери Квин - Бюро расследований Квина
— Вы уверены, доктор Бернард, что это действительно четыре миллиона долларов, а не четыре сотни плодов старческого воображения?
Но доктор Бен развеял его сомнения. В сейфе конторы ростовщика нашли гроссбух, где перечислялись серийные номера десятитысячных купюр, которые подтвердили различные банки. А Ив добавила, что дядюшка Мэлакай часто упоминал о «тайнике с деньгами», утверждая, что никто его не найдет, хотя он находится в доме. Она и доктор Бен обыскали маленькое здание от полуподвала до крыши, но не нашли ничего, кроме паутины и клопов. Покраснев, Ив признала, что потеря была не полной, так как они обручились, после того как негодующая крыса в погребе отправила ее прямиком в объятия доктора Бена.
— Ладно, посмотрим, — сказал Эллери и отправился вместе с ними на Третью авеню.
Спустя шестнадцать часов он опустился на единственный стул дядюшки Мэлакая — украшенное кисточками красное плюшевое изделие из какого-то викторианского дома, — задумчиво посасывая палец. Удрученная Ив присела на кровать ростовщика, а доктор Бен — на стопку книг, втиснутую между собраниями сочинений Брета Гарта и Уилки Коллинза. Пламя газовой горелки весело плясало.
— Спрятать четыре сотни банкнот не так легко, если не…
— Если не разделить их, — с энтузиазмом подхватил доктор Бен. — Одну здесь, другую там. Четыреста разных тайников.
Ив покачала головой:
— Нет, Бен. Судя по намекам старика, я уверена, что он спрятал их в одном месте, свернув в рулон.
— По намекам, мисс Уоррен? — переспросил Эллери.
— Ну, по загадочным замечаниям насчет ключей и тому подобного… Он любил разные каламбуры и шутки…
— Значит, он оставил ключи?
— Подумай, Ив! — взмолился доктор Бен.
— Мы находились в этой комнате. Я читала ему…
— Читали — что? — резко осведомился Эллери.
— Что-то из Эдгара По… Ах да, «Украденное письмо». Дядюшка Мэлакай засмеялся и сказал…
— Пожалуйста, постарайтесь повторить слово в слово!
— Он сказал: «Ловкий плут этот Дюпен! Значит, письмо было спрятано на самом видном месте? Отлично! Вот тебе ключ к моему тайнику, Иви, и он в этой самой комнате — я имею в виду ключ, а не деньги. Он на самом видном месте, какое только можно представить!» Старик захохотал так громко, что я испугалась, как бы у него не начался сердечный приступ.
— Ключ на самом видном месте в этой комнате… Книги! Должно быть, он имел в виду одну из тысяч книг. Но какую? — Эллери посмотрел на Ив и вскочил со стула. — Вы сказали, каламбуры и шутки? Ну конечно… — Он начал шарить среди гор и долин книг, стопки которых падали, как оползни, и наконец, выудив искомую, раскрыл ее на одной из страниц и надолго углубился в чтение, что-то бормоча.
— Ну? — одновременно воскликнули Ив и доктор Бен, когда Эллери поднял голову.
— Сейчас я задам вам несколько вопросов. Пожалуйста, воздержитесь от усмешек и отвечайте так, будто от этого зависит ваше будущее — что соответствует действительности. — Эллери заглянул в страницу. — Есть в этом доме пальма в горшке?
— Пальма в горшке? — недоуменно переспросил доктор Бен.
— Нет, — ответила Ив, бросив сердитый взгляд на своего возлюбленного.
— Пальмы нет. А как насчет комнаты с люком в потолке?
— Нет.
— Среди предметов искусства внизу — керамики, статуэток, ваз — не припоминаете какую-нибудь в форме или с изображением собаки?
— Там есть синяя лошадь с отломанным… — начал доктор Бен.
— Нет, мистер Квин!
— Тогда луки и стрелы? Мишень для стрел? Картина или статуя лучника? Статуэтка Купидона? Зеленая дверь?
— Ничего подобного нет, мистер Квин.
Эллери снова заглянул в книгу.
— Часы?
— Целые дюжины! — отозвался доктор Бен.
— Но я обследовал все — и не обнаружил в них клада. Это решает дело. — Эллери, улыбаясь, поднялся. — Из всех шуток дядюшки Мэлакая остается только одна возможная.
— Какая? — в унисон осведомились наследники.
— Что собой представляет клад? — продолжал Эллери. — Четыре миллиона долларов. А ключом к нему служит книга. Среди тысяч книг в этой комнате имеется полное собрание сочинений О. Генри. Одна из самых знаменитых его книг называется «Четыре миллиона». — Эллери взмахнул томом. — Я не нашел в ней ничего постороннего. Значит, ключ в ее содержании. Откроем страницу с содержанием и посмотрим на названия рассказов. «Пальма Тобина» — поэтому я спросил о пальме в горшке. «Комната с люком в потолке»[48] — но такой здесь нет. «Воспоминания желтой собаки» — тут нет желтых собак. «Мамона и лучник»…[49] «Зеленая дверь»… «Халиф, Купидон и часы» — все не подходит. Среди рассказов остается лишь один, который может быть ключом Мэлакая к тайнику с деньгами. «Между раундами».[50]
— «Между раундами», — повторил доктор Бен, грызя ногти. — Что это может вам говорить? Мэлакай не был ни боксером, ни…
— Но он обожал каламбуры и был специалистом по сокрытию очевидного, — улыбнулся Эллери. — «Раунд» буквально означает «круг» — нечто круглое или сферическое по форме. Что в любой конторе ростовщика обладает сферической формой и достаточными размерами, чтобы скрывать четыре сотни банкнот? — Эллери подбежал к переднему окну. На торчащем снаружи ржавом железном выступе, обвиняюще указывающем на эстакаду над Третьей авеню, висела древняя эмблема профессии дядюшки Мэлакая. — Если вы найдете какой-нибудь подходящий инструмент, доктор, мы вскроем эти три позолоченных шара!
Отдел фокусов
СНЕЖОК В ИЮЛЕ
В шутливые минуты Бриллиантовый Джим Грейди любил отзываться о себе как о фокуснике — его претензии на это звание не оспаривал никто, а меньше всех полиция. Специальностью Грейди была кража драгоценностей под дулом пистолета — разновидность криминального водевиля, которую он возвысил до уровня подлинного искусства. Его ограбления демонстрировали чудеса предварительной информации, расчета времени, согласованных действий и обмана. Причем добыча, попав ему в руки, исчезала со скоростью света, более не появляясь в той форме, в какой изготовил ее ювелир.
Самым ловким трюком Грейди было оставаться вместе со своими помощниками за пределами тюрьмы. Он безжалостно тренировал свою маленькую труппу в умении держать физиономии в масках, руки в перчатках, а рты на замке во время пребывания на сцене. В его постановках редко случались оплошности, а если они происходили, то виновный артист исчезал.
Как вполне логично указывал Бриллиантовый Джим, никакой свидетель не сможет опознать отсутствующего недотепу.
Грейди мог бы до бесконечности коллекционировать чужие драгоценности, доводя до исступления полицию и страховые компании, но однажды он пересолил.
Чтобы объяснить это, необходимо заглянуть в любовную жизнь Бриллиантового Джима. Лизбет — стройная красавица, сверкающая, как любой экспонат его коллекции, — была его возлюбленной два года и десять месяцев. В преступном мире романтическая привязанность, длящаяся почти три года, эквивалентна эпической страсти, поэтому можно простить развившуюся у Лизбет иллюзию постоянства. К несчастью, у нее параллельно развивался аппетит к пицце и мороженому, что отрицательно сказывалось на фигуре. В результате, когда однажды ночью Грейди оценил изящную анатомию Мейбеллин — танцовщицы из клуба «Суахили», — для Лизбет все было кончено.
Человек из персонала Грейди — страдающий от безнадежной любви гранильщик, который мог обработать материал топором не хуже, чем алмазом, — сообщил Лизбет скверные новости из телефонной будки в мужской комнате «Суахили», покуда Бриллиантовый Джим готовился сопровождать Мейбеллин домой.
Лиз была возмущена изменой. При этом она понимала, что, если не скроется с максимальной скоростью, ее жизнь будет стоить не дороже самого дешевого браслета в ближайшей лавке безделушек. Она знала слишком много профессиональных секретов Бриллиантового Джима и даже места захоронения пары «недотеп».
Поэтому Лизбет едва хватило времени подобрать летнее норковое манто и горсть сувениров, оставшихся после финального визита Грейди, прежде чем самостоятельно сымпровизировать трюк с исчезновением.
После этого она стала самой популярной девушкой в городе. Все разыскивали ее — особенно полиция и Грейди, который не жалел денег за информацию. Но на сей раз деньги не помогли. Лизбет не было в Нью-Йорке. Она отправилась в Канаду, где, согласно всем фильмам студии «Ройал Нортвест», полицейские были неподкупными и девушка могла обратиться за помощью без всякого риска. Накинув норковое манто на пухлые плечи, Лизбет поехала на такси в ближайший полицейский участок, где потребовала защиту в обмен на обещание выступить свидетельницей, вернувшись домой. При этом она настояла, чтобы ее поместили в камеру, пока Монреаль свяжется с Нью-Йорком.
