Ричард Фримен - Поющие кости. Тайны дЭрбле (сборник)
— Да, сэр. За минуту до этого я встретил фермера. Не понимаю, как он мог не заметить этот кошелек.
— Вероятно, кошелька там просто не было. А изгородь там есть?
— Да, сэр, живая изгородь на невысоком валу.
— Ха! А теперь скажите, вы, случайно, не видели здесь кого-нибудь из ваших бывших подопечных? Проще говоря, какого-нибудь экс-заключенного, которому вы с Праттом чем-то насолили?
— Нет, сэр, клянусь. Но за Пратта не поручусь. У него редкая память на лица.
Торндайк на минуту задумался.
— А во время вашей службы были побеги?
— Только один раз. Сбежал заключенный по имени Доббс. Он прыгнул в море, когда был сильный туман, и считался утонувшим. Одежду его прибило к берегу, но тела так и не нашли. Потом о нем никто не слышал.
— Благодарю вас, Эллис. Вы не возражаете, если я возьму у вас отпечатки пальцев?
— О чем речь, сэр, — с готовностью согласился тот.
Потребовав штемпельную подушечку, Торндайк получил отпечатки пальцев подозреваемого и, сравнив их с теми, что были на футляре, не нашел между ними никакого сходства, после чего Эллис вернулся в камеру в чрезвычайно приподнятом настроении.
Сфотографировав отпечатки на футляре, мы отправились на станцию, забрав с собой негативы. Пока ждали поезд, Торндайк давал последние наставления инспектору.
— Учтите, что убийца мог вымыть руки, прежде чем показаться на публике. Осмотрите каждый пруд, канаву или ручей в окрестности: возможно, вы найдете там такие же следы, как и на аллее. А если найдете, исследуйте дно — возможно, он бросил нож в воду.
Фотографии, которые мы в тот же вечер доставили в Скотленд-Ярд, позволили опознать отпечатки: они принадлежали Фрэнсису Доббсу, бежавшему из тюрьмы. В Бейсфорд послали два его фото — в профиль и анфас — с подробным описанием примет. Спустя некоторое время личность подозреваемого была установлена — им оказался некий таинственный джентльмен, уже два года живший в Бейсфорде под именем Руфуса Пембе — ри. Однако найти его не удалось — ни в собственном уютном жилище, ни где-либо еще. Стало лишь известно, что на следующий день после убийства он обратил все свое движимое имущество в ценные бумаги на предъявителя, а затем бесследно исчез.
— Между нами говоря, он вполне заслуживает снисхождения, — заявил Торндайк, когда мы позже обсуждали раскрытое дело. — Это был явный шантаж, а убийство шантажиста, когда нет других способов защитить себя, вряд ли можно считать преступлением. Что касается Эллиса, то он в любом случае был бы оправдан, и Доббс-Пембери отлично об этом знал. Его бы судила выездная сессия суда присяжных, которая, как известно, собирается не чаще трех раз в год, а к этому времени все улики были бы утрачены. Надо отдать должное Доббсу — он весьма умен, решителен и находчив. И к тому же развеял миф о безошибочном чутье ищеек.
Часть III
ЭХО МЯТЕЖА
Глава 1
СМЕРТЬ НА МАЯКЕ
Существует мнение, что дети и животные обладают некими чудесными способностями, непостижимыми для разума взрослых и стоящими неизмеримо выше любых соображений, диктуемых здравым смыслом. Это суждение, объясняемое любовью к парадоксам и весьма популярное среди населения, в основном среди дам определенного круга, для миссис Томас Солли являлось непреложной истиной.
— Просто диву даешься, как они все понимают, эти малые дети и твари бессловесные, — рассуждала она. — А вот поди ж ты, все видят насквозь. Их не проведешь. Умеют отличить золото от грязи и сердца человеческие читают словно книжку. Чудеса, да и только. Видно, чутье у них такое.
Высказав этот бесценный перл философской мысли, она по локти погрузила руки в корыто с мыльной водой и с обожанием взглянула на своего постояльца, сидевшего у двери и державшего на колене толстого полуторагодовалого младенца.
На другом его колене примостилась красивая полосатая кошка.
Джеймс Браун, пожилой моряк, маленький и щуплый, имел вкрадчивые манеры, был учтив и слегка хитроват. Но, как все моряки, он любил детей и животных и умел располагать их к себе. Вот и сейчас, когда он сидел, перекатывая пустую трубку в беззубых деснах, младенец радостно улыбался и пускал слюни, а кошка, свернувшись пушистым клубком, мурлыкала и восторженно перебирала лапами, словно собиралась примерить новую пару перчаток.
— Должно, скучно вам будет на маяке, — предположила миссис Солли. — Трое мужчин и никого вокруг, даже поговорить не с кем. Господи, представляю, какой там кавардак, без женщин. Некому присмотреть и навести порядок. Да и делать весь день, поди, нечего. Темнеет ведь сейчас поздно. Ума не приложу, как вы там станете коротать время.
— Да у меня будет много дел, — возразил Браун. — Лампы и стекла почистить да помыть, решетки покрасить. Кстати, мне уже пора, — добавил он, оглянувшись на часы. — В половине одиннадцатого начнется прилив, а сейчас уже восемь.
Поняв намек, миссис Солли начала торопливо вытаскивать из воды белье, скручивая его в короткие жгуты. Потом, вытерев руки о фартук, забрала у Брауна протестующего малыша.
— Комната всегда наготове, мистер Браун. Можете приходить, когда наступит ваш черед отдыхать. Мы с Томом будем только рады.
— Спасибо, миссис Солли, — ответил Браун, осторожно спустив кошку на пол. — А я пуще вашего буду рад.
Он приветливо пожал хозяйке руку, поцеловал младенца, потрепал кошку под подбородком и, закинув на плечо сундучок, вышел из дома.
Его путь лежал через болота, и, подобно кораблям в море, он прокладывал свой курс, ориентируясь по двум церковным шпилям Рекалвера, маячившим на берегу. Кудрявые овцы Тома Солли провожали его бессмысленными взглядами, напутственно блея. Дойдя до ворот шлюза, он остановился и посмотрел на прекрасный кентский пейзаж: серую колокольню церкви Святого Николая у Брода, возвышавшуюся над кронами деревьев, мельницу в Сарре с медленно вращающимися крыльями под летним ветерком; одинокий сельский дом, где впервые в своей бурной жизни он познал простые радости мирного домашнего бытия. Но с ними пока придется распрощаться — впереди высился маяк. Чуть вздохнув, Браун прошел через ворота и двинулся в сторону Рекалвера.
На побеленном здании с черными трубами старшина береговой охраны устанавливал флагшток. Он весело приветствовал подошедшего Брауна.
— Явился, весь разодетый как на парад. Но у нас тут кое-какие проблемы. Утром пришлось плыть в Уайтстебл, так что я не смогу дать тебе лодку и провожатого.
— Мне что, добираться туда вплавь?
— Ну, не при таком же параде, старина, — улыбнулся старшина. — Есть еще лодка старого Уиллета. Он сегодня собирался в Минстер, чтобы повидать дочку, и разрешил нам попользоваться его посудиной. Но провожатого у меня нет, а за лодку я отвечаю.
— Ну и что с того? — усмехнулся Браун с непоколебимым апломбом моряка, уверенного в своей способности управлять парусной лодкой. — Думаешь, я не справлюсь с этим корытом? Я ходил в море еще десятилетним юнцом.
— Ну, ладно, а кто пригонит ее назад?
— Тот парень, которого я сменю. Ему тоже не с руки возвращаться вплавь.
Старшина направил подзорную трубу на проплывавшую баржу.
— Ладно, черт с тобой. Плохо, конечно, без провожатого. Но если ты ручаешься, что она вернется, так и быть, бери. Пойдем столкнем ее в воду. Время-то уже подпирает.
Взяв на подмогу двух своих сослуживцев, старшина отправился на берег, где лежала лодка Уиллета «Эмили». Это была дубовая гребная плоскодонка с просмоленным днищем и двумя парусами. Рассчитана она была на четверых, и, толкая ее по мягкому известняку, охранники обсуждали, не выкинуть ли балласт. Наконец лодку стащили к кромке воды, и пока Браун устанавливал мачту, старшина давал ему последние наставления:
— Тебе надо воспользоваться приливом. Правь к северо-востоку, и северо-западный бриз подгонит тебя как раз к маяку. Только смотри, не слишком отклоняйся к востоку, а то отлив утащит тебя в море.
Но Браун, натягивающий паруса, оставил этот инструктаж без внимания. Наконец вокруг лодки запенилась приливная волна, и Браун, выставив весло, энергично оттолкнул ее от берега и, закрепив руль, сел и завел главный шкот на кнехт.
— Ну вот, и этот закрепляет шкот. Прямо руки у них чешутся, — проворчал старшина, хотя сам всегда поступал точно так же. — А потом лодки опрокидываются. Дай-то бог, чтобы старина Уил- лет заполучил свою посудину обратно
Он немного постоял, глядя, как удаляющаяся лодка скользит по воде, и пошел обратно на пункт.
На юго-западной оконечности отмели Геддер на длинных винтовых сваях стоял маяк, похожий на большую неуклюжую цаплю. Было время максимального прилива, и вода покрыла даже самые высокие подводные камни. Маяк одиноко возвышался над неподвижной гладью моря подобно судну, попавшему в штиль.
