Агата Кристи - Убийство Роджера Экройда

– А булавку с изумрудом величиной с голубиное яйцо он ему подарил? – спросил я с издевкой.

– Об этом он ничего не говорил, а что?

– Ничего. Просто мне казалось, что так принято. Так, во всяком случае, бывает в детективных романах: у суперсыщика вся комната непременно усыпана рубинами, жемчужинами и изумрудами, полученными от благодарных клиентов королевской крови.

– Во всяком случае, очень интересно было слушать из его уст то, что рассказывается только в кулуарах, – самодовольно заметила моя сестра.

Я не мог не восхититься проницательностью месье Пуаро, который безошибочно выбрал из своей практики случай наиболее интересный для старой девы, живущей в деревне.

– А сообщил он тебе, действительно ли эта танцовщица – великая княжна? – осведомился я.

– Он не имел права, – внушительно ответила Каролина.

– И теперь, – заметил я, – он тебя купил на корню.

– Не будь вульгарен, Джеймс! Где ты набираешься подобных выражений?

– Скорее всего, от единственного звена, соединяющего меня с миром, – от моих пациентов. К сожалению, среди них нет особ королевской крови и таинственных танцовщиц.

– Ты стал очень раздражителен, Джеймс. Печень, верно, не в порядке. Прими-ка вечером пилюли.

Увидав меня в домашней обстановке, вы нипочем не догадались бы, что я – врач. Назначением всех лекарств – и себе и мне – занимается Каролина.

– К черту печень, – сказал я с досадой.

– А об убийстве Экройда вы что ж, не говорили совсем?

– Ну, разумеется, говорили, Джеймс. О чем еще у нас сейчас можно говорить? Мне удалось вправить месье Пуаро мозги по некоторым пунктам, и он был очень мне признателен. Сказал, что я – прирожденный детектив и у меня поразительная интуиция по части психических особенностей человеческой натуры. – Каролина была в эту минуту до удивления похожа на кошку, всласть налакавшуюся сливок. Казалось, она вот-вот замурлычет.

– Он очень много говорил о маленьких серых клеточках мозга и о том, как она работают. У него самого, сказал он, они в превосходном состоянии.

– Ну, еще бы, – ядовито заметил я. – Излишней скромностью он безусловно не страдает.

– Не люблю, когда ты говоришь пошлости, Джеймс. Месье Пуаро считает так: нужно как можно скорее разыскать Ральфа и убедить его, что он должен пойти и дать показания. Его исчезновение может произвести очень неблагоприятное впечатление на судебное расследование, говорит Пуаро.

– А ты ему что на это сказала?

– Я признала, что он прав, – важно отвечала Каролина. – И со своей стороны сообщила ему, какие здесь уже пошли толки.

– Каролина, – спросил я резко, – ты рассказала месье Пуаро о том, что ты тогда подслушала в лесу?

– Конечно рассказала, – с довольным видом объявила Каролина.

Я вскочил и зашагал из угла в угол.

– Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что ты творишь? – воскликнул я. – Ты затягиваешь петлю на шее у Ральфа Пейтена, это же ясно, как белый день!

– Вовсе нет, – невозмутимо возразила Каролина. – Я очень удивилась, узнав, что ты не рассказал ему этого сам.

– Я сознательно не обмолвился об этом ни словом. Я очень привязан к Ральфу.

– Я тоже. Потому и считаю, что ты городишь чепуху. Я не верю, что это дело рук Ральфа, и, значит, правда никак не может ему повредить, и мы должны оказывать месье Пуаро всяческую помощь. Ну, подумай сам, ведь возможно, что в тот вечер Ральф был с этой самой девушкой, и тогда у него прекрасное алиби.

– Если у него прекрасное алиби, – возразил я, – тогда почему он не явится и не докажет это?

– Возможно, боится скомпрометировать девушку, – глубокомысленно заметила Каролина.

– Но если месье Пуаро удастся добраться до нее, он разъяснит ей, что это ее долг – прийти и очистить Ральфа от подозрений.

– Я вижу, ты уже сочинила целую романтическую небылицу. Ты просто начиталась разной дряни, Каролина. Я тебе давно это говорил. – Я снова сел.

– Пуаро тебя еще о чем-нибудь спрашивал?

– Только о пациентах, которые были у тебя на приеме в то утро: сколько их и кто они?

– И ты смогла ему на это ответить?

Каролина превосходит всякое вероятие.

– А почему бы нет? – горделиво ответила моя сестра. – Мне из окна виден вход в приемную. И у меня превосходная память, гораздо лучше твоей.

– Да, куда уж мне, – пробормотал я машинально. Моя сестра продолжала, загибая пальцы:

– Старуха Беннет – раз, мальчик с фермы, нарыв на пальце, – два, Долли Грейвс, с занозой, – три, этот американец, стюард с трансатлантического парохода, – четыре… Да, еще Джордж Эванс, со своей язвой, и наконец… – Многозначительная пауза.

– Ну?

Каролина закончила с торжеством, в лучшем стиле, прошипев, как змея, благо лишних «с» у нее всегда с избытком в запасе:

– Мисс Рассэл!

– Не понимаю, – сказал я лживо, – что у тебя на уме? Почему бы мисс Рассэл и не зайти показать мне больное колено?

– Чушь! Колено! – изрекла Каролина. – Как бы не так! Не то ей было нужно. – Каролина откинулась на спинку стула и многозначительно поглядела на меня, а когда Каролина многозначительно смотрит на вас – от этого никуда не деться…

– А что же? – спросил я.

Каролина вынуждена была признаться, что это ей неизвестно.

– Но ему-то – я хочу сказать – месье Пуаро – известно. Он видит, что эта женщина себе на уме. Она подозрительна.

– И, понимающе покачав головой, Каролина собрала вязанье и отправилась наверх – облачиться к обеду в лиловую шелковую блузку.

Я смотрел на огонь и обдумывал слова Каролины. Действительно ли Пуаро приходил узнать о мисс Рассэл или это были обычные фантазии Каролины? В то утро, во всяком случае, в поведении мисс Рассэл не было ничего подозрительного. Хотя… Я вспомнил, как она расспрашивала о наркотиках, а потом перевела разговор на яды. Но при чем это? Экройд же не был отравлен. И все-таки странно…

Сверху донесся голос Каролины:

– Джеймс, ты опаздываешь к столу!

Я подбросил угля в камин и покорно поднялся по лестнице: мир в доме дороже всего.

12. За столом

Судебное расследование происходило в понедельник. Я не собирался описывать его подробно – это было бы повторением изложенного. По договоренности с полицией процедура была сведена к минимуму. Я дал показания о причине смерти и примерном времени, когда она могла наступить. Судья выразил сожаление по поводу отсутствия Ральфа Пейтена, но особенно этого не подчеркивал. Потом Пуаро и я имели короткую беседу с инспектором Рэгланом. Инспектор был настроен мрачно.

– Скверно, мистер Пуаро, – сказал он. – Я пытаюсь быть объективным. Я здешний, часто встречался с капитаном Пейтеном в Кранчестере и был бы рад, если бы он оказался невиновен, но дело выглядит скверно, что ни говори. Если он ни в чем не виноват, почему он скрывается? Против него имеются улики, но ведь он мог бы дать объяснения. Почему он их не дает?

За словами инспектора крылось гораздо большее, чем я знал в то время. Приметы Ральфа были сообщены во все порты и железнодорожные станции Англии. Полиция была начеку. Его дом в Лондоне находился под наблюдением, так же как и те дома, которые он имел обыкновение посещать. Трудно было предположить, что Ральфу удастся ускользнуть при таких обстоятельствах. При нем не было багажа и, как известно, не было и денег.

– Я не нашел никого, – продолжал инспектор, – кто видел бы Ральфа на станции в тот вечер, хотя тут его все знают и не могли бы не заметить. Из Ливерпуля тоже ничего нет.

– Вы думаете, он отправился в Ливерпуль? – спросил Пуаро.

– Не исключено. Звонок со станции за три минуты до отхода ливерпульского экспресса должен же что-нибудь означать?

– Да, если он не был сделан с целью сбить нас с толку.

– Это мысль! – с жаром воскликнул инспектор.

– Вы так объясняете этот звонок?

– Мой друг, – серьезно сказал Пуаро, – я не знаю. Но вот что я думаю: разгадав этот звонок, мы разгадаем убийство.

– Вы и раньше это говорили.

Я с любопытством посмотрел на Пуаро. Он кивнул.

– Снова и снова возвращаюсь я к этому звонку, – буркнул он.

– А мне разговоры о звонке кажутся нелепыми, – сказал я.

– Я бы не стал заходить так далеко, – запротестовал инспектор, – но должен признаться, что, по-моему, месье Пуаро придает чрезмерное значение этому звонку. У нас есть данные поинтереснее – отпечатки пальцев на кинжале, например.

В речи Пуаро вдруг резко проявился иностранец, как это случалось с ним всякий раз, когда он волновался.

– Месье инспектор, – сказал он, – берегитесь тупой… Comment dire «Как это говорится? (Франц.)»? – маленькой улицы, которая никуда не ведет.

Инспектор Рэглан уставился на него в недоумении, но я был догадливее.

– Тупика, хотите вы сказать?

– Да, да, тупой улицы, которая никуда не ведет. Эти отпечатки – они тоже могут никуда не вести.

– Не вижу, как это может быть, – ответил инспектор.

– Вы намекаете, что они фальшивые? Я о таких случаях читал, хотя на практике с этим не сталкивался. Но фальшивые или настоящие – они все-таки должны нас куда-нибудь привести!