Мэри Лондон - Убийство в масонской ложе
— Как же вас понять, если вы до сих пор не назвали по имени ни одного из тех, кто частенько навещал хозяйку в отсутствие хозяина… — заметил сэр Малькольм.
— К ней хаживал господин Энтони Хиклс… Симпатичный такой, элегантный мужчина. Всегда давал мне на чай. Потом, был какой-то господин Вогэм. Правда, этот мне совсем не нравится. Он всегда приходит с цветами, а, когда уходит, на меня даже не глядит. Но я-то знаю, хозяйкин любимчик сюда не ходит. Она сама звонит ему, ну и конечно… Как тут не услышишь…
— И как же зовут того, кому звонит хозяйка?
— Белсон — вот как. Скажу по секрету, у них большая любовь… Она с ним так любезничает, ну просто ах! А еще они все время говорят про деньги.
— Может, его зовут Бронсон? — спросил сэр Малькольм, разом обратившись в слух. — А имя?
— Сирил. Она все время называет его то «дорогим Сирилом», то «малышом Сирилом». Как тут не запомнить.
— Точно, именно так зовут Бронсона. Досточтимый Дин называл его имя, когда мы были у него дома, — припомнил сэр Малькольм.
Форбс, в очередной раз поразившись памяти благородного сыщика, даже не счел нужным заглянуть в свой блокнот в мягкой обложке. Хотя записывал туда все, что говорилось при нем во время дознания. Но эту подробность он не отметил.
— Не он ли часом управляющий банком, и разве госпожа Ливингстон не говорила, что никогда не встречала его до того злополучного вечера в ложе? — спросил он.
— Она еще говорила, что муж сравнивал его с добрым, верным псом… — заметил сэр Малькольм. — И уверяла, будто не знает, что он масон. То-то и удивительно. Скажите, однако, мисс Прентис, а имя Кертни вам что-нибудь говорит?
— Кертни? Кажется, да… По-моему, он был другом хозяина. Одним из самых близких, я хочу сказать… Хотя подружились они не так давно. Погодите, он оставил свою визитную карточку. Она, наверно, все еще лежит в вазе при входе.
Девица быстро порылась в фарфоровой вазочке в форме раковины, стоявшей на круглом одноногом столике, извлекла оттуда визитную карточку и с гордостью протянула ее сэру Малькольму. На карточке значилось: «Джон С. Кертни. Эксперт-поверенный. 27, Томбридж-стрит. Лондон».
— Эксперт-поверенный! — воскликнул Форбс, глянув в свою очередь на карточку.
— Ну хорошо, мисс Прентис, благодарю, — быстро проговорил благородный сыщик. — Вы нам очень помогли. Едем в «Ливингстон-Банк»!
Как и все ведущие инвестиционные банки, он располагался в Сити. Это было изящное серое здание — судя по всему, XIX века. Наши друзья попросили о встрече с управляющим. Сирил Бронсон заставил себя ждать не меньше четверти часа. Наконец он появился — коротконогий, с не очень приятным лицом и короткими, стриженными под расческу волосами. Неужели госпожа Ливингстон, эта пылкая красотка, могла увлечься таким коротышкой? В нем угадывался дотошный бухгалтер, второразрядный клерк, непомерно гордый тем, что сумел возрасти до директорской должности.
— Господа, — важно произнес он, — кажется, я вас узнаю… Прошу ко мне в кабинет, проходите.
На двери кабинета, куда они вошли, все еще висела табличка: «Джон Ливингстон».
Коротышка уселся в черное кожаное кресло, где прежде, верно, сиживал его ныне покойный патрон, а обоих посетителей так и оставил стоять. Устроившись в удобной позе, он сцепил пальцы и осведомился:
— Чем могу, господа?
— Господин Бронсон, мы будем откровенны, — начал сэр Малькольм. — Вы давно знаете госпожу Элизабет Ливингстон?
— Супругу покойного Джона Ливингстона? Я увидел ее первый раз в тот вечер в храме святого Патрика. Да-да, в тот самый печальный вечер.
— А раньше вы никогда с ней не встречались? Даже на светских вечерах?
— Насколько помню, нет.
— Но вы общались по телефону…
— Госпожа Ливингстон сама мне звонила. А я — никогда.
— Зачем же она звонила?
— По денежным вопросам. Она женщина расточительная. Впрочем, сказать по правде, ей это позволительно.
— А что теперь?
Бронсон выпрямился в кресле:
— Банк, как видите, работает.
— И вы по-прежнему управляющий.
— Конечно. Даже больше чем когда-либо. Должен заметить, господин Ливингстон мало занимался делами.
— И предприятием руководили вы…
— К счастью!
— То есть?
— О, нехорошо так говорить о покойниках, но господину Ливингстону было не до банка… Если угодно, не его призвание.
— Какое же у него было призвание?
— Трудно сказать… Путешествия, роскошные отели…
— Только за этим он и разъезжал?
— Да еще как! Особенно любил Азию. Китай, Вьетнам… А последний раз был в Гонконге. Да, и в Маниле он тоже бывал.
— А разъезжал он ради удовольствия или по делам?
— Точно не знаю. Я мог судить только по гостиничным счетам да по карточкам «Америкэн Экспресс»… Я и сам был бы не прочь куда-нибудь податься — мир поглядеть.
— Госпожа Ливингстон ездила с ним?
— Никогда. Они жили как друзья-соседи, не больше. И то лишь когда он бывал дома!
— Расскажите о счетах членов ложи святого Патрика… — попросил старший инспектор.
— Мне и самому только недавно стало известно, что у них у всех есть в нашем банке счета дебиторов. Ваш офицер, собственно, и указал мне на это. Господин Ливингстон сам занимался этими личными счетами…
— Потому что все они — братья…
— Возможно, но не в том суть… Господин Уинстон Дин должен нам больше пятидесяти тысяч фунтов… У мэтра Куперсмита кредит больше чем на сто тысяч… С остальными примерно то же самое… Господин Ливингстон слишком легко обращался с деньгами своего банка!
Сэр Малькольм в свою очередь спросил:
— Вы знаете такого Джона Кертни?
— Нет. Знаю только, что он состоит в нашей ложе, но его самого там ни разу не видел.
— И никогда не слышали, чем он занимается?
— Кажется, он артист или что-то в этом роде…
— Может, музыкант?..
— Видите ли, господа, я в таких делах плохо разбираюсь.
— Мэтр Артур Куперсмит в самом деле числится адвокатом в «Ливингстон-Банке»?
Бронсон поморщился:
— Боже мой, нет! По рекомендации господина Ливингстона он действительно хотел было сунуть нос в наши дела. Но я не позволил. У нас закрытая организация, все люди проверенные, я сам их подбирал.
Сэр Малькольм продолжал:
— Уважаемый сэр, я вижу, вы человек весьма сведущий. И мне бы очень хотелось, чтобы вы рассказали в двух-трех словах о том собрании в ложе, когда умер Джон Ливингстон.
— Да тут особенно нечего говорить…
— Вы, кажется, играли роль одного из трех завистливых подмастерьев, которые должны были поразить Хирама каким-то рабочим инструментом…
— Все так. Я же должен был и поднять его после того, как он якобы умер — символически.
— А он умер по-настоящему.
— Я не сразу это понял и даже сейчас плохо себе представляю, что тогда произошло.
— Передник, господин Бронсон, передник!
— Ну и что? При чем тут передник?
— Вы что, ничего не заметили?
— Как же! Он был из музея. Господин Ливингстон обожал красивые тряпки, всякие украшения… И потом, видите ли…
— Господин Бронсон, — повышая голос, сказал сэр Малькольм, — только не надо басен про трубку с ликоподием. Нам все известно.
— Что именно?
— Кто пытался сжечь запон восемнадцатого века на одном из светильников?
Бронсон какое-то время колебался, потом ответил:
— Майкл Вогэм. Да-да, точно.
— А Досточтимый Дин помешал, так?
— Кажется, да, но в это время все суетились вокруг госпожи Ливингстон. Думали, смерть мужа будет для нее страшным ударом, хотя лично я так не думал.
— То есть как? — с любопытством спросил Форбс.
— Они даже не были супругами. Он — постоянно в разъездах. А она — в объятиях… Впрочем, лучше промолчу.
— Вы и так почти все рассказали! — настаивал старший инспектор.
Тогда Бронсон таинственно произнес:
— Спросите на Кингс-Кросс…
— В доме двадцать семь на Копенгаген-стрит, так? — уточнил сэр Малькольм.
Это был адрес Майкла Вогэма, цветовода, вырастившего изумительную «Элизабет-Мэри». Как бы то ни было, Бронсон встал, давая тем самым понять, что беседа закончена и пора прощаться.
— Ладно, — проговорил благородный сыщик. — Мы с вами, конечно, еще увидимся, господин Бронсон, и очень скоро, а пока мое почтение. Не сомневаюсь, с вами банк не пропадет.
Маленький человечек, явно довольный, проводил друзей-сыщиков до вестибюля, где стояла большая рождественская елка. На прощание Бронсон объявил сэру Малькольму:
— Решите когда-нибудь закрыть счет в своем банке, не забудьте про нас. Примем вас с большим почетом…
— Ах да, — сказал вдруг сэр Малькольм, — чуть не забыл! Кто из членов ложи ввел вас в их общество?
Бронсону такой вопрос пришелся явно не по душе. Он на мгновение задумался и наконец ответил:
