Агата Кристи - Том пятый. Выпуск II
— Это точно, — подтвердил инспектор Тавернер. — Он лояльный малый: держал на работе самых никчемных людей — просто из симпатии или жалости. А иногда ему в голову взбредали разные дикие идеи, которые он непременно пытался воплотить в жизнь, несмотря на связанные с этим огромные расходы. — Но ничего противозаконного! — уточнил отец. — Абсолютно ничего противозаконного.
— Тогда почему он пошел на убийство? — спросил я. — Может быть, Роджер Леонидис не мошенник и не подлец, а просто дурак, — сказал Тавернер. — Это дела не меняет — или почти не меняет. Единственное, что могло спасти фирму по поставкам от краха, — это колоссальная сумма денег, полученная к… — он заглянул в записную книжку, — к следующей среде, самое позднее.
— Именно такая сумма, какую он получит — или рассчитывает получить — по завещанию отца?
— Совершенно верно.
— Но он не сможет получить ее наличными.
— Да. Но ему откроют кредит! Это одно и то же.
Мой старик покивал.
— А не проще было бы просто обратиться за помощью к старому Леонидису? — предположил он.
— Думаю, Роджер так и сделал, — сказал Тавернер. — И именно этот разговор девчонка и подслушала. Старик наверняка наотрез отказался выбрасывать деньги на ветер. Наверняка.
Я подумал, здесь инспектор Тавернер, похоже, прав. Аристид Леонидис отказался финансировать постановку пьесы для Магды, считая, что спектакль не будет иметь успеха. И последующие события доказали его правоту. Он всегда был щедр по отношению к своей семье, но не собирался вкладывать деньги в сомнительные предприятия. А фирме Роджера требовались тысячи или даже сотни тысяч. Старик отказал сыну наотрез, и единственной возможностью избежать банкротства для Роджера оставалась смерть отца.
Да, мотив, конечно, достаточно серьезный.
Отец взглянул на часы.
— Я попросил его подойти сюда. Он должен быть здесь с минуты на минуту.
— Роджер?
— Да.
— «Приходи ко мне на ужин мухе говорил паук»? — пробормотал я. Тавернер казался несколько шокированным.
— Мы сразу же введем его в курс дела, — сурово сказал он мне.
Сцена была готова к началу действия, стенографистка сидела за столом в углу. Вскоре зазвенел звонок, и несколькими минутами позже в кабинет вошел Роджер Леонидис.
Он вошел энергичной и несколько неуклюжей походкой и тут же наткнулся на стул. Как прежде, он напомнил мне огромного дружелюбного пса, и я тут же решил для себя совершенно определенно, что инсулин на эзерин заменил не этот человек. Этот обязательно разбил бы пузырек, расплескал лекарство на пол или как-нибудь еще испортил бы все дело. «Нет, — решил я, — Роджер, конечно, был посвящен в план преступления, но исполнителем задуманного являлась Клеменси».
Роджер говорил без умолку:
— Вы хотели видеть меня? Вы обнаружили еще что-нибудь? Привет, Чарлз! Сначала не заметил вас. Очень мило с вашей стороны присутствовать здесь. Но, пожалуйста, скажите мне…
Такой славный, такой по-настоящему симпатичный человек. Но многие убийцы казались славными симпатичными людьми, как говорили впоследствии их ошеломленные друзья. Чувствуя себя Иудой, я приветственно улыбнулся.
Мой отец держался подчеркнуто холодно, был сдержан и официален. Он произносил гладкие, привычные фразы: «Показания… Даны без принуждения… Можете требовать присутствия вашего адвоката…»
Роджер Леонидис отмел в сторону все эти традиционные формулы характерным для него нетерпеливым жестом.
Я заметил слабую сардоническую улыбку на губах инспектора Тавернера и прочитал его мысли:
«Эти парни всегда так уверены в себе. Они не могут ошибаться. Они такие умные!» Я сел в уголке, не привлекая к себе внимания.
— Я просил вас прийти сюда, мистер Леонидис, — говорил мой отец, — не для того, чтобы сообщить вам нечто новое, а для того, чтобы услышать нечто новое из ваших уст — то, о чем вы умолчали накануне.
Роджер Леонидис страшно удивился:
— Умолчал?! Но я рассказал вам все — абсолютно все.
— Думаю, все-таки нет. Вы разговаривали с покойным в день его смерти? — Да, да! Мы с ним пили чай. Я говорил вам.
— Да, говорили. Но вы не сообщили нам о содержании вашего разговора. — Мы… просто… беседовали.
— О чем?
— О текущих домашних делах, о Софии…
— А о фирме по поставкам товаров в вашем разговоре случайно не упоминалось?
Наверное, до сих пор я смутно надеялся, что Джозефина все выдумала, но в следующий миг моя надежда бесследно испарилась.
Роджер переменился в лице — теперь вместо волнения и озабоченности на последнем было написано чувство, очень похожее на отчаяние.
— Боже мой! — Великан упал в кресло и закрыл лицо руками.
Тавернер лениво улыбнулся, как довольный кот.
— Мистер Леонидис, вы признаете, что были недостаточно искренни с нами?
— Откуда вы узнали об этом? Я думал, никто не знает… Я не понимаю, каким образом кому-то стало известно содержание нашего разговора…
— У нас есть свои способы узнавать правду, мистер Леонидис. — Отец сделал торжественную паузу. — Теперь вы, наверное, сами видите, что вам стоит все рассказать нам.
— Да-да, конечно! Я все расскажу! Что именно вы хотите знать?
— Действительно фирма по поставкам товаров находится на грани банкротства?
— Да. Ее уже ничем не спасти. Если бы только отец умер, не успев узнать ни о чем. Мне так стыдно… Это такой позор…
— Грозит ли вам судебное преследование?
Роджер резко выпрямился.
— Конечно, нет. Да, это банкротство — но банкротство честное. Я смогу выплатить всем кредиторам по двадцать шиллингов на фунт, если продам все свое имущество, — а я это безусловно сделаю. Нет, мне стыдно, что я не оправдал доверия отца. Он мне так верил! Он отдал мне свою самую крупную — и самую любимую — фирму. И никогда не вмешивался в мои дела, никогда меня не контролировал… Он просто… Просто верил мне… А я обанкротился.
— Значит, судебное преследование вам не грозит? — сухо сказал отец. — Тогда почему же вы с женой собирались тайком уехать за границу?
— Вы и это знаете?!
— Как видите, мистер Леонидис.
— Но разве вы не понимаете?! — Роджер порывисто подался вперед. — Я не мог сказать отцу правду. Это выглядело бы так, будто я прошу у него денег, будто я хочу, чтобы он снова помог мне встать на ноги. Папа… папа очень любил меня. И обязательно захотел бы помочь мне. Но я не мог… не мог больше заниматься бизнесом… Потому что все эти неприятности начались бы снова… Я совершенно не умею вести дела. У меня нет к этому способностей. Я не такой человек, каким был мой отец, — и я всегда знал это. Я очень старался, но у меня ничего не получалось. И я был так несчастен… Боже! Вы себе просто не представляете, как несчастен я был! Я долго пытался как-то выкрутиться и надеялся только на то, что милый старик ничего не прознает о моих неприятностях. Но потом стало ясно, что банкротства не избежать… Клеменси все поняла и согласилась со мной. Мы вдвоем придумали этот план. Никому ничего не говорить. Уехать. Пусть гроза разражается после нашего отъезда. Я собирался оставить отцу письмо с признанием… и мольбами о прощении. Отец всегда был так добр ко мне — вы себе не представляете! Но тогда бы он уже ничего не смог поделать. Вот чего я хотел: не просить его ни о чем, а начать где-нибудь вдалеке новую самостоятельную жизнь. Жить просто и скромно. Выращивать что-нибудь: кофе… фрукты… Зарабатывать только на самое необходимое. Конечно, Клеменси будет тяжело, но это ее не страшит. Она прекрасная женщина, просто прекрасная!
— Понятно, — голос моего отца был холоден. — И почему же вы передумали?
— Передумал?
— Да. Почему в конце концов вы решили пойти к отцу и просить его о денежной помощи?
Роджер непонимающе уставился на него:
— Но я этого не делал!
— Неужели, мистер Леонидис?
— Вы все совершенно неправильно поняли! Это не я пошел к отцу, а он послал за мной. Он все каким-то образом прознал в Сити — наверное, до него дошел какой-то слух… Отец всегда все знал. Он задал мне вопрос в лоб. Конечно, я сразу же признался во всем…
И все рассказал ему. Я сказал, что мучаюсь не столь из-за потерянных денег, сколько из-за потерянного в его глазах доверия.
Роджер судорожно сглотнул.
— Милый папа! Вы не представляете, как он был добр ко мне! Никаких упреков. Сама доброта. Я сказал, что не хочу просить помощи у него… Что хочу уехать, как и задумал… Но он даже слышать об этом не желал. И настоял на денежной помощи моей фирме.
— Вы хотите заставить нас поверить, что ваш отец намеревался оказать вам финансовую помощь? — резко спросил Тавернер.
— Конечно. Он дал письменные инструкции своим торговым агентам.
Кажется, Роджер заметил недоверие на лицах двух сидящих перед ним мужчин, потому что вдруг вспыхнул:
