Агата Кристи - Зеркало треснуло
— Кто же подавал им напитки?
— Увы, этого не могу сказать. Там было несколько человек, которые этим занимались. Помню только, что, спускаясь, я едва не столкнулся с мэром.
— Вспомните, пожалуйста, кто еще был на лестнице, когда вы спускались?
— Джим Гэлбрайт, один из местных репортеров. Он писал отчет о празднике, затем было еще несколько журналистов, которых я не знаю. Два фотографа, один местный, не помню его имени, и девушка из Лондона, специализирующаяся на художественной фотографии. Она поставила свою камеру в угол и снимала, как мисс Грегг принимает гостей. Да, минутку, если мне не изменяет память, именно в это время прибыл Ардвик Фенн.
— Ардвик Фенн. Кто это?
Хейли Престон был шокирован:
— Великий человек, старший инспектор. Крупнейшая фигура в американском кино и телевидении. Мы даже не знали, что он в Англии.
— Значит, его появление было сюрпризом?
— Притом очень приятным.
— Это старый друг мисс Грегг и мистера Радда?
— Он был близким другом Марины много лет назад, когда она вторично вышла замуж. Не знаю, насколько Джейсон знаком с ним.
— Его появление, во всяком случае, было приятным сюрпризом?
— О да, мы все были просто восхищены. Крэддок кивнул и перешел к другой теме. Он задал несколько вопросов о напитках, их составе и сервировке, о слугах, которые обслуживали гостей. Ответы только подтвердили мнение старшего инспектора о том, что, если каждый из тридцати гостей мог бы с легкостью отравить миссис Бедкок, то любой другой из этих же тридцати мог видеть, как это было проделано! Решительно, подумал Крэддок, убийца шел на огромный риск.
— Благодарю вас, — сказал он, подводя итог расспросам.
— Теперь я хотел бы поговорить с мисс Мариной Грегг.
Хейли Престон покачал головой.
— Мне очень жаль, — сказал он, — мне в самом деле очень жаль, но это абсолютно невозможно.
Крэддок поднял брови:
— Вот как!
— Она сейчас в прострации, в полной прострации. За ней здесь ухаживает ее личный врач. Он своей властью освободил ее от всяких расспросов. Я могу показать вам его заявление. Вот оно.
Крэддок прочел.
— Понимаю, — пробормотал он.
— Скажите, Марина Грегг регулярно пользуется услугами врача?
— Знаете, они все очень нервные, эти актеры и актрисы. Они ведут очень напряженную жизнь. Поэтому для них во время больших съемок весьма желательно иметь врача, который знал бы досконально их организм и психологию. У Мориса Гилкриста прекрасная репутация. Он является личным врачом Марины вот уже несколько лет. В последние годы, вы, наверное, знаете из печати, она была очень больна. Долго лежала в больнице. Прошел примерно год, как к ней вернулись силы и здоровье.
— Понимаю.
Хейли Престону принесло, казалось, явное облегчение то, что Крэддок не настаивает на свидании с Мариной Грегг.
— Может быть, вы хотите повидаться с мистером Раддом? Он, — Хейли посмотрел на часы, — вернется со студии минут через десять. Вас это устроит?
— Это будет замечательно, — сказал Крэддок.
— А пока… скажите, доктор Гилкрист сейчас в доме?
— Да, он здесь.
— В таком случае я хотел бы поговорить с ним.
— Ну, конечно. Сейчас я приведу его к вам. Молодой человек торопливо вышел. Дэрмот Крэддок стоял в задумчивости. Конечно, этот мертвый взгляд, описанный миссис Бантри, мог быть просто плодом ее воображения. По его мнению, она была женщиной, способной на быстрые умозаключения. В то же время это могло быть и правдой. Если не думать о волшебнице Шалот, на которую внезапно обрушилось проклятие, то Марина Грегг, возможно, увидела нечто, обеспокоившее ее настолько, что заставило забыть о гостье, с которой она разговаривала. Очевидно, в это время по лестнице поднимался какой-то человек, который был для нее неожиданным и весьма неприятным гостем.
Позади раздался звук шагов, и инспектор обернулся. Престон возвратился в сопровождении доктора Мориса Гилкриста. Тот оказался совсем не таким, каким представил его себе Дэрмот. У него не было ни вкрадчивых манер врача, ни театральной внешности. На первый взгляд, он казался довольно грубоватым, энергичным, деловым человеком. На нем был твидовый костюм, слишком яркий для англичанина. Впечатление дополняли густые каштановые волосы и внимательные острые глаза.
— Доктор Гилкрист? Старший инспектор Крэддок. Могу я поговорить с вами наедине.
Врач кивнул. Он провел Крэддока по коридору почти до конца, затем распахнул одну из дверей и предложил ему войти.
— Прошу вас, здесь нам никто не помешает. Очевидно, это была комната доктора, очень удобно обставленная. Гилкрист указал Крэддоку на кресло и сел сам.
— Насколько я понял из вашего свидетельства, — начал Дэрмот, — мисс Марина Грегг не способна сейчас давать никаких показаний. Что с ней, доктор.
Гилкрист чуть заметно пожал плечами.
— Нервы, — ответил он.
— Попытайтесь задавать ей вопросы, и минут через десять она придет в состояние, близкое к истерике. Я не могу этого допустить. Если вы пришлете ко мне полицейского врача, я объясню ему все подробно. На дознании она не смогла присутствовать по той же самой причине.
— Как долго может длиться такое состояние? — спросил Крэддок.
Доктор Гилкрист посмотрел на него и внезапно улыбнулся. У него была приятная улыбка.
— Если хотите знать мое мнение, — сказал он, — мнение человека, а не врача, не пройдет и сорока восьми часов, как она не только сможет, но и будет страстно желать увидеть вас! Она будет спрашивать, будет отвечать на ваши вопросы. Таковы актеры!
— Он наклонился вперед.
— Я хотел бы попытаться объяснить вам, старший инспектор, почему все эти люди так себя ведут. Жизнь киноартистов — постоянное напряжение, которое тем больше, чем больший успех они имеют. Они всегда, в любое время, на глазах у публики. Их работа — съемки, ужасно тяжелый монотонный труд, который длится долгими часами. Они приходят утром, ждут, играют в маленьком эпизоде, который затем без конца переснимают. В театре актеры репетируют сразу же целый акт или хотя бы часть акта. Это еще более или менее приемлемо. Но в кино, как вы знаете, все шиворот-навыворот. Это утомительное, изматывающее занятие. Конечно, они живут в роскоши, пользуются всевозможными успокаивающими средствами медицинской помощью, ваннами, косметикой, устраивают приемы, развлечения, но они постоянно на виду у публики! Они не могут спокойно развлекаться. Они не могут позволить себе даже расслабиться.
— Могу представить себе это, — сказал Дэрмот.
— Да, могу.
— И еще, — продолжал Гилкрист.
— Люди, выбирающие профессию актера, и особенно те, кто пользуется успехом, обладают определенным типом личности. Это, как мне удалось установить по опыту, люди, как говорят, со слишком тонкой кожей, большой чувствительностью, к тому же всю жизнь мучающиеся неуверенностью в себе. Мучительное чувство неадекватности, опасение, что вы не делаете того, чего они от вас все ждут. Бытует мнение, будто актеры и актрисы — самоуверенные люди. Это не правда. Они далеко не высокого мнения о себе, они постоянно недовольны собой и всегда нуждаются в каком-либо успокоении. Их постоянно требуется подбадривать. Спросите Джейсона Радда, и он скажет вам то же самое. Режиссерам приходится давать им почувствовать, что они могут справиться со своей задачей, неоднократно заверять их в этом, пока не получится нужного эффекта. Но они все равно остаются неуверенными в себе! Именно поэтому они все такие, выражаясь обычным, непрофессиональным словом, нервные! Чертовски нервные! Сплошной клубок нервов. И чем больше расстроены их нервы, тем лучше их игра.
— Интересно, — заметил Крэддок.
— Очень интересно. Хотя я не вполне понимаю, к чему вы…
— Я хочу заставить вас понять Марину Грегг, — сказал Морис Гилкрист.
— Вы, конечно, видели фильмы с ее участием?
— Она прекрасная актриса, — сказал Дэрмот.
— Прекрасная. В ней есть личность, красота, обаяние.
— Да, — согласился Гилкрист, — в ней все это есть, и все же ей приходится работать как дьяволу, чтобы производить нужный эффект. Это требует немало нервов, а она не так уж сильна физически. Далеко не так сильна, как следовало бы. А ее темперамент! Она постоянно пребывает в одном из двух состояний: в восторге или в отчаянии. Она ничего не может с собой поделать. Она сама избрала этот путь. Она сильно страдала всю свою Жизнь. Отчасти это было вызвано ее собственными ошибками. Ни один из ее браков «е был счастливым, за исключением, может быть, последнего. Сейчас она замужем за человеком, который сильно ее любит и любил долгие годы. Она защищена этой любовью и чувствует себя счастливой. По крайней мере, в данное время она счастлива, но никто не сможет сказать, как долго это будет продолжаться. Самое ужасное, что она либо уверена, что все в ее жизни улажено, что все ее мечты осуществились и ничто теперь не изменится к худшему, что она теперь никогда не будет несчастлива; либо она погружается в беспросветное уныние женщины, жизнь которой разрушена, которая никогда не знала любви и счастья и никогда их не узнает. Если бы она смогла когда-нибудь удержаться посредине между этими двумя состояниями, это было бы очень полезно для нее. И мир потерял бы прекрасную актрису.
