Клод Изнер - Три изысканных детектива (сборник)
моя комната, девять вечера
Сегодня во второй половине дня, выходя со склада, я столкнулась с мсье Томассеном, он компаньон мсье Гаэтана. Он мне улыбнулся и приподнял шляпу, словно я клиентка, а не мастерица. Я покраснела и убежала. Он такой красивый, такой элегантный!
22 сентября
В пять часов я подстроила так, чтобы старшая мастерица мадемуазель Валье послала меня на склад. Я надеялась увидеть мсье Томассена. У меня все получилось, но я так растерялась, что даже не сумела улыбнуться в ответ. Я дрожала, сердце у меня колотилось, как сумасшедшее. Он догнал меня на верхней ступеньке лестницы, где я намеренно уронила рулон ткани, и сказал, что будет ждать меня вечером в фиакре у выхода из мастерской. Он отвез меня на улицу Альбуи и попросил позволения увидеть снова. Я не спала всю ночь.
25 сентября
Мсье Томассен попросил меня называть его Абсалон. Я на такое никогда не осмелюсь. Мама ни о чем не догадывается, мы с ним встречаемся в фиакрах.
10 октября
Я сказала маме, что у нас будет ночная смена и я останусь в мастерской, а сама поехала к Абсалону на улицу Мартир.
Дальше снова шли скрепленные страницы, за ними следовала запись:
2 ноября 1889
Мне грустно. Абсалон уезжает на несколько недель. Вчера вечером Лулу ночевала у нас, на улице Альбуи. Я все ей рассказала. Она умоляла меня быть осторожной и рассказала, что на самом деле модели создает не Ришар Гаэтан, а Абсалон, только это секрет.
8 ноября
Я в отчаянии. Позавчера у нас снова была ночная смена. Неожиданно заявилась инспекторша по охране труда, и меня спрятали в шкафу. На следующий день меня вызвал мсье Гаэтан. Я вошла в его красивый будуар. Села. Он угостил меня сластями и сказал, что я аппетитнее миндальной тарталетки с цукатами. Потом налил в два стаканчика зеленого ликера и захотел со мной чокнуться. Ликер был крепкий и терпкий. Мсье Гаэтан положил мне на колени конверт. Сказал: «Купишь себе каких-нибудь милых пустячков». У меня кружилась голова. Он становился все настойчивее, шептал, что, если я буду с ним мила, меня не уволят. Я слышала, как девушки собираются и выходят из мастерской, а папаша Мишон проверяет, погас ли огонь в печах. Я встала. Мсье Гаэтан как-то странно посмотрел на меня, подошел и повалил на диван. Я начала кричать, но он зажал мне рот ладонью и взял силой. С тех пор я все время плачу.
25 ноября 1889
Что будет, если я откроюсь Абсалону?
30 ноября
У меня задержка на три недели.
15 декабря
Мсье Гаэтан угрожал мне, что если я не приду к нему на улицу Курсель, меня уволят. Пришлось пойти — мне нужна работа. Он показывал мне свою коллекцию кукол. Этот человек — одержимый, он мне отвратителен.
20 декабря
Все еще ничего. Уже почти шесть недель. Нужно решиться и сказать Абсалону.
22 декабря
Абсалон больше не хочет меня видеть. Никогда. Он наговорил мне ужасных вещей, сказал, что я наивная дура, что таких, как я, полным-полно на улицах — выбирай любую. Я была просто уничтожена. Плакала, умоляла его простить меня. Он запретил мне приходить к нему на улицу Мартир и сказал, что уезжает — далеко, очень далеко, на другой конец света.
10 января 1890
Я не ем и не сплю. Я даже не знаю, кто отец. Я пошла к Лулу на улицу Абукир, и она сразу заметила, какой у меня похоронный вид. Я рассказала ей все. Она меня утешила: «Восемь недель — это еще не катастрофа. Только поклянись, что будешь молчать, это очень серьезно, понимаешь? У меня могут быть неприятности с полицией. — Лулу помолчала и добавила: — Когда женщины по разным причинам не хотят или не могут позволить себе иметь ребенка, они делают аборт. Я и сама делала, в прошлом году. Хочешь, помогу?» Я согласилась. Мне было очень страшно, но я не колебалась. Когда мы пришли к Констанс Тома, я целый час не могла заставить себя лечь на кровать. Мадам Тома велела мне зажать зубами платок, чтобы соседи не услышали криков. Лулу держала меня за руку. Было очень больно.
Виктор пропустил скрепленные листки и перешел к чтению следующего отрывка.
Ноябрь 1891
Какой ужасный процесс! Газеты только об этом и пишут. Крестный Лулу, он бывший миссионер, сказал все что думает, не стесняясь, и его речь произвела на всех очень сильное впечатление.
Один американский господин прислал мне цветы прямо перед тем, как должны были объявить приговор. Его зовут Сэмюель Мэтьюсон, он владелец апельсиновых плантаций, очень предупредительный, но пожилой и мог бы быть моим отцом, которого я, кстати, никогда не видела.
Нас оправдали. Но моя репутация запятнана навсегда, и теперь у меня случаются такие сильные мигрени, что я готова биться головой об стену, только бы стало легче.
Снова «запретные» страницы, и дальше:
10 января
Сэмюель хочет на мне жениться и увезти далеко-далеко, в Калифорнию.
Еще несколько пропусков — и наконец исписанная фиолетовыми чернилами страница.
Сан-Франциско, гостиница
20 ноября 1893 года
Завтра я сяду в поезд и отправлюсь в долгое путешествие по Соединенным Штатам. Я снова чувствую себя живой. Говорят, деньги дают все. Это правда, и я сведу счеты с тремя негодяями. Я хочу испортить им жизнь. Они пройдут через это, один за другим: Абсалон Томассен и Ришар Гаэтан заплатят за то, что сделали со мной, барон Эдмон де Лагурне — за то, как поступил с Лулу. Я готова действовать, план продуман до мелочей, Лулу согласна. Мы уничтожим то, чем они больше всего дорожат. Хотела бы я посмотреть на их лица, когда они увидят учиненный нами разгром! На время «боевых действий» Лулу переселится на улицу Альбуи. Вот как мы поступим…
Последние страницы, к великому разочарованию Виктора, были вырваны. Ни слова о хромом. Он протянул тетрадь Эрманс Герен и сказал, кивнув на печку:
— Сожгите ее!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Суббота 3 марта
Жозеф прижался к Айрис. Она спала, свернувшись калачиком. Накануне они проговорили до поздней ночи. Объяснения, извинения, обещания никогда больше не подвергать себя опасности, прощение, утешения, ласки…
— Разумно ли это… — прошептал он, когда она укрылась в его объятиях и начала покусывать ему мочку уха.
— Доктор Рейно говорит, что никакого риска нет, — конечно, если мы будем осторожны.
Жозеф хотел было сказать, что тогда не стоит с ним заигрывать, но решил промолчать, чтобы не обидеть Айрис.
Ему так хотелось поваляться в постели подольше! Но увы, он торжественно пообещал Кэндзи доставить срочные заказы и был намерен сдержать слово. Тесть ясно дал понять, что теперь Жозефу придется изменить свое поведение.
— Летом вы станете отцом. Неужели вы хотите, чтобы ребенок осиротел, не научившись произносить слово «папа»? А моя дочь, о ней вы подумали? Мое терпение на исходе. Во время последнего расследования вы с Виктором вели себя как последние безумцы: гонялись за прохвостом, переодетым в священника, и угодили в лапы полиции, причем где вас взяли — в бандитском притоне! Отличная реклама для книжной лавки, одним из совладельцев которой вы вот-вот станете!
— Все это чудовищное недоразумение, я всего лишь собирался обследовать живописный квартал Монжоль, а… Что вы сказали?
— Мы станем компаньонами — вы, я и Виктор. Он на этом настаивает. Я долго колебался, но теперь мне совершенно ясно, что вразумить его не удастся. Остается надеяться на ваш здравый смысл. Следующей осенью мы наймем нового приказчика, и плевать, во сколько это нам обойдется.
— Клянусь, вы не пожалеете о таком решении! — вскричал Жозеф, задыхаясь от восторга.
Вечером он поцеловал жену в лоб и поведал ей:
— Я начну с дамочек: Салиньячка прочтет-таки наконец свою книгу о воспитании. А потом, дорогая, ты только представь, я заберу у издателя Фаскеля сборник статей о Риме и доставлю его Эмилю Золя лично в руки!
Когда имя знаменитого писателя слетело с его уст, Жозеф нахмурился. Как совместить литературное творчество с управлением книжным магазином? Айрис, конечно, поможет ему, но большую часть времени ей придется посвящать их наследнику.
— Тот, кто хочет, сможет, — пробурчал Жозеф себе под нос и направился в туалетную комнату.
Айрис что-то пробормотала во сне и перевернулась на другой бок.
Час спустя она проснулась, подняла руки над головой, ухватилась за прутья спинки кровати и сладко потянулась. Ребенок слабо шевельнулся, подавая знак, что тоже пробудился. Она проголодалась сильнее обычного. Дверь распахнулась, и на пороге появилась хмурая Эфросинья с тяжелым подносом в руках.