Бонсаи - Буало-Нарсежак
Доктор Мелвилль ставит бутылку на место и тянет комиссара в угол комнаты.
— Я не собираюсь давать вам советы, но на вашем месте я бы обязательно составил список людей, лечившихся в клинике со дня ее основания. Это поможет вам составить представление о клиентах, отбираемых нашим патроном. Можете не сомневаться, сюда берут далеко не всякого! Вот и попробуйте догадаться — почему.
— Да, вполне возможно… Если будет время!..
Кларье терпеть не может, когда кто-то так нахально вмешивается в его расследование, и поэтому тут же добавляет достаточно сухо:
— Сперва я хотел бы поговорить с Кэррингтоном, а также с его дочерью.
— Как раз сейчас вы их обоих и найдете. Они вечно ссорятся, но завтракать привыкли вместе. По утрам Кэррингтон проверяет протез Мод. Хорошо ли держится? Не болит ли? Где? Как культя?
— А откуда это вам известно, доктор?
— Так она же сама мне об этом и рассказывала. Мод для отца что-то вроде манекенщицы. Он заставляет ее ходить взад-вперед, поворачиваться, садиться, вставать. «А ну-ка, постой прямо. Перестань гримасничать! Аргу — осел, каких свет ни видывал. Сразу видно, что трет правое бедро…» Извините меня, комиссар! Это смех через силу. А кто увидит, натирает бедро или нет, если никто, насколько я знаю, кроме ее отца да еще, возможно, Аргу, не заглядывал к ней под юбку! Все эти мази и порошки, что изобретает сердяга Аргу, Мод испытывает на себе. Ну и троица, умора сплошная! Таких параноиков еще свет не видывал!.. И он еще возглавляет заведение, цель которого борьба с болью! Хоть стой, хоть падай! Только вы, комиссар, переждите немного, прежде чем его расспрашивать. Дайте время Кэррингтону оправиться от столь жестокого удара.
— А вы подарили бонсаи Мод?
— Времени не нашлось. Вместе сходим. Если у меня комната — бордель, то у Мод, сами убедитесь, настоящая келья. Келья монастыря кармелиток. На это стоит посмотреть. А потом пообедаем в столовой. До скорой встречи!
После ухода доктора Мелвилля Кларье долго стоял неподвижно и, покусывая губы, тупо смотрел на пустую кровать. Мало-помалу он начинал разбираться в загадках клиники Кэррингтона, узнавать ее обитателей, с их недомолвками, секретами, скрытыми душевными ранами. Откровения Аргу объясняли молчание Кэррингтона, а внешне непринужденный треп Мелвилля рисовал несколько зыбкую и в то же время тревожную картину красивого здания с темными углами.
Да, прежде всего ему следует узнать мнение Кэррингтона о случившемся. Кларье пытается сообразить, в какую сторону ему надо идти. Клиника построена в форме звезды, в центре которой находится регистратура, а от нее лучами тянутся коридоры. По правую руку библиотека, комната для приема посетителей, два помещения для проведения различного рода консультаций, радиоузел и наконец палаты для ходячих больных. Это у нас коридор А. Коридор Б, также отходящий от регистратуры, занимал доктор Мелвилль: смотровая, архив, палаты… Кларье не в силах запомнить план клиники… Коридор В, коридор Г… Короче, проектировщики так заботились об удобстве ориентирования, что в результате запутаться здесь столь же легко, как в метро. Квартира Кэррингтона выходит окнами в сад. Значит, нужно держаться направления к парку. По дороге ему встретился больной с рукой на перевязи.
— Где бы я мог найти господина Кэррингтона? — после обмена приветствиями спросил комиссар.
— Идите по коридору до конца, а потом направо. Вы что, новенький? — любопытствует больной, ему явно хочется поболтать. — Что-то я вас раньше не видел в столовой.
— Нет-нет, — поспешно отвечает Кларье. — Я всего лишь посетитель.
— Жаль! — вздыхает в ответ человек. — Тут немного скучновато. Когда боль проходит, делать особенно нечего. Вот и начинаешь пережевывать происшествие, в результате которого ты оказался в клинике. Мне оторвало левую руку по самое плечо. Но до сих пор кажется, будто она на месте. И все подмывает схватиться обеими руками за руль и вывернуть машину! Эта пустота вместо руки постоянно напоминает о том, как меня тогда занесло на дороге… Они вас избавляют от боли и одновременно как бы лишают собеседника, с кем всегда можно было поговорить…
— Извините! — как можно более мягким тоном прерывает его Кларье. — Меня ждут.
И чуть ли не спасается бегством! Внезапно ему отчетливо представляется невыносимая жвачка разговоров между больными. Аргу освобождает от боли. Мелвилль освобождает от навязчивых идей. И в итоге остаются долгие часы, дни, которые нужно как-то убить. А потом возвращение к здоровым людям с двумя руками и ногами, которым неведомо, что такое полурадость, полужизнь. Неужели придется описывать в отчете все свои впечатления? «Все равно ничего не получится!» — думает Кларье, стучась в дверь квартиры Кэррингтона.
Американец явно навеселе. Это чувствуется по его плывущим голубым глазам, они выдают опьянение надежнее любого теста.
— Входите, входите, комиссар. Ну? Как проходит ваше расследование? Садитесь. Выпейте немного кальвадоса. Давайте, расслабьтесь!
— Вам уже сообщили о смерти Антуана?
— Да. Я сожалею. Этого беднягу надо было по частям создавать заново.
— Но вы знаете, что возникли проблемы с капельницей?
Кэррингтон щедро плеснул в бокалы ликер.
— За ваше здоровье, комиссар! — Он, смакуя, покатал вино во рту, подержал на языке и лишь потом как бы нехотя проглотил. — Волшебный напиток! — прошептал он. — Вы говорили мне, кажется, об Антуане? Если учесть его состояние здоровья, на мой взгляд, он избрал наилучшее решение.
— Но, возможно, кто-то помог ему в этом! — откликнулся Кларье.
— Ну и что такого? Смерть ему выпала легкая, а это самое важное. Я предупреждал и Аргу, и молодого Патрика, что они напрасно вселяли в беднягу ложную надежду на улучшение… Наш долг не кормить безнадежных больных сладкими иллюзиями, а, напротив, учить их обходиться без них. Так что можете ни о чем не беспокоиться, комиссар.
— Но у меня есть приказ.
— Ну что же, я позвоню Мишелю. Нечего ему просто так просиживать штаны помощника государственного секретаря. Я ничего не имею лично против вас, мой дорогой друг. Двери центра всегда для вас широко открыты. Но при условии, что в этом здании никогда не прозвучат слова «убийство» или «преступление».
Кларье поднялся с кресла, чувствуя себя слегка не в своей тарелке.
— Я уже почти со всеми успел встретиться, — проговорил он. — Осталось только переговорить с вашей дочерью. Для отчета.
— Я бы предпочел, чтобы ее оставили в покое!
— О, я буду весьма деликатен! После разговора с Мод я подробно расспрошу ночных сиделок и на этом, можно сказать, поставлю точку.
— Тогда чудесно! Просто чудесно! Желаю вам удачи!
— А вы не подскажете, где бы я мог найти мадемуазель Мод?
— У себя, полагаю. Ее комната находится возле лифта. Лифт был сделан специально
