Джо Алекс - Ты всего лишь Дьявол
В многовековой истории все имели своего Дьявола, кроме эпикурейцев, но в средневековье его пока называли лишь черным или злым ангелом… Этот средневековый Дьявол бывал порой простаком, иногда глуповатым, он даже позволял себя обманывать. Это еще не был тот Дьявол, за связи с которым женщины потом горели на кострах или повисали на веревке, куски которой палач продавал в качестве талисмана против зла, а точнее — против Злого Ангела.
Алекс закрыл дверь комнаты и начал спускаться по лестнице, перебирая в памяти известных ему литературных Дьяволов: Веселый Дьявол из Эдмонтона… Мефистофель… Хромой Бес…
Он достиг поворота и посмотрел вниз. Хромая и постукивая тростью, к нему приближался сэр Александр Джилберн, тихий и спокойный, с грустной улыбкой на лице.
Глава VI
Джо Алекс начинает понимать
— Я чувствую себя родившимся заново, — сказал Джо весело.
Хозяин провел его в расположенную напротив лестницы большую столовую, где они сели по разные стороны огромного стола, за которым свободно могли пообедать три дюжины персон.
— Не зная ваших кулинарных вкусов, я велел приготовить пару гренок, фасоль и фруктовый сок. Крепкие напитки с некоторых пор всегда стоят на столе, ибо, признаюсь, — Джилберн улыбнулся с мнимой веселостью, — что в последнее время я пью несколько больше, чем следовало бы.
Он умолк. Алекс тоже не отзывался, ожидая, пока уйдет старый Остин. Как только двери за слугой закрылись, Джилберн сказал:
— Я постарался собрать все, что может вас заинтересовать. В библиотеке отложены все книги и документы, касающиеся деятельности Дьявола в этих краях, а также то, что я собрал после смерти Патриции. Здесь же находится та книга с оттиском копыта и снимки следов, которые появились в гроте месяц назад, а также в прошлое воскресенье.
— А как называется книга, которая… на которой Дьявол оставил свой след? — непринужденно спросил Джо, намазывая хлеб.
— Что? — Джилберн, казалось, на долю секунды растерялся, потом спокойно ответил: — «Пигмалион» Бернарда Шоу.
Алекс кивнул головой, потом указал взглядом на стоявшую посреди стола небольшую пузатую бутылку, в которой находилась совершенно прозрачная зеленая жидкость.
— Никогда в жизни не видел напитка такого цвета…
— Ах, это… — казалось, Джилберн снова был удивлен скачками мысли своего гостя. — Кэтрин, жена моего старого Остина, родом, как и он, из деревни Норфорд. Деревня, помимо того, что была родиной тех четырнадцати повешенных некогда несчастных, славится тем, что почти каждая местная женщина хорошо знает все лекарственные травы и умеет приготовить из них все, что пересказала по памяти и передала по наследству ее бабушка или мать. Между прочим, они делают изумительные настойки из трав, имеющие вкус и запах, совершенно неизвестные в других местах. Вот это, например, вытяжка из можжевельника и особого сорта шишек, собранных в строго определенную пору года. Я не могу сообщить вам точный рецепт, потому что Кэтрин, хотя и является верным и преданным мне человеком, никогда не говорит о своих рецептах ни с кем, кроме своей дочери. Впрочем, я и не настаивал.
Джилберн взял бутылку и наполнил рюмки.
— За успех ваших исследований и их счастливый исход.
Говоря это, Джилберн не улыбнулся. Алекс поднес рюмку к губам и выпил после секундного колебания. В первый момент он не почувствовал ни вкуса напитка, ни его крепости. Но спустя некоторое время слегка запекло во рту, и он ощутил аромат леса, отдаленно напоминающий тот, которым пахнут средства для приготовления хвойных ванн, только острее и менее косметический. «Более мужской», — как определил про себя Джо.
— Великолепный напиток! — сказал он. — Совсем не похож на обычную можжевеловую настойку. Надо полагать, что при таком совершенстве по традиции к ним перешли также несколько недурных способов травить своих врагов.
— Наверно. Хотя я никогда не слышал ни об одном случае отравления в нашей местности.
— Быть может, эти яды столь совершенны, что врачи выписывают обычные свидетельства о смерти, — улыбнулся Алекс. — Но прошу вас не думать, будто я постоянно говорю обо всем с профессиональным уклоном. Оставим этих добропорядочных женщин их отварам и ступкам. Наш маленький домашний Дьявол либо действует один, либо имеет куда более просвещенных сообщников, если вообще их имеет и если вообще действует.
— Я тоже так думаю.
— Вот-вот, — Джо поднял брови. — И именно это меня больше всего удивляет.
— Что? — спросил Джилберн с удивлением.
— То, что вы внутренне соглашаетесь с версией об убийстве, но не сказали мне ни единого слова о том, кого вы подозреваете в совершении этого убийства, или по крайней мере, у кого мог быть хоть какой-нибудь мотив.
— Но я не имею ни малейшего понятия, кто бы мог это сделать и действительно не знаю, кто бы мог иметь хоть какой-нибудь мотив.
— И тем не менее, вы думаете, что она убита. Следует помнить, что, убивая человека, преступник должен иметь то, что называется сильным мотивом, настолько сильным, что он заставляет его преодолеть страх перед наказанием. Многие люди, вероятно, убивали бы других по совершенно незначительным поводам, если бы не боялись, что, убив кого-то, они сами понесут суровую кару от руки общества. Каждый потенциальный убийца, будь он даже без всякой совести и морали, должен об этом подумать. Я сейчас говорю о преступлении с заранее обдуманным намерением. А ведь такого рода убийство, да еще с использованием предметов дьявольского реквизита, должно было быть тщательно и в деталях продумано, и действовал при этом разум быстрый, живой, ловкий, хотя и совершенно безнравственный. Поэтому я вас спрашиваю, видите ли вы какую-нибудь причину, ради которой кто-нибудь мог бы убить миссис Патрицию Линч?
Джилберн на минуту задумался.
— Нет, никакой, — сказал он тихо. — Я думал об этом уже сто раз. Здесь, в моем кабинете, сидя в одиночестве с карандашом в руке, я записывал всевозможные комбинации людей и мотивов, которыми они могли руководствоваться. Нет, не знаю. Она не была богатой, у нее не было наследников, не было личных врагов и, насколько я знаю, она не совершила в своей жизни ничего такого, что заставило бы кого-нибудь желать ее смерти.
— «Насколько я знаю»… Значит, у вас нет стопроцентной уверенности. А что вы знаете о тех годах, которые она провела в Африке?
— Очень немногое. Из ее слов следовало, что она вела там скромную, бесцветную жизнь, а годы проходили без всяких потрясений до момента, когда он… ее муж умер. Впрочем, если бы вы знали Патрицию, вы сразу поняли бы, что у нее просто не могло быть смертельного врага. Она была необыкновенно доброй женщиной.
Джо подумал, что эта необыкновенная доброта не помешала ей когда-то бросить влюбленного в нее Александра Джилберна и сделать его несчастным на всю жизнь. Но вслух он, конечно, об этом не сказал.
— Возможно, она была несколько упрямой, как все Эклстоуны, — продолжал хозяин дома, — но это все. Впрочем, могу поручиться в одном: Патриция ничего не опасалась. Я слишком долго работаю в судебных органах и встречал слишком много различных людей, чтобы не заметить страха в поведении человека. Это чувство, которое труднее всего скрыть. А кроме того, должен признаться, что я рассматривал это дело и с такой точки зрения. Ведь даже если бы во время ее пребывания в Африке и случилось что-то вызвавшее чью-нибудь ненависть к ней, то умерла-то она в закрытом на ночь доме, стоящем над скальной пропастью, доме, куда никто чужой не имел доступа. Этот аргумент кажется мне решающим.
— Да… — Джо помолчал. — А не появился ли тогда в окрестностях кто-нибудь чужой? Ну, скажем, какие-нибудь туристы? Люди, производящие обмер земли? Собиратели бабочек? Бродяги? Странствующие ремесленники? Словом, кто-нибудь чужой, безотносительно причины его появления.
— Нет. Никто. Я проверил это самым тщательным образом, вместе с полицией. Никого чужого в окрестностях не было. А как вы, вероятно, заметили, это не то место, где чужой мог бы пребывать длительное время, необходимое для убийства, оставаясь при этом совершенно незамеченным. Впрочем, помимо отпечатков копыт в гроте, все, что случилось, произошло в доме, и притом ночью, когда дом всегда заперт. Когда вы увидите Норфорд Мэнор, вы сразу поймете, насколько неправдоподобно выглядит версия, будто кто-нибудь мог войти туда незамеченным. В отличие от почти всех сельских поместий, этот дом располагает входом лишь с одной стороны, — к этому архитектора вынудило его расположение. Для поставщиков продуктов много лет назад пробита маленькая дверь в стороне от главного входа, но она тоже крепко запирается на ночь, и чтобы попасть в дом, нужно пересечь комнату кухарки, которая тоже закрывает свою дверь на ночь. Кроме того, здесь же рядом, в гуще деревьев, находится домик садовника, у которого в то время была еще собака, всегда сидевшая ночью на цепи перед домом.
