Лео Брюс - Дело для трех детективов

Лорд Саймон, казалось, почувствовал это, поскольку успокаивающе улыбнулся.

— О, мисс Стори, — сказал он, и это было типичным для него — обеспокоиться выяснением её имени, — жаль отрывать вас от дел и всё такое. И я уверен, что все в доме окажутся проигравшими из-за того, что вы вынуждены покинуть кухню. Ваша слава достигла нас.

— Сегодня вечером никакого обеда[29], — сказала мисс Стори, стараясь оставаться в своей стихии как можно дольше. — Доктор сказал, что вы не управитесь вовремя. Холодные закуски, когда пожелаете.

— Да, понимаю. Вы не против, если я задам вам несколько моих чертовски глупых вопросов, а? Я ими знаменит.

— Ну, я совсем не вижу, чем я смогу вам помочь.

— Забавно. Никто никогда этого не видит. Но можете вы, по крайней мере, сказать, сколько времени вы работаете в этой семье.

— Дольше, чем кто-либо другой в штате. Более четырёх лет.

— Вам здесь нравится?

— Если бы не нравилось, не осталась бы. Я никогда не воспринимала всерьёз это глупое завещание. Я им всем говорила, что они дураки, если в это верят. Это всего лишь маленькая хитрость миссис. Бедняжка, она думала, что умнее всех. А теперь смотрите, что стало с ней самой!

— Вы думаете, её смерть имеет к этому какое-то отношение?

— Я ведь так не сказала, правда? Я ничего об этом не знаю. Я тогда была внизу и только слышала крики.

— А другие слуги относились к завещанию серьёзно?

— Ну, и да, и нет. Конечно, мы все его периодически обсуждали. Было забавно знать, что, случись с ней что-нибудь, все её деньги достанутся нам. Но ни один из нас не желал ей вреда, если вы спрашиваете именно об этом. И ни один из нас этого не делал.

— Вы говорите и за других?

— Никто не может жить каждое утро, день и ночь бок о бок с другими людьми и совершенно не знать, что творится в их головах, — ответила мисс Стори. — Я не в восторге ни от кого из них, и есть такое, что мне не нравится. Но я очень хорошо знаю, что этого не совершал ни один из них. Так что, если вы пытаетесь приписать это им, вы ошибаетесь, вот и всё.

— Мы пытаемся лишь найти правду, — сказал лорд Саймон.

— Рада это слышать, — быстро произнесла мисс Стори, чуть ли не раньше, чем предложение было закончено.

— Вы одобряете Столла?

— Я не собираюсь обсуждать других слуг, сэр. Я решила предоставить вам любую информацию, которой располагаю, но не моё мнение о ком бы то ни было.

— Абсолютно справедливо. Скажите нам тогда, в какое время Столл отправился спать вчера вечером?

— Как только снёс виски в гостиную. Не позднее половины одиннадцатого. Он жаловался на головную боль, и Энид, горничная, предложила остаться бодрствовать на случай, если что-нибудь понадобится, а он отправился спать.

— Но вы уверены, что он лёг спать?

— Как я могу быть уверенной? Он взял свой будильник, как делает это всегда, и покинул кухню.

— Пожелав спокойной ночи?

— Энид. Мы с ним не разговариваем.

— С чего это вдруг?

— О, пустяки, не о чем говорить. Разногласия по поводу суфле.

— Понятно. Затем вы и Энид остались вместе на кухне. А что относительно шофёра, Феллоуса?

— Он тоже был там. Я никогда не одобряла этот обычай и говорила об этом миссис Терстон тысячу раз, но ничего не менялось. Феллоус приходит на ужин каждый вечер приблизительно в девять, и остаётся в моей кухне курить сигареты допоздна.

— Но, чёрт побери, куда же ему ещё идти, мисс Стори?

— Меня это не касается. Деревня неподалеку. А мне такая ситуация не нравится.

— Итак, там находились вы трое. Кто покинул комнату первым?

— Энид, когда услышала, что миссис Терстон пошла спать.

— О, вы могли это слышать из кухни, да?

— Нет, если дверь закрыта, то не могли. Но Энид прошлым вечером оставила её приоткрытой.

— Она прислушивалась к чему-нибудь?

— Да, она и шофёр. Однажды я встала и закрыла дверь из-за сквозняка. Но вскоре она вновь открыла её.

— Как вы это объясняете?

— О, в этом не было ничего необычного. Она всегда старалась пойти наверх тогда же, когда и миссис Терстон. Энид, должна сказать, просто любила миссис и обычно следовала за ней, чтобы узнать, не нужно ли чего.

— Мы знаем, что это было в одиннадцать часов. Сколько времени Феллоус оставался с вами?

— Не больше, чем минуту или около того, потому что я помню, как он посмотрел на часы и сделал замечание.

— По поводу часов?

— Нет. По поводу времени. «Ого, — сказал он, — уже больше одиннадцати». Затем встал и пошёл наверх.

— А вы посмотрели на часы?

— Не могу утверждать, что посмотрела. Но я знаю, что это было вскоре после того, как ушла Энид.

— Во всяком случае, вы больше не видели никого из них до окончания криков?

— Нет.

— Кого из них вы увидели первым?

— Энид. Она прибежала и сказала, что джентльмены ломают дверь миссис.

— Это было через две минуты после крика?

— Да.

— Что вы делали в это время?

— Я? С минуту, думаю, я просто стояла столбом. Представляете, находиться в полном одиночестве в этой старой кухне, которая и в лучшие времена была достаточно жуткой, а затем услышать, как кто-то ужасно кричит... Я не из пугливых, но поставьте себя на моё место! Когда я взяла себя в руки, то услышала джентльменов, бегущих наверх, и как только я открыла дверь, то увидела Энид, несущуюся вниз по лестнице с выпученными глазами.

— А затем?

— Ну, спустя некоторое время вниз сошёл мистер Столл, напоминающий в своём халате какого-то призрака. А затем вниз сбегает Феллоус и говорит, что его послали за доктором и полицией. Я слышала, как он завёл автомобиль и уехал. В течение приблизительно десяти минут, должна сказать, Энид сидела совсем тихо. А затем внезапно у неё началась истерика, и мистер Столл выскочил из комнаты, буркнув, что принесет коньяку. Через минуту он вернулся, и мы немного успокоили Энид, а затем мистер Столл вновь ушёл, чтобы, как он сказал, заняться делами.

— Хорошо. Вы всё рассказали совершенно ясно. А больше никого не видели в тот вечер? Никого из гостей?

— Нет.

— Боюсь, что я был очень назойливым. Но не могу придумать, о чём бы вас ещё спросить.

Внезапно месье Пико отвернулся от камина.

— Один небольшой момент, пожалуйста, мадемуазель, — сказал он. — Вы ведь расскажете папе Пико то, что у вас тут называют «одним маленьким пустячком», да?

Мисс Стори, казалось, на мгновение задумалась, было ли это началом беседы, которой обычно удостаивают девушек почтенные пожилые джентльмены в железнодорожных вагонах, или действительной просьбой об информации, и поэтому дипломатично промолчала.

— Молодой человек, шофёр. Возможно, он специально пытался привлечь ваше внимание к часам?

— Не совсем так. Он только сказал, что уже позже одиннадцати, и он должен идти.

— Он не говорил, почему или куда?

— Нет. Но у него была крысоловка.

— Ах да. Ловушка для маленькой крысы, n'est-ce pas[30]? И куда он мог бы пойти?

— Полагаю, в яблочную комнату. Миссис Терстон всегда жаловалась, что слышит, как они бегают над головой.

— Всегда жаловалась Феллоусу, да?

— Да.

— И просила его поставить ловушку, нет?

— Полагаю, так.

— А теперь о девушке. Возможно, она говорила вам, где была, когда услышала крики?

— О да. Она была в комнате доктора Терстона, разбирала постель.

— А шофёр, вы видели его той ночью ещё раз?

— Не думаю.

— Благодарю вас. Я благодарю вас также, мадемуазель, в предвкушении холодных закусок, — добавил он с характерной для него любезностью.

— Тогда это всё? — спросила мисс Стори.

Инстинктивно мы повернулись к отцу Смиту, но, очевидно, он спал.

— Монсеньор Смит... — позвал Сэм Уильямс.

— Ах, да. Вот ведь, боюсь, что я задремал. Я собирался спросить вас о звонке. Колокольчик, который звонит от парадной двери. Вы слышали его вчера вечером, мисс Стори?

— Когда?

— Когда у девушки была истерика?

— Не могу утверждать, что слышала. Но тогда… я вполне могла его не заметить, даже если звонили дюжину раз. Она, что называется, билась в конвульсиях. У меня не было времени, чтобы прислушиваться к колокольчикам, большим или маленьким.

Отец Смит вернулся в сонное состояние, и мисс Стори вышла.

— Я, очевидно, могу, полностью доверять готовке этой леди, — прокомментировал лорд Саймон. — Точность и осмотрительность — её сильные стороны.

— Она не любитель романтики, эта ваша мадемуазель Стори, — согласился месье Пико. — Интересно, была ли у неё причина не любить романтику вообще или же какую-нибудь конкретную романтическую историю. Voyons[31]. Время покажет.

Я не мог удержаться, чтобы не спросить отца Смита.

— Вы думали… — начал я.

— Я подумал о звоне.

— Колокольном звоне?

— Нет, звуке колокольчика электрического звонка. Или, возможно, о свадебных колоколах. Или даже... — его голос стал затихать, — даже ударах колокола за упокой.