Раймонд Чэндлер - Кровавый ветер
От угла дома прогремел выстрел. Оскалившись, шофер в фиолетовой форме отскочил в сторону. На углу, сжав в зубах сигару, стоял крепыш Мэнди. В руке он держал большущий револьвер с длинным стволом. Когда убийца повернулся, Мэнди прицелился и выстрелил снова. Револьвер шофера громыхнул два раза в ответ, а потом в дело вступил автоматический пистолет Шейли. Убийца издал короткий захлебывающийся вопль, рванулся вперед, но, сделав несколько шагов, растянулся во весь рост на покрытой пылью земле и больше не двигался.
Шейли медленно встал и вытер грязь с лица. Из окон начали осторожно выглядывать люди. Послышались взволнованные голоса. Подбежал Ван Бильбо, смешной маленький человечек. Роговые очки висели на одной дужке. Кинувшись к Мэнди, он схватил крепыша:
— Ты ранен? Мэнди, ты ранен?
— Да перестань. Что ты надо мной как наседка над цыпленком? Естественно, я не ранен. Этот парень при всем желании не смог бы меня пристрелить.
— Это наркоман, — объявил Шейли людям, окружившим тело шофера. — Ни с того ни с сего взял и напал на мистера Ван Бильбо. Вы все можете дать показания, что я защищался.
Мэнди, расталкивая толпу, двинулся прочь. Шейли двинулся следом.
— Мэнди! — окрикнул он.
Мэнди оглянулся.
— Дай-ка мне револьвер, — потребовал Шейли и вырвал оружие из рук крепыша.
Это был неавтоматический шестизарядный револьвер. Шейли откинул барабан, крутанул его и вытащил один из патронов. В патроне не было пули.
— Так я и думал, — кивнул Шейли. — Холостые. Ты взял один из револьверов для массовки. Идиот, черт бы тебя побрал, ты был как на ладони, подставляя себя под пули этой макаки, — ради того, чтобы отвлечь его от меня. Вот это мужество.
— Да ладно, — Мэнди явно чувствовал неловкость. — Я об этом даже не думал, вот и все. Просто парень устроился на место Манна, да и вообще он мне не нравился.
Шейли кинул взгляд на вооруженного двумя револьверами мужчину в летах, который выбирался из-под дощатого тротуара.
— Вот это, я понимаю, человек предусмотрительный…
— А, эти, — Мэнди презрительно сплюнул. — Эти герои экрана рисковать не любят. Риск пагубно сказывается на их игре.
The Third Murderer
Carroll John Daly
Нет сомнения в том, что современные самолеты гораздо более совершенны, чем те, что построили когда-то братья Райт. Но они были первыми, и это дает им право занять свое место в истории.
Так же обстоит дело и с Кэрролом Джоном Дэйли (1889–1958). Много на свете авторов, чьи рассказы о «крутых» частных детективах превосходят создания Дэйли по всем параметрам. Но именно он почти столетие тому назад создал жанр «крутого» детектива, написав рассказ «Терри Три Ствола» (опубликован в журнале «Черная маска» от 15 мая 1923), героем которого стал частный детектив Терри Мак. Этот супермачо послужил прототипом для многих образов лихих парней, щелкающих сложные случаи, как орешки, — созданных последователями Дэйли.
Первый рассказ с Рэйсом Вильямсом, самым знаменитым героем Дэйли, появился в «Черной маске» 1 июня 1923 года («Рыцари ладони»). Следующий рассказ о Рэйсе Вильямсе, «Три тысячи на добрые дела», ознаменовал рождение первой в истории серии о «крутом частном сыщике».
Не отличающиеся особыми литературными достоинствами создания Дэйли пользовались, однако, такой популярностью, что имя его на обложке повышало выручку от продаж на 15 %. Дэйли в течение четверти века оставался одним из наиболее высоко оплачиваемых авторов литературы жанра трэш. «Третий убийца» печатался с продолжениями в «Черной маске» в июне—августе 1931 года под названием «Флэйм и Рэйс Вильямс».
Третий убийца
Кэррол Джон Дэйли
переводчик Юрий Балаян
Глава 1
«Я убью тебя»
Мне его физиономия сразу не понравилась. К чему это скрывать? Я и не скрывал. Это лицо можно было бы назвать привлекательным, если б не застывшая на нем самодовольная, наглая гримаса. Изгиб губ естественный — но не в данный момент, когда верхняя губа дергается, как стрелка индикатора уровня, показывающая, сколько внутри горючего. И горючее это может выплеснуться через край. Лучше в этот момент находиться подальше, чтобы пиджак не забрызгало.
— Не нравится, значит, моя морда?
Бледно-голубые глаза сузились, лоб избороздили морщины, уходящие в шапку черных волос. Губы змеились усмешкой. Может быть, его угрожающую мину нельзя назвать естественным выражением лица, но и в дешевом притворстве этого типа не обвинишь. Полагаю, он начал лицедействовать так давно, что эта привычка стала основной чертой его характера. Что ж, практика — критерий истины.
Я перевел взгляд на часы над стойкой. Прошло уже почти полчаса, как я должен был встретиться с Рудольфом Майером, уголовным адвокатом и чемпионом краснобаев города Нью-Йорка. «Уголовный адвокат» — здесь можно, смело выделить «уголовный». Очень к нему подходит это определение. Он всегда на полквартала впереди прокуратуры, да и коллег своих обводит вокруг пальца, когда они пытаются притянуть его к ответу за нарушения профессиональной этики. За всякие там лжесвидетельства, давление на присяжных, вымогательство и иные мелочи, без которых никакой порядочный адвокат не обходится.
Мне Майер порой оказывался весьма кстати. Особенно после того, как иной лихой пистолейро воображал, что нажмет на спусковой крючок раньше меня. Впоследствии друзья и близкие фатально пострадавшего выясняли, что это не так, и Майер помогал мне преодолеть хляби и трясины Судебного Священного Писания. Но пока вместо уголовно-ханжеского лика чемпиона-трепача передо мной маячила физиономия победителя конкурса «Кто состроит самую похабную гримасу».
Итак, клуб-кабак «Золотая собака», разочарованная долгим отсутствием Майера моя персона и перед нею сопляк, который упустил шанс вырасти в полноценного рэкетира и теперь пробавлялся ролью шута горохового. Ретировавшись от надоедливого сопляка, я услышал за собой его шаги в направлении моей спины. Он тащился за мной, не обращая внимания на жестикуляцию бармена, предостерегающего юного наглеца от опрометчивых действий. Бармена я фиксировал краем глаза, отнюдь не возражая против того, что он таким образом вмешивается в мою личную жизнь.
— Кра-асавчик. Морда моя ему не нравится… На себя посмотри!.. Рэйс Вильямс, лихой детектив! Вшивая ищейка — вот ты кто… Много кому моя морда не по нутру. Много кто дрожит, о ней вспомнив. Обратись к лику горгоны и умри! — Сопляк покачнулся и облизал губы.
— Достаточно безобразная морда, — охотно подтвердил я. — Ты бы с этим ликом в управление полиции наведался, авось они все там окаменеют от ужаса.
— А? Ну… Ну ты… — Нет, он к шуткам не приучен. Очень серьезно себя воспринимает. — Был я в управлении, был, не раз… И ни одна полицейская морда меня пальцем не тронула… Мы, Горгоны…
— …воруем с молоком бидоны, — живо завершил я его горделивую фразу. — Молочишко из-под дверей таскаем, так?
Вытаскивая с задворков памяти эту информацию, почерпнутую из зарегистрированных краем уха сплетен, я позаботился, чтобы ее услышали и окружающие. А что я еще мог сделать? Уж очень он оказался прилипчивым, этот Эдди Горгон, неоднократно привлекавшийся по подозрению в убийстве, но всегда ускользавший из судейской мельницы неперемолотым.
— Молоч… — Он аж задохнулся, услышав раздавшийся вокруг смех. — Ах ты, с-сука блохастая, сутенер, поганая бабья содержанка…
Я прервал поток его красноречия, схватив за лацкан пиджака и чувствительно встряхнув.
— Если не желаешь заработать массаж физиономии, — поскольку окружающие все более внимательно присматривались к нашей парочке, я выдавил чарующую улыбку, — придержи язычок. Твои сведения из неверных источников. Или ты приписываешь мне факты своей биографии. Я никогда не жил за счет женщин.
Что ж, я дал ему шанс. Только он этим шансом пренебрег.
— Массаж! Он не жил!.. Х-ха! Конечно, не жил! Не жил с теми, у которых деньжатами не обзаведешься. Да вся авеню знает эту Фл… — Я едва заметно встряхнул его. — Убери свою грязную лапу! — Он вывернулся, как бы ненароком расстегнув пиджак и продемонстрировав висящую под мышкой кобуру. — Массаж Эдди Горгону! Брату Джо Горгона! Да ты кишки выблюешь, в штаны наложишь… Он не жил за счет мелкой сучки Флэйм, Флоренс Драммонд!
Тут я ему и врезал. Уж потерял я голову или нет… Конечно, полностью осмысленным это действие назвать нельзя. Ведь легко было бы спровоцировать его на угрозу оружием. Вытащил бы он пушку — и все в порядке, не придерешься. Но жизнь берет в зачет твои реальные поступки, а не то, как ты мог бы поступить. Что ж, мне просто не удалось справиться с желанием заткнуть его грязную лживую пасть. А если точнее — с желанием ему врезать.
