Николай Шпанов - Искатели истины
По милости живописцев большинство представляет себе уроженок этих мест рослыми красавицами с правильными чертами лица и со стройным телом мужественных спутниц викингов. Но в Рагне нельзя было отыскать этих традиционных черт академического портрета. Видно, с тех пор как был засыпан песком последний челн морских разбойников, тяжелый труд рыбаков и борьба со скалами, скупо родящими жалкие злаки, поглотили все, что было картинного во внешности прародительниц Рагны. И тем не менее ни на минуту нельзя было усомниться в том, что она типичная скандинавка. Даже ее, явно противоречащий установившейся традиции, вздернутый нос как бы заявлял, что именно таким он и должен быть написан, если художник хочет дат правдивый портрет женщины этой страны.
Пока хозяин гостиницы знакомил вновь прибывших с русскими гостями, Грачик нет-нет да и поглядывал на Рагну. Ее сосредоточенность, почти хмурость, не могла остаться не замеченной им.
Отец Рагны, кассир Видкун Хеккерт, был очень похож на своего брата-шкипера, но в глазах его отсутствовало веселье Эдварда, они глядели строго, даже сурово. Встретившись с ними, Грачик сразу понял, что секрет молодости шкипера — его глаза. А вот в возрасте Видкуна уже нельзя было ошибиться. При небольшой разнице в годах Видкун по сравнению с младшим братом выглядел стариком. Секрет был в молодых глазах Эдварда.
Пристально вглядываясь в лица, Видкун молча пожал всем руки. Сделал он это не спеша, очень обстоятельно и долго держал в своей шершавой холодной руке руку каждого.
В противоположность ему пастор обошел присутствующих быстро, крепким, отрывистым пожатием приветствовал каждого, кивая при этом большой головой. Пастор не был местным уроженцем. От хозяев отеля русские путешественники узнали, что во время пребывания здесь немецко-фашистских войск он вынужден был скрываться под чужим именем, чтобы спастись от преследований гестапо, которое не преминуло бы его схватить и водворить обратно в концентрационный лагерь Германии, откуда ему удалось бежать перед самой войной. Через полчаса гости уже знали политические физиономии всех присутствующих и в том числе Видкуна Хеккерта. Именуя себя чуть ли не «потомственным последователем демократических традиций Запада», он был менее всего склонен защищать эти традиции. Его «демократизм» не помешал ему отлично ладить с немцами, при помощи которых он продолжал занимать доставшуюся ему после отца должность кассира местного ломбарда. Он утверждал, что вынужден был склониться перед силой: борьба с нею была бы, по его словам, напрасна и привела бы только к бесцельным жертвам.
Все в этом старике было ясно Кручинину и Грачику. После того как общительный Эдвард изложил историю своего брата и пастора и сообщил им, в свою очередь, все, что успел узнать о приезжих, он поделился с Видкуном планом доставки их на острова. Ни он, ни кто-либо другой здесь не могли подозревать истинной цели этой поездки, хорошо известной властям страны и вполне одобренной ими. Все другие считали ее данью простой любознательности. К туристам тут привыкли, и стремление таких желанных гостей, как русские, посетить острова не могло вызвать удивления.
К тому же к услугам непосвященных была и скрываемая Кручининым склонность к собиранию народных песен. Эта склонность казалась тем более правдоподобной, что Грачик, как музыкант, был наготове, чтобы записать «заинтересовавший» Кручинина напев. С этой целью в кармане Грачика всегда лежала тетрадка нотной бумаги.
Когда все были уже знакомы друг с другом и план завтрашней поездки выработан, Грачик заметил, что среди присутствующих нет проводника Оле Ансена. Вместе с ним незаметно исчезла и Рагна.
Грачик спросил хозяина о том, куда девал с проводник.
— Как, вас привел сюда молодой Ансен? — удивленно и с оттенком недовольства спросил старший Хеккерт. При этом от Грачика не укрылось, что он многозначительно переглянулся с пастором и даже, кажется, подозрительно оглядел самих гостей, словно знакомство с молодым проводником не только лишало всякого доверия, но даже удивляло присутствовавших.
В комнате воцарилось неловкое молчание.
— Почему это вас удивляет? — спросил Грачик.
— Удивляет? — Видкун пожал плечами. — Там, где речь идет об этом парне, ничто может удивить… Впрочем, после того что видели при гуннах, для нас, вероятно, должно существовать ничего удивительного.
— Тем не менее, вы… — начал было Грачик.
— Я объясню вам, что хотел сказать брат, — вмешался шкипер. — Молодой Ансен пользовался у нас во время оккупации не слишком-то хорошей репутацией.
— Вот как?
— Бродяга и бездельник, — пробормотал Видкун. — До войны он не работал, а все вертелся около туристов, был проводником — не очень-то почтенное занятие для молодого человека! А теперь… Впрочем никто не скажет вам уверенно, чем он теперь добывает свой хлеб насущный. Ну, а что касается меня, то я уж до старой памяти не потороплюсь подать ему руку.
— Но вы забываете, херре Хеккерт, — вмещался хозяин гостиницы, — ведь Оле был… в рядах сопротивления.
— Так говорят, так говорят, — скептически ответил Видкун.
— Но ни вы, ни я — мы не знаем, зачем он там был.
— Но, нет Видкун! — сердито отозвался шкипер. — Ты говоришь об Оле хуже, чем малый заслуживает. Мы-то все его…
Шкипер хотел еще что-то сказать, но, увидев входящую хозяйку, многозначительно умолк и, улучив минутку, шепнул Грачику:
— Оле — племянник нашей хозяйки.
— Худшее, что может быть в таком деле, — потерять надежду на возвращение заблудшей овцы на путь, предуказанный всевышним, — негромко произнес пастор.
Пришла хозяйка с горячим грогом. За нею появился Оле. А следом за Оле, молча, ни на кого не глядя, вошла Рагна. Можно было подумать, что она никого не видит, будто широкая спина Оле, на которую был устремлен ее взгляд, заслоняла от нее весь мир.
Хозяйка поставила на стол напиток и опустила фартук, которым держала горячий кувшин. При этом что-то выскользнуло из кармана фартука и со стуком упало на пол. Она по спешно подняла упавший предмет и с интересом, смешанным с беспокойством, спросила:
— Что это?
В руке ее был кастет. Хромированные кольца ярко блеснули при свете лампы.
— Где ты взяла? — спросил хозяин и протянул было руку к кастету, но Оле опередил его и схватил оружие.
— Когда я опускала ужин в карман куртки Оле, этот предмет был там. Я вынула его чтобы посмотреть. Никогда не видала такой штуки. Что это такое? — повторила она вопрос племяннику.
Взоры всех присутствующих с любопытством обратились к Оле и к блестевшему у него в руке кастету.
— Зачем это у тебя? — с беспокойство спросила хозяйка у племянника. — Ты нашел это, ты только сейчас нашел это, правда?
Как будто она хотела убедить остальных том, что ее племянник не мог получить эту штуку от немцев.
— Да… только сейчас, — повторил за нею Оле.
— Конечно… — сказал пастор. Подумав, он кивнул головой и мягко, даже ласково повторил: — Конечно, он нашел это только сейчас.
Оле посмотрел на него с благодарностью. Он видел, что остальные ему не верят.
А пастор, словно задавшись целью выручить юношу из затруднительного положения, взял кастет и стал его внимательно рассматривать.
В течение этой сцены Рагна не проронила ни слова.
Прислонившись к косяку окна, она молча следила за разговором. Только в тот момент, когда кастет перешел к пастору, Грачику показалось, что по сосредоточенному лицу Рагны пробежала тень недовольства. Впрочем, скорее это был даже испуг, чем недовольство. По-видимому, Рагне даже пришлось подавить в себе желание помешать пастору взять кастет.
— Да, да, немецкая штучка, — сказал пастор. — До прихода гитлеровцев здесь, наверное, не водилось таких вещей. Они были тут не нужны. Не правда ли?.. А помните? — Он повернулся к продолжавшему сурово молчать Видкуну: — Помните, когда эти коричневые звери впервые пустили их в ход?
В знак того, что он все помнит, кассир опустил тяжелую голову в молчаливом кивке. Пастор пояснил:
— Когда гунны пришли сюда, жители, естественно, хотели спасти свои ценности. Они пошли к ломбарду, чтобы выкупить свои заклады. Целый приход собрался у его дверей. Длинная очередь людей — мужчины и женщины. Может быть, первая очередь, которую здесь видели. Много раньше, чем они стали обычными у мясных лавок и булочных. Люди хотели спасти свое достояние, но ломбард уже не возвращал вкладов. Гунны наложили на них свою лапу. Видкун Хеккерт сидел в своем окошечке и вместо часов, цепочек и колец выдавал людям отпечатанную гуннами прокламацию. А когда толпа, к которой присоединились люди со всей округи, стала рвать прокламации и угрожала силой взять свое, появились молодчики, купленные немцами. Вот тогда-то здешние люди и узнали впервые, что такое кастет. Помните?
