Джозефина Тэй - Загадочные события во Франчесе
— Я слышал, что когда полиция попыталась ее допросить, с ней случилась истерика.
— Но тогда она еще была больна. После того как она отдохнула и рассказала нам, что с ней случилось, мы легко уговорили ее повторить свой рассказ в полиции.
— Пожалуйста, миссис Винн, скажите мне откровенно: у вас не возникало сомнений, говорит ли Бетти правду? Ни на минуту?
— Ни на минуту. С какой стати? Она — очень правдивая девочка. Да если бы она и не была правдивой, как можно выдумать такую подробную историю? Тут ведь так легко попасться на лжи. В полиции ей задали массу вопросов, и никому и в голову не пришло усомниться в том, что она говорит правду.
— Когда она вам впервые рассказала эту историю, она сразу рассказала ее со всеми подробностями?
— Нет, не сразу. Подробности всплывали постепенно, по мере того как она их вспоминала. На это ушло два дня. Например, она не сразу вспомнила, что окошко на чердаке — круглое.
— А те дни, что она провела в лихорадке, — они не ослабили ее память?
— Этого просто не могло случиться. У нее фотографическая память.
«Вот как!» — подумал Роберт и еще более навострил уши.
— Даже маленькой девочкой она могла взглянуть на страницу книги — конечно, детской книжки — и повторить все, что там написано. Она как будто видела страницу в уме. А когда играли в «Ким» — знаете, когда надо запомнить, какие предметы лежат на подносе, — Бетти мы в игру никогда не брали. Она всегда бы побеждала. Если уж она что увидит, то не забудет.
Роберту пришла в голову другая игра: где человеку, который ищет спрятанную вещь, говорят: «тепло… горячо».
— Вы говорите, она — правдивая девочка, и это подтверждают все, кто ее знает, но неужели она никогда не выдумывала историй, где с ней якобы происходили удивительные события? Все дети так делают.
— Никогда, — твердо ответила миссис Винн. Эта идея ей даже как будто показалась забавной. — Она просто не умеет выдумывать. Бетти считает, что все должно быть «по-правдашнему». Даже когда она играла в куклы, скажем, угощала их чаем, в отличие от большинства детей, никогда не удовлетворялась воображаемыми кушаньями на тарелках: нет, ей было нужно, чтобы на тарелке в самом деле что-то лежало хотя бы крошечный кусочек хлеба. Но чаще все же что-нибудь повкуснее: под этим предлогом она выклянчивала лакомство, а ей всегда хочется вкусненького.
Роберт не мог не признать, что миссис Винн говорила о своей любимой долгожданной дочери вполне объективно. Что это — следы цинизма, который вырабатывается у учителей? Так или иначе, такое отношение ребенку полезнее, чем слепая любовь. Жаль только, что ум и преданность женщины были вознаграждены ложью и обманом.
— Не буду заставлять вас долго говорить на тему, которая для вас наверняка неприятна, — сказал Роберт. — Мне бы только хотелось еще спросить, знаете ли вы что-нибудь о родителях Бетти?
— Родителях? — удивилась миссис Винн.
— Да. Вы их хорошо знали? Что это были за люди?
— Нет, мы совсем не были с ними знакомы. Мы их никогда не видели.
— Но Бетти ведь жила у вас — сколько? — девять месяцев, кажется, до того как погибли ее родители.
— Да, но ее мать написала нам вскоре после ее приезда, что не видит смысла ее навещать — ребенок только будет понапрасну расстраиваться. Пусть уж она живет у нас до тех пор, пока не появится возможность забрать ее обратно в Лондон. Она только попросила, чтобы я каждый день говорила о ней с Бетти.
У Роберта защемило сердце от жалости к незнакомой женщине, которая готова была лишить себя радости свиданий с ребенком, лишь бы не нанести ему душевную травму. Как же повезло эвакуированной девочке Бетти Кейн, сколько людей ее самозабвенно любили!
— А как она себя вела, когда только что к вам попала? Быстро привыкла или плакала и звала маму?
— Она плакала, потому что ей не нравилась наша еда, но я не помню, чтобы она хоть раз позвала маму. Она с первого дня полюбила Лесли — она ведь была совсем крошкой — и, мне кажется, он затмил в ней воспоминание о доме. А он был старше ее на четыре года и считал, что его долг — заступаться за маленькую сестренку. Он и до сих пор так считает — поэтому и вышла вся эта история с газетой.
— А как все это получилось? Я знаю, в газету пошел ваш сын. Ну а вы… вы потом тоже решили?..
— Боже упаси! — негодующе воскликнула миссис Винн. — Все так быстро получилось, мы и опомниться не успели. Когда Лесли привел репортера, нас с мужем не было дома: выслушав его рассказ, они послали к нам домой человека, чтобы узнать все из первых рук, от Бетти… И когда…
— А Бетти охотно с ним разговаривала?
— Я не знаю, охотно или нет. Меня при этом не было. Мы с мужем ничего об этом не знали до сегодняшнего утра, когда Лесли положил нам под нос «Ак-Эмму». С этаким вызовом. Мне кажется, сейчас он и сам не рад. Уверяю вас, мистер Блэр, в нормальном состоянии он не обратился бы в эту газетенку. Но он страшно негодовал на полицию…
— Знаю. Я себе представляю, как все получилось. Эта их приманка: расскажите нам о вашей беде, и мы вам поможем, — она на многих действует. — Роберт встал. — Вы были очень любезны, миссис Винн, и я вам чрезвычайно благодарен.
Видимо, он сказал это с таким искренним чувством, что миссис Винн поглядела на него с сомнением. Что я ему такого сказала, за что он мне так благодарен? — казалось, с некоторым беспокойством спрашивала она себя.
Роберт еще спросил, где в Лондоне жили родители Бетти, и она дала ему адрес.
— Только там сейчас ничего не осталось, — заметила она. — Развалины расчистили. Там собираются вести большую застройку, но пока не начали.
В дверях Роберт столкнулся с Лесли.
Это был очень красивый юноша, который к тому же, кажется, этого совершенно не сознавал — что очень понравилось в нем Роберту, хотя он вовсе не был склонен испытывать к молодому человеку добрые чувства. Роберт представлял его этаким неуклюжим верзилой, но он оказался худеньким юношей с застенчивым взглядом и копной лохматых мягких волос. Он свирепо воззрился на Роберта, когда его мать объяснила ему, кто это и по какому делу к ним приехал, но, как говорила миссис Винн, во взгляде его был вызов. Видимо, Лесли был не совсем в ладах со своей совестью.
— Я не допущу, чтобы люди, избившие мою сестру, остались безнаказанными, — прорычал он, когда Роберт мягко упрекнул его в поспешности.
— Я вполне вас понимаю, но я бы предпочел, чтобы меня били каждый вечер в течение двух недель, чем один раз напечатали мою фотографию на первой странице «Ак-Эммы». Особенно, если бы я был молодой девушкой.
— Если бы вас избивали две недели и никто по этому случаю не шевельнул бы пальцем, то вы, очень может быть, были бы рады, чтобы любая газетенка напечатала вашу фотографию — лишь бы только это помогло наказать ваших обидчиков, — парировал Лесли и прошел мимо гостя в дом.
Миссис Винн повернулась к Роберту с извиняющейся улыбкой, и Роберт, воспользовавшись ее смущением, попросил:
— Миссис Винн, если вам покажется, что в рассказе Бетти не все концы сходятся с концами, мне хочется надеяться, что вы сочтете необходимым докопаться до истины.
— Только не возлагайте на это слишком больших надежд, мистер Блэр.
— Вы хотите сказать, не станете ни до чего докапываться и допустите, чтобы две невинные женщины попали в тюрьму?
— Нет, я не это хотела сказать. Просто не рассчитывайте, что я начну сомневаться в рассказе Бетти. Я поверила ей с самого начала, и маловероятно, что я почему-либо вдруг перестану ей верить.
— Кто знает. Вам может прийти в голову, что где-то что-то шито белыми нитками. У вас аналитический ум, и в один прекрасный день его подсознательная работа может вдруг предъявить вам весьма неожиданный вывод. Какая-то несуразица, которая вызвала у вас минутное сомнение, вдруг напомнит вам о себе.
Миссис Винн проводила его до калитки, и, произнеся последнюю фразу, он повернулся, чтобы попрощаться с ней. К своему удивлению, он увидел, что при последнем замечании у нее на лице мелькнула какая-то тень.
А она-таки сомневается. Что-то в истории, рассказанной ее приемной дочерью, озадачило ее трезвый ум. Но что?
И вдруг, перед тем как сесть в машину, он задал вопрос, который впоследствии вспоминал как единственный в его жизни случай телепатической передачи мыслей:
— Когда она вернулась домой, у нее в карманах платья ничего не было?
— У нее в платье только один карман.
— И что там было?
Миссис Винн ответила не сразу.
— Там была губная помада, — наконец ровным голосом сказала она.
— Помада? Разве ей не рано красить губы?
— Дорогой мистер Блэр, девочки начинают экспериментировать перед зеркалом с косметикой лет с десяти. Это теперь у них главное развлечение в дождливую погоду. Раньше они примеряли мамины платья.
