Марджори Аллингхэм - Смерть в Галерее
— Нет, — сказала Фрэнсис с внезапной решимостью. — Лучше идите вы. Я поднимусь позже. Я хочу поговорить с мистером Филдом.
Она подождала, пока женщина совсем скрылась из виду и затих стук каблуков, а потом пошла в гостиную. Он, ссутулившись и засунув руки в карманы, последовал за ней.
— Ты знаешь, Филлида меня попросила, — сказал он. — Кто-то должен это сделать для бедной девочки. Все это ужасно неприятно.
В его голосе не слышалось сожаления или извинения, и она опять почувствовала себя очень одиноко. Сама того не сознавая, она перебирала в уме все неприятности этого дня. Это его замечание окончательно расстроило ее, и она, совершенно неожиданно для самой себя, неловко заявила:
— Послушай, Дэвид. Вся эта история никуда не годится. Я имею в виду прошлую неделю, начиная с того дня, когда ты был ужасно добр и сделал мне то предложение. Никто тогда не знал, что с нами всеми случится. Ты не хотел бы разорвать нашу помолвку? Даже если мы будем глупо выглядеть, это бы прояснило некоторые сложные вещи. Мне кажется, что я втягиваю тебя во всю эту грязь. И с каждым днем становится все хуже и хуже. Мне так плохо и стыдно. — Она говорила, чувствуя, что щеки ее горят. Но она не могла себе представить, какой юной, беззащитной и немного взъерошенной выглядит она в глазах Дэвида. Она начала, решительно глядя прямо в его лицо, но после первых же слов растерянно перевела взгляд на оконное стекло и сквозь тонкие шторы разглядывала площадь за окном. — Думаю, так было бы лучше, — сказала она и замерла в ожидании. Она не знала, что хотела услышать в ответ, никакого обдуманного решения у нее не было, но она была так искренна. Сначала Фрэнсис показалось, что он смеется над ней, но его долгое молчание озадачивало. — Тебе лучше расстаться со мной, — честно сказала она. — Мы, вся наша семья, сейчас как прокаженные, я это отлично понимаю. Тебе не нужно тонуть вместе с нами из-за каких-то дурацких приличий. Ты сможешь держаться от нас подальше, после того как мы расстанемся.
Он опять оставил ее слова без ответа, и в комнате повисло неловкое молчание. Наконец он кивнул головой.
— Это было бы здорово, — просто сказал он. — В нашей ситуации это самый лучший выход.
Он засмеялся и подошел к ней.
— Дорогая, — сказал он. — Ты просто прелесть. Свежая, чистая и непорочная фиалка на лесной тропинке. Никаких комплексов, никаких тайных замыслов, чистая и неподдельная юная женственность. Это удивительная редкость, и это так чертовски привлекательно. Как правило, именно на этом ломаются старые глупые холостяки. Но все-таки послушай меня.
Он опять повернул ее к окну и показал на одинокую фигуру, подпиравшую ограду на плошали.
— А вот и он, — сказал Дэвид. — Фуражка, ботинки и все остальное. Если я уйду из дома, он тоже уйдет. Вот в чем печальная правда. Впервые в жизни старик в ловушке, графиня.
Она почувствовала, как он сильно сжал ее плечо.
— Если бы его здесь не было, ты бы ушел? — спросила она.
— Мой Бог, конечно, да, — сказал Дэвид Филд.
9
Ко всеобщему изумлению, Габриель приняла участие в организации похорон, и великий викторианский дух самосохранения проявился во всем своем великолепии в ее заявлении.
— Тихо? — вопрошала она, сидя в кресле, как обычно, очень прямо. — Мы должны это сделать очень тихо? В такое время, как сейчас? Не будьте смешными. Мои дорогие, мы даже мысли допустить не можем, что в этом есть что-то скандальное. Наш бедный, несчастный родственник скончался. И это наш долг перед Богом и людьми — достойно проводить его в последний путь. Кроме того, если какие-нибудь сплетники собираются толпиться вокруг дома, ради Бога, пусть глазеют.
Она крайне неодобрительно отнеслась к участию Дэвида в организации похорон. И прямо ему об этом заявила. Но так как его имя уже стали упоминать в разговорах адвокаты и поверенные, она решила, что будет «меньше шума», если он продолжит работу, чем если его заменит кто-то другой. Поэтому она пригласила Дэвида, Вортингтона, и владельца похоронного бюро к себе в комнату.
Некоторые из ее распоряжений уже опоздали, но Фрэнсис, назначенная главной помощницей во всех ее делах, испытала почти благоговейное восхищение здравым смыслом, стоящим за всеми, казалось бы, абсурдными требованиями великого ритуала. Она делала все, что ей говорили, купила черные платья для себя, Филлиды и прислуги. Допоздна они вместе с мисс Дорсет рассылали приглашения всем, у кого могло появиться хоть малейшее желание прийти.
Эти приготовления вносили свой грустный вклад в кошмар всего происходящего. Постовой в штатском помог внести венки в холл, а старый Бриди, проницательным взглядом осматривавший их печально переплетенные ветви, казалось, весь пропитался запахом траурных лилий. Дрожащие продавщицы внесли несколько вешалок с платьями в комнату Габриель, и она заставила их несколько часов дефилировать по комнате в траурной процессии. Наконец, она с удовлетворением заметила, что ее внучки, кажется, будут выглядеть достойно.
Никто не плакал. Была какая-то зловещая цель во всех этих приготовлениях.
Вечером накануне погребения Фрэнсис с ворохом черного шифона налетела на Дэвида перед дверью Филлиды. В доме пахло как в цветочном магазине. И присутствие смерти чувствовалось даже явственнее, чем в тот день, когда печальные останки Роберта были найдены в зеленой гостиной.
Она увидела, что Дэвид дрожит, зрачки его расширены. Он выглядел как-то моложе и беззащитнее.
— Вся эта церемония — сплошной анахронизм, — сказал он. — Совершеннейший кошмар. Боже мой, если бы хоть одна живая душа любила бедного парня, это все могло бы свести с ума. Знаешь, сегодня ночью они нашли Лукара. Он телеграфировал откуда-то издалека. Согласись, это совершенно невыносимо — натыкаешься на полицейских на лестнице, в коридоре, на каждом шагу. Наверное, так и должно быть, но все это выбивает из колеи. Интересно, а кто позаботится о Лукаре и всем остальном во время церемонии, пока вся полиция здесь? И знаешь, о чем я еще думаю? В другой ситуации мы бы все бились в истерике от жалости, но вся эта чудовищная пантомима, организованная твоей бабушкой, как-то все притупляет и сглаживает.
Фрэнсис согласилась. За последние дни она совершенно выбилась из сил, ее лицо осунулось, черты его стали более четкими и хрупкими. Он сочувственно посмотрел на нее и добавил в своей прежней манере:
— Не падай духом, — сказал он. — Ты знаешь, это все-таки мудро. Она, конечно, совершенно невозможна, но убийственно права. Все это ужасно трогательно. Но, в сущности, просто гениально. Двери дома остаются открытыми. Люди, сомневающиеся в благополучном исходе этой истории, могут просто прислать цветы и остаться в стороне. Тем самым они сохранят свое лицо. Если каким-то чудом все обойдется, дружеские связи не будут разорваны, и мосты не будут сожжены… если, конечно, все обойдется.
Фрэнсис показалось, что его что-то встревожило, потому что он посмотрел на дверь Филлиды и нахмурился.
— Ты зайдешь со мной к Филлиде? Пойдем, — он продолжал проявлять настойчивую и трогательную заботу о другой женщине. Фрэнсис показалось, что она все поняла и снова почувствовала себя Пенелопой, упорно прядущей нить в безнадежном ожидании Одиссея.
Дэвид забеспокоился.
— Я пробуду с ней весь вечер, — сказал он. — Знаешь, мне кажется, ее не стоит сейчас оставлять одну.
— Я могу побыть с ней, — голос ее выдал, и он обернулся. Она на мгновение увидела его лицо, незащищенное обычной ленивой улыбкой. Выражение его глаз было каким-то беспомощным и умоляющим.
— Будь милосердна, графиня, — сказал он.
Позже она поняла, что именно в тот момент они так приблизились к пониманию друг друга, как никогда прежде. Но тут как раз дверь распахнулась, и на пороге возникла слабая тень Филлиды Мадригал.
— Шепот, — задыхаясь, сказала она. — Шепот за дверью. За дверью все время кто-то шепчется. Я больше не могу. Входите, пожалуйста.
— Мне так жаль, моя дорогая. Я не думала, что мы так близко подошли к двери, — Фрэнсис быстро вошла в комнату. — Послушай, Габриель говорит… — Она осеклась, потому что Филлида принялась раскладывать в кресле черное платье. Казалось, что зелень ее домашнего наряда перешла на лицо и руки. Она вся дрожала.
— Не знаю, смогу ли я теперь когда-нибудь надеть вечернее платье, — сказала она срывающимся голосом. — Так и скажи Габриель. Скажи Габриель… скажи Габриель… — Ее губы дрожали, и Фрэнсис обняла ее.
— Присядь, — твердо сказала она. — Прости, что мы шептались под дверью. Не думай о платье. Ты знаешь, Габриель уже старая и суетливая. Это все ужасно, но мы должны пройти через все это.
— Пройти через это? — Филлида, сгорбившись, сжалась в кресле, как изможденная старуха. — Пройти через это? — повторила она. В ее голосе послышалась такая усталость, что Фрэнсис обеспокоенно на нее посмотрела.
