Эллери Квин - Дом на полпути
Он почувствовал, как ее ладони повлажнели; было только одно разумное предположение о природе той дрожи, которую он почувствовал, держа ее руки в своих.
— Да.
— Разумеется, — пробурчал Эллери, — это не моего ума дело, но что, сейчас такая мода в кругу богатых невест — не носить символ грядущих уз брака? Публий Сир[1], кажется, сказал, что Бог смотрит не на полные, а на чистые руки, но едва ли полагал, что высшие классы одолевают классиков.
Она ничего не ответила; лицо ее так побледнело, что Эллери испугался, что она сейчас упадет. Щадя ее, он повернулся к ее матери:
— Кстати, миссис Гимбол, знаете, меня хлебом не корми, дай до всего доискаться. Я обратил внимание на тот факт, что на руках вашего... э-э-э... супруга, раз уж мы коснулись этой темы, нет следов никотина, равно как нет и желтизны на зубах. В карманах также ни крошки табака и пепла. Он действительно не курил?
Вернулся Де Йонг.
— Что вы тут насчет курения? — вмешался он.
Светская дама раздраженно бросила:
— Да, Джозеф не курил. Что за идиотский вопрос? — Она поднялась и, согнув руку, подставила локоть Финчу. — Может, наконец, поедем отсюда? Все это...
— Разумеется, — согласно кивнул Де Йонг. — Надеюсь, вы все будете завтра утром. Некоторые формальности. Мне только что сообщили, что прокурор Поллинджер хочет поговорить с вами.
— Мы будем, — пообещала Андреа. Она дрожала и зябко куталась в свою горностаевую пелерину. Под глазами у нее появились круги. Девушка бросила косой взгляд на Эллери и быстро ушла.
— Нет ли возможности, — спросил Финч, — как-то не дать хода этой истории? Я имею в виду этот более ранний брак. Все это так неприятно, вы сами понимаете, для этих людей...
Де Йонг пожал плечами. Было видно, что ему не до этого. Все трое, словно сироты, сгрудились у главной двери. Миссис Гимбол высокомерно выдвинула подбородок, но плечи у нее были опущены, словно на них лежал непомерный груз. Затем, так и не дождавшись ответа, они вышли. Ни Де Йонг, ни Эллери не произнесли ни слова, пока до них не донесся рев отъезжающей машины.
— Ну и ну, — выдавил наконец Де Йонг. — Сплошные неприятности.
— Вы это называете неприятностями, Де Йонг, — улыбнулся Эллери, потянувшись за своей шляпой. — Одна так и вовсе невероятная, это уж точно. Порадовала бы сердце отца Брауна.
— Кого-кого? — рассеянно переспросил Де Йонг. — Вы в Нью-Йорк? — Он даже не попытался прикрыть свою заинтересованность.
— Нет. В этой головоломке есть некоторые моменты, которые требуют прояснения. Я не засну, пока не докопаюсь.
— А, — промычал Де Йонг и повернулся к столу. — Что ж, продуктивной вам ночи.
— Спокойной ночи, — бросил Эллери.
* * *Эллери вышел, насвистывая, сел в машину и покатил назад в «Стейси-Трент».
Мистер Эллери Квин вышел из отеля воскресным утром с чувством вины. Нежные объятия постели предали его — часы показывали начало двенадцатого.
Залитый солнцем центр Трентона был безлюден. Квин дошел до угла и повернул на восток, в узенький проезд, носящий название Ченсери-Лейн. В середине квартала он нашел трехэтажное здание, больше напоминавшее казарму. Перед зданием на тротуаре стоял высокий фонарный столб со стеклянным колпаком фонаря наверху, а на столбе висела белая квадратная табличка, на которой печатными бук вами было написано: «Полицейское управление. Стоянка запрещена».
Эллери вошел в ближайшую дверь и оказался в приемной с полосатыми стенами и низким потолком; посередине ее стоял длинный стол. В другом помещении все стены были заставлены шкафами. Ему сразу стало не по себе от уныло го духа присутственного места и застоявшегося едкого запаха мужского пота.
Сидящий за столом сержант направил Квина в комнату номер 26, где он нашел Де Йонга, увлеченно разговаривающего с невысоким человеком с умными глазами и впалыми щеками, свойственными людям, страдающим несварением желудка, и небритого Билла Энджела. У последнего вообще был такой вид, будто он не спал всю ночь и даже не снимал одежды.
— О, приветствую! — без особого энтузиазма встретил Квина Де Йонг. — Вот познакомьтесь — Пол Поллинджер, прокурор округа Мерсер.
Эллери пожал руку худосочному человеку и обратился к хозяину кабинета:
— Что нового с утра?
— Вы пропустили визит семейства Гимбол, — ответил тот. — Они уже отбыли.
— Так быстро? А, привет, Билл!
— Привет! — поздоровался Билл, не сводя глаз с прокурора.
Поллинджер закурил сигару.
— Этот джентльмен, Финч, хочет видеть вас у себя в офисе завтра утром, — сообщил он, наблюдая за Эллери поверх горящей спички.
— Неужели? — пожал плечами Эллери Квин. — Отчет по вскрытию готов, Де Йонг? Сгораю от нетерпения.
— Док просил меня вам передать, что следов от ожогов он не обнаружил.
— От ожогов? — удивился прокурор. — Почему вас заинтересовали ожоги, мистер Квин?
Эллери улыбнулся:
— А что тут такого? Одна из моих обычных аберраций. И это все по части отчета, Де Йонг?
— Остальное ерунда! Что это может быть? Установлено, что удар ножом нанес правша, — обычная медицинская дребедень.
— А как насчет того пакета, который Уилсон... Гимбол, — ах, черт побери, этот парень! — оставил на хранение Биллу Энджелу?
Прокурор ткнул указательным пальцем в кипу документов на столе Де Йонга.
— Вы угадали. Там оказалось восемь полисов, исправленных на Люси Уилсон. Я полагаю, Гимбол решил оставить их на хранение у Энджела, чтобы в дальнейшем избежать недоразумений с миссис Уилсон. У меня не вызывает сомнений мысль, что он хотел открыть Энджелу тайну своего двойного имени.
— Может, и так, — с усмешкой проговорил Де Йонг, — и часть дела заключалась в этой перемене получателя страховки. Уилсон-Гимбол понимал, как на все это отреагирует брат его жены, и решил, что миллион долларов поможет уладить дело.
Билл не сказал ни слова, но теперь перенес все свое внимание с прокурора на начальника полиции. Его рука, лежащая на колене, заметно дрожала.
— Я с этим не согласен, — заявил Эллери. — Ни один человек не подвергнет себя добровольно нравственной пытке, растянувшейся на целых восемь лет, без серьезной на то эмоциональной причины. То, что вы говорите, Де Йонг, могло бы быть и верно, если бы Люси Энджел была для Гимбола игрушкой, не более того. Но он женился на ней десять лет назад и, по крайней мере, последние восемь лет не поддавался искушению разрешить создавшуюся проблему простым разводом или бегством, а оставил все как есть, превратив свою жизнь в сущий ад.
— Он любил ее, — резко бросил Билл.
— О, несомненно, — кивнул Эллери, достал из кармана свою коротенькую трубку и стал набивать ее табаком. — Судя по всему, он любил ее так сильно, что готов был терпеть любые муки, лишь бы удержать Люси. Худшее, что о нем можно было бы сказать, это то, что он был слабым человеком. А потом, сравните Люси Уилсон с Джессикой Гимбол. Вы не видели Люси, Поллинджер, а Де Йонг ее видел, и не сомневаюсь, даже при всей его непрошибаемости пульс у него убыстрился. Она поразительно привлекательная молодая женщина. А Джессика Гимбол... Конечно, грех смеяться над морщинами...
— Все это, может быть, и правда, Квин, — отозвался Поллинджер. — Но если это так, то какой дьявол дернул его вступить во второй брак со светской дамой и стать двоеженцем?
— Может, тщеславие, как знать? Бордены — мультимиллионеры. И хотя Гимбол из знатной семьи, я, кажется, вспоминаю, что в последние годы они сильно обеднели. К тому же у старого Джаспера Бордена нет сыновей. Слабый, но амбициозный человек мог не устоять перед таким искушением. А может, он испытывал давление со стороны матери. Старая леди Гимбол — черт в юбке. Острые языки из светских будуаров называли ее «старым боевым топором республики». Не удивлюсь, если это именно она, сама не ведая, в какую жуть толкает сына, подбила его на двоеженство.
Прокурор и главный полицейский Трентона переглянулись.
— Похоже на правду, — заметил прокурор. — Сегодня утром я беседовал с миссис Гимбол. И у меня сложилось впечатление, что это был брак по расчету, по крайней мере выгодный для Гимбола.
Билл Энджел заерзал на стуле.
— Не понимаю, какое все это имеет отношение ко мне. Может, я пойду?
— Подождите минутку, мистер, — попросил Де Йонг. — А как насчет завещания? Я хочу спросить, составлял ли Уилсон завещание?
— Уверен, что нет. Если бы он занялся завещанием, то обратился бы ко мне.
— Все имущество на имя вашей сестры?
— Да. Обе машины, дом... Джо этим пользовался, и только.
— А миллион? — Де Йонг заскрипел на своем вращающемся кресле. — И миллион. Неплохой кусок для миловидной вдовушки.
— В один прекрасный день, Де Йонг, — с улыбкой произнес Билл, — я заставлю вас подавиться этой вашей гиеноподобной усмешечкой.
