Агата Кристи - Карты на стол
Вошла миссис Лорример. Она поздоровалась с Пуаро, не проявляя особенного удивления от встречи с ним, предложила стул, сама тоже села и произнесла несколько обычных фраз о погоде.
Наступило молчание.
— Я надеюсь, мадам, — сказал Пуаро, — вы простите меня за этот неожиданный визит.
Посмотрев прямо в лицо Пуаро, она ответила:
— Этот визит вызван какой-нибудь определенной Целью?
— Сознаюсь, что да.
— Значит, вы полагаете, мосье Пуаро, что в дополнение к показаниям, которые я, естественно, дам, старшему инспектору Баттлу и другим официальным полицейским чинам, я еще должна делать то же самое и для неофициальных следователей?
— Я прекрасно вас понимаю, мадам, и если вы мне укажете на дверь, я немедленно, с покорностью повинуясь вам, уйду.
Миссис Лорример чуть заметно улыбнулась.
— Я еще не собираюсь впадать в крайности, мосье Пуаро. Могу уделить вам десять минут. Через десять минут мне нужно уехать, у нас собирается партия в бридж.
— Это вполне достаточно для тех целей, с которыми я пришел. Мне бы хотелось, мадам, чтобы вы описали комнату, в которой в тот злополучный вечер играли в бридж, комнату, в которой был убит мистер Шайтана.
От удивления брови миссис Лорример поползли вверх.
— Какой необычный вопрос! Не понимаю, к чему вам это.
— Мадам, как бы вы поступили, если бы кто-нибудь стал спрашивать вас во время игры в карты, почему вы зашли с туза или почему вы положили валета, которого сразу убила дама, вместо короля, который бы дал вам взятку? Если бы вам задали такой вопрос, отвечать на него пришлось бы довольно долго и утомительно, ведь правда?
Миссис Лорример чуть улыбнулась.
— Считайте, что в этой игре специалист — вы, а я лишь дилетант. Что ж, хорошо. — Она на минуту задумалась. — Комната была большая. В ней было довольно много вещей.
— Можете описать некоторые из них?
— Там были какие-то искусственные цветы, современные и довольно красивые. И еще, мне кажется, какие-то китайские или японские картины. И букет не очень крупных красных тюльпанов. Удивительно рано для этого сорта.
— А еще?
— Боюсь, что больше я ничего не заметила.
— А мебель? Вы не помните, какого цвета была обивка?
— Какой-то шелк, мне кажется. А точнее сказать не могу.
— Вы обратили внимание на какие-нибудь безделушки?
— Пожалуй, нет. Их было так много. Помню, мне показалось, будто я попала в комнату коллекционера.
На минуту воцарилась тишина. Миссис Лорример с легкой улыбкой сказала:
— Боюсь, что в этом деле я оказалась вам не помощницей.
— Есть еще кое-что, — сказал Пуаро и вытащил листки. — Вот здесь записаны три роббера, не поможете ли вы мне по этим записям восстановить ход игры?
— Разрешите-ка посмотреть.
Миссис Лорример, казалось, заинтересовалась, склонилась над записями и начала внимательно их рассматривать.
— Вот запись первого роббера. Мисс Мередит и я играли против мужчин. Первая игра была объявлена на четыре пики. Мы сыграли ее и набрали очки. Следующая игра была на две бубны. Доктор Робертс взял на них одну взятку. А при третьей игре разгорелись споры, я это хорошо помню. Мисс Мередит объявила пасс. Майор Деспард объявил черви. У меня был пасс. Доктор Робертс объявил встречный ход на три трефы. Мисс Мередит хотела играть три пики. Майор Деспард объявил четыре бубны, а я дубль. Доктор Робертс начал играть на четырех червях, и одной взятки они не добрали.
— Потрясающе! — сказал Пуаро. — Какая память! Не обращая на него внимания, миссис Лорример продолжала:
— При следующей сдаче карт майор Деспард играл пасс, а я объявила без козырей. Доктор Робертс сказал, что у него три черви. Моя партнерша вообще ничего не сказала. Майор Деспард предложил своему партнеру четыре черви, я сказала дубль, и они остались без двух взяток. Затем сдавала я, и мы сыграли четыре пики.
Она взяла следующую запись.
— Вот здесь все труднее, — сказал ей Пуаро. — Майор Деспард записывал очки, сразу подсчитывал результат и перечеркивал прежние записи.
— Мне кажется, что в самом начале обе стороны списали себе по пятьдесят очков. Потом доктор Робертс объявил пять бубен, а мы — дубль, и выиграли у него три взятки. Затем мы объявили три трефы, а они сыграли на пиках. При следующей сдаче карт мы играли пять треф. Затем мы записали вниз сто очков. Они объявили черви, мы сыграли две без козырей и под конец выиграли этот роббер, заявив четыре трефы.
Она взяла в руки следующую запись.
— А вот это роббер, насколько я помню, был настоящей битвой. Начался он вяло. Майор Деспард и мисс Мередит объявили черви, а мы с доктором Робертсом, списав по пятьдесят очков вниз, старались играть четыре пики и четыре черви. Затем наши противники сделали игру на пиках, их останавливать не было смысла. Три раза подряд после этого мы сдавали, но без дубля. А потом мы выиграли вторую игру без козырей. Вот тогда-то и началось это побоище. Обе стороны то и дело списывали свои очки. Доктор Робертс объявлял высокие ставки, и хотя раз или два он ходил плохо, но его ставки выигрывали. И неоднократно он пугал мисс Мередит, перебивая ее ставки. Потом он совсем необычно сыграл две пики. Я встречно объявила три бубны, он перебил меня на четыре без козырей, я объявила пять пик, а он вдруг ни с того, ни с сего начал играть семь бубен Конечно, нам пришлось играть дубль. У него не было карт, чтобы заявлять такую ставку, каким-то чудом мы это почувствовали. Я даже не думала, что у нас что-нибудь получится, но он вдруг сдался. Если бы противники объявили игру на червях, мы остались бы без трех взяток. А получилось так, что они пошли с трефового короля и мы его убили. Все это было действительно захватывающим.
— Понимаю, «большой шлем», да еще с дублем. Конечно, на такое нельзя было смотреть равнодушно! А у меня, признаюсь, никогда не хватает смелости сыграть «шлем». Я довольствуюсь тем, что просто делаю игру.
— Но зачем же? — энергично возразила миссис Лорример. — Играть нужно смело.
— Вы считаете, что нужно рисковать?
— Если вы заявляете правильную ставку, то в этом нет никакого риска. Тут нужен точный математический расчет. Но к сожалению, лишь немногие хорошо разбираются в ставках. Они знают, как начинать заявки, а потом просто теряют головы. Они никак не могут отличить выигрышные карты от просто непроигрышных. Но мне, видимо, не следует читать вам лекцию о бридже, мосье Пуаро.
— Нет, почему же? Я уверен, что это намного улучшило бы мою игру, мадам.
Миссис Лорример снова углубилась в изучение листочков.
— После вот такой волнующей игры дальнейшие сдачи карт и ставки казались скучными. А у вас есть запись четвертого роббера? Ах, да, мы его не закончили. Так вот, игра потом стала монотонной, ни одной из сторон не удавалось снести очки.
— Так бывает нередко, когда вечер затягивается слишком долго.
— Да, начинаешь скучать, карты спутываются. Пуаро сложил записи и слегка поклонился.
— Мадам, я вас поздравляю. У вас феноменальная память на карты. Просто изумительная! Вы помните чуть ли ни каждый ход на протяжении всей игры!
— Да, пожалуй это так.
— Память — это чудесный дар. Обладая ею, не чувствуешь, что прошлое это уже не то, что куда-то ушло. Я могу себе представить, что для вас все прожитое развертывается, как настоящее, и каждый случай из жизни предстает так же ясно, будто он произошел лишь вчера. Прав ли я?
Она быстро взглянула на него. Глаза ее широко раскрылись и потемнели. Продолжалось это лишь мгновение, она тут же снова обрела манеры дамы высшего света. Но Пуаро уже не сомневался, что его слова попали в цель.
Миссис Лорример поднялась.
— Боюсь, что мне пора ехать. Очень жаль, но я никак не могу опоздать.
— Конечно, конечно. Я приношу вам свои извинения за то, что занял у вас столько времени.
— Простите, что ничем больше не могу вам помочь.
— Но вы уже помогли мне, — сказал Пуаро.
— Вряд ли, — решительно сказала она.
— Да, помогли. Вы сказали мне именно то, что мне нужно было узнать.
Она не стала допытываться в чем, собственно, заключалась ее помощь.
Он протянул ей руку.
— Благодарю вас, мадам, за вашу снисходительность. Обмениваясь рукопожатием, она сказала:
— Вы какой-то необыкновенный человек, мосье Пуаро.
— Я — такой, каким меня создал бог, мадам.
— Я думаю, что и мы тоже.
— Не все, мадам. Некоторые пытаются подправить божье творенье. Вот таким, к примеру, был мистер Шайтана.
— А каким образом он хотел подправить?
— У него был очень хороший вкус и понимание тонкостей искусства, он был большим знатоком художественных редкостей. И он должен был довольствоваться этим. А вместо этого он коллекционировал совсем другие предметы.
— Какие же?
— Да как бы вам сказать? Он коллекционировал сенсации.
— А вам не кажется, что это было чертой его характера?
Пуаро печально покачал головой.
