Дверь между… - Эллери Куин
Огонь в камине погас совсем недавно; там еще тлела небольшая кучка пепла. Ева механически вспомнила, что вчерашний вечер был очень прохладным, а Карен всегда зябла. Карен такое малокровное создание… А на платке Евы ее кровь. Кровь Карен…
«Кровь Карен… — подумала Ева. — И она сжигает кровь Карен…» Платок разгорался с легким шипением.
Ева встала и снова пошла в спальню. Ей не хотелось смотреть, как будет гореть этот платок с пятнами крови Карен… Она вообще хотела забыть о платке, забыть о теле, что теперь лежало на полу, а когда-то было Карен, забыть о зияющей ране на ее горле…
— Я не могу здесь больше оставаться, — крикнула она, врываясь в спальню. — Я сейчас убегу, спрячусь куда-нибудь. Возьмите меня отсюда. Дик, возьми меня домой, куда-нибудь…
— Прекратите, слышите? Перестаньте выть. — Он даже не повернулся к ней.
— Если я отсюда не уйду…
— Все будет в порядке.
— А полиция?..
— Они опоздали. Вам повезло. Вы сожгли платок? — По его загорелому лицу струился пот.
— Но если они меня здесь застанут?..
— Японка видела вас. Видела? Черт бы побрал эту задвижку. — Он со злостью постучал по ней рукой, обвязанной носовым платком.
— О, боже, — простонала Ева. — Я не знаю, что мне делать. Я не знаю…
— Если вы сейчас же не заткнетесь, получите от меня хорошую затрещину. А-а-ах!
Задвижка наконец-то с громким скрипом подалась.
По-прежнему обернутой носовым платком рукой он распахнул дверь и исчез во мраке.
Ева подошла к открытой двери и оперлась о косяк. За дверью была небольшая площадка, а вверх шла узенькая лестница с деревянными ступеньками. Вверх… в комнату в мансарде. Комната. Что, это за комната?
Комната Евы была где-то далеко, на 60-й улице… Ее кровать с роскошным вышитым покрывалом: на белом крепдешине ярко-желтые цветы. В третьем ящике туалетного стола — чулки, свернутые клубочками. Целый шкаф летних шляпок. Старый чемодан с оборванными наклейками. Черное шелковое белье, о котором Сузи Хотчкисс сказала, что такое белье носят только содержанки и актрисы. Как тогда рассердилась на нее Ева… Гобелен над кроватью довольно рискованного содержания, который ей так надоел, шокировал Венецию и очень нравился доктору Макклуру.
Она слышала, как наверху двигался молодой человек. Слышала металлический стук оконной задвижки, легкий скрип оконной рамы…
Да, она, кажется, забыла убрать лак для ногтей. Вот уж разворчится черномазая Венеция. Ева, кажется, капнула лаком на вязаный коврик…
Сверху спускался загорелый молодой человек. Он слегка оттолкнул ее от косяка и оставил дверь открытой. Он снова внимательно осмотрел спальню. Его грудь теперь равномерно поднималась и опускалась в спокойном дыхании.
— Я не понимаю, — спросила Ева, — что вы делаете?
— Даю вам выход из ловушки, — ответил он, не глядя на нее. — Интересно только, что я получу за это? А? Великолепная?
Она съежилась. Ах, так вот почему…
— Я знаю, что получу, — горько усмехнулся он. — Пинок под зад. Дадите мне урок хорошего тона: не лезь не в свое дело.
Он аккуратно отставил японскую ширму от двери и прислонил ее к стене.
— Что вы делаете? — опять спросила Ева.
— Даю копам материал для умозаключений. Дверь была заперта изнутри. Я ее отпер. Теперь они решат, что убийца вошел и вышел именно этим путем, через эту дверь. Они будут думать, что убийца из сада по крыше пробрался в мансарду. Оба окна в мансарде тоже были заперты изнутри. Никто не мог влезть через них. А я их открыл.
— Я все еще ничего не понимаю, — шептала Ева. — Это невозможно. Этого не может быть.
— Они подумают, что убийца влез в окно мансарды, спустился вниз, сделал что хотел и тем же путем убрался обратно. Ну-ка, попудрите ваш носик…
— Но…
— Никаких «но». Попудрите ваш носик. Прикажете мне и это сделать за вас?
Ева побежала в гостиную за сумочкой, она лежала на кушетке, на которой Ева совсем недавно читала книгу… Недавно? Когда это было? В комнате стоял слабый запах гари…
А он все осматривал спальню, чтобы еще и еще раз во всем удостовериться.
Внизу — оба услышали одновременно — кто-то позвонил в дверь.
Еве с трудом удалось открыть сумочку, но он тут же вырвал ее из рук Евы, быстро захлопнул и бросил на кушетку. Через секунду его сильные руки подняли Еву и усадили на кушетку рядом с сумочкой.
— Времени уже нет, — шептал загорелый молодой человек. — Ну-ка, сделайте вид, что вы горько плачете. До чего вы дотрагивались в той комнате?
— Что?
— О, боже мой, до чего же бестолковая. До каких предметов вы там дотрагивались?
— До письменного стола, — прошептала Ева. — Потом я оперлась рукой о пол под окнами эркера.
— Еще до чего? Ну, ради бога, скорее говорите.
— Я забыла. Я трогала там еще что-то. Птицу со сверкающими камнями.
Ей показалось, что он снова собирается отшлепать ее по щекам. До того он рассвирепел.
— Птица. Камни. Что за чертовщина? Слушайте. Вы лучше держите язык за зубами и выполняйте мои указания. Плачьте, если есть охота. Можете упасть в обморок. Делайте любую чертовщину, только не болтайте много.
«Боже мой, он меня не понял. Птица. Половинка птицы».
— Но…
— Никаких «но». Когда к вам обратятся, расскажите им то, что вы рассказали мне с самого начала. — Он направился к двери спальни. — Только ни в коем случае не говорите, что дверь в мансарду была заперта на задвижку. Поняли? Когда вы вошли в комнату, дверь была в таком же состоянии, как и сейчас. Поняли?
Он ушел.
Он ушел… Единственным звуком, который раздавался теперь в этой комнате, было ее собственное дыхание. Полиция. Ей теперь хорошо были слышны голоса: новой служанки, Кинумэ и мужской, хрипловатый… Вот они уже на лестнице. Вот в конце коридора. Женщины горячо протестовали против чего-то, а мужчина насмехался над ними.
«Он меня не понял, — думала Ева, сидя на кушетке и обеими руками держась за нее. — Я говорила о тех маленьких ножницах, которые нашла на письменном столе. Ножницы, сделанные в форме птицы, украшенные драгоценными камнями. Лезвие ножниц — клюв, середина — тело птицы и ручки ножниц — ноги птицы. Он подумал, что я сошла с ума. Но ведь я до них дотрагивалась».
Она вскочила с кушетки и открыла было рот, чтобы позвать его, но в это время в дверь застучали кулаком.
