Раймонд Чэндлер - Блондинка в озере
— Сколько вы можете тут пробыть?
— А что надо делать?
— Вспоминать.
— У меня это плохо выходит.
— Я люблю тратить деньги на всякие глупости. — От заднего кармана брюк я отлепил бумажник и разложил по кровати утомленные на вид долларовые купюры.
— Вы, извините, не из полиции? — спросил он.
— Что за глупость! Где это вы видели, чтобы полицейский раскладывал пасьянс из своих собственных денег? Лучше называйте меня сыщиком.
— Тогда попробуем повспоминать, — сказал он. — От спиртного голова всегда работает лучше.
Я протянул ему купюру:
— А от этого? Кстати, можно вас называть каланчой из Хьюстона?
— Я из Амарилло. Хотя все это мелочи. А как вам мой техасский акцент? Меня самого от него тошнит, но публика клюет.
— Прекрасный акцент, — сказал я. — Но денег за это не ждите.
Он улыбнулся и засунул аккуратно сложенный доллар в кармашек для часов.
— Что вы делали двенадцатого июня? В конце дня и вечером. Это была пятница.
Он задумался, потягивая из бокала и легонько потряхивая в нем лед.
— Работал, в смену от шести до двенадцати.
— До ночного поезда в Эль-Пасо здесь, видимо, коротала время стройная, хорошенькая блондинка. Я думаю, она уехала именно ночным, поскольку утром уже была в Эль-Пасо. Прибыла она сюда на «паккарде», зарегистрированном на имя Кристл Грейс Кингсли, Беверли-Хилс, улица Карсон-драйв, дом 965. Администратору она могла, правда, сообщить другое имя или вообще не оформляться. Машина до сих пор стоит у вас в гараже. Мне надо поговорить с ребятами, которые ее принимали и провожали. Знаете их? Это будет стоить доллар.
Я выбрал из своей выставки еще одну купюру, и она с мышиным шорохом скользнула в его кармашек.
— Сделаем, — сказал он хладнокровно и, поставив бокал, вышел. Я прикончил свой и налил еще. Потом. отправился в ванную и опять побрызгал на себя водой. Когда я протискивался назад в комнату, зазвонил настенный телефон:
— Того, кто встречал, звали Санни, — сообщил голос с техасским акцентом. — Неделю назад его призвали в армию. А провожал ее Лас. Он здесь.
— Отлично. Присылайте ко мне.
Я уже допивал второй бокал и подумывай о третьем, когда в дверь поступали, и на пороге возник маленький зеленоглазый крысеныш с девичьим ртом. Пританцовывая, он вошел в комнату и чуть презрительно уставился на меня.
— Выпьете?
— А как же, — сказал он ледяным тоном и, налив себе чуть не полный бокал, добавил туда каплю пива и проглотил одним махом. Потом вставил в узкие губки сигарету, чиркнул спичкой чуть ли не прямо в кармане и выпустил облако дыма. Продолжая смотреть на меня, он уголком глаза заметил на кровати деньги. Вместо номера на кармане его рубашки были вышиты слова: «Старший коридорный».
— Вы Лас? — спросил я.
— Нет. — Он помолчал. — Нам тут детективы ни к чему. Своих не держим и чужих не жалуем.
— Спасибо, — сказал я. — Свободны.
— Как это? — Ротик у него неприятно скривился.
— До свидания.
— Сами ведь хотели меня видеть, — ухмыльнулся он.
— Вы старший коридорный?
— Точно.
— Я просто хотел угостить вас виски. И подарить доллар. Держите. — Я протянул бумажку. — Спасибо, что пришли.
Безо всякой благодарности он убрал доллар в карман и остался стоять, пуская дым носом и не отводя от меня настороженно-злобных глазок.
— В этом заведении мое слово — закон, — сказал он.
— Для кого — закон, для кого и нет. Выпивку и доллар вы получили? Получили! А теперь отваливайте.
Он повернулся и, нервно дернув плечом, бесшумно выскользнул из номера.
Через четыре минуты снова раздался стук, очень тихий, и ухмыляясь вошел долговязый техасец. Я сел на кровать.
— Значит, Лас вам не понравился? — спросил он.
— Нет. А сам-то он доволен?
— Думаю, доволен. Вы же знаете этих «старших». От своей доли никогда не откажутся. Так что, мистер Марло, зовите Ласом меня.
— Вы сами оформляли блондинку?
— Нет, я вас дурачил. Она и не регистрировалась. Но «паккард» я помню. Она дала доллар, чтобы я отогнал машину в гараж и присмотрел до поезда за вещами. Она тут обедала. Доллар в нашем городке не забывается. А потом еще пошли разговоры, что машину долго не забирают.
— Как она выглядела?
— Одета была в черно-белое, больше белое, на голове — панама, тоже с черно-белой лентой. Как вы и сказали — хорошенькая блондинка. На станцию поехала на такси. Я еще поднес ей сумки. На них были инициалы, но какие — не помню.
— И хорошо, что не помните, — сказал я. — А то я бы в вас засомневался. Налейте себе еще. Сколько лет вы бы ей дали?
Он сполоснул стакан и смешал себе нормальную, интеллигентную выпивку:
— В наши дни возраст женщины точно не определить. Что-нибудь около тридцати — чуть больше, чуть меньше.
Я вытащил из пиджака фото Кристл Кингсли и Лавери на пляже и протянул ему.
Он стал внимательно изучать карточку, отстранил от глаз, снова поднес ближе.
— Давать показания под присягой вам не придется, — успокоил его я.
— Я и не стану. — Он мотнул головой. — Эти маленькие блондинки все на один манер. Стоит переменить платье, освещение и косметику, как они становятся или очень похожими или очень непохожими.
Он разглядывал фото и мялся.
— Что-то тревожит? — спросил я.
— Я думаю про парня на карточке. Вас это интересует?
— В общем, интересует.
— Мне кажется, он разговаривал с ней в вестибюле, а потом они вместе обедали. Высокий, сложен, как боксер полутяжелого веса. И в такси вместе сели.
— Уверены?
Долговязый уставился на деньги на кровати.
— Ладно. Сколько с меня? — спросил я устало. Он напрягся, положил фото, вытащил из кармашка оба доллара и бросил на кровать.
— Благодарю за выпивку и катитесь к черту, — сказал он и направился к двери.
— Сядьте и прекратите дуться, — рявкнул я. Он сел и холодно посмотрел на меня. Я продолжал: — Чертовы техасцы. Я имею дело с коридорными уже много лет. Наконец-то встретил такого, кто не морочит мне голову. Прекрасно. Но кто же сразу поверит, что ему вот так вот повезло.
Он медленно растянул губы в улыбке и быстро кивнул.
Затем снова поднес карточку к глазам и посмотрел на меня поверх нее.
— Про даму сомневаюсь, а насчет этого пижона уверен, — сказал он. — Я его еще потому запомнил, что она была недовольна, когда он в открытую подошел к ней в вестибюле.
Я поразмышлял над сказанным и решил, что это ничего не значит. Лавери, наверное, опоздал или не явился на предыдущее свидание.
— Для недовольства у нее были причины, — сказал я. — А какие-нибудь украшения на ней не заметили? Кольца, серьги — любое, что бросалось бы в глаза.
Он не помнил.
— А волосы? Длинные, короткие, прямые, вьющиеся, в кудряшках, крашеные, натуральные…
— Последнее никогда не определишь, — засмеялся он. — Если волосы светлые, то им подавай еще светлее. Что до остального, то, насколько я помню, прямые, длинные, как сейчас носят, и немного подвиты на концах. Но могу и ошибаться. — Он снова взглянул на фото: — Тут они зачесаны назад. Поди распознай.
— Все правильно, — сказал я. — Я спросил, чтобы узнать, не слишком ли вы наблюдательны. Тот, кто замечает чересчур много, такой же ненадежный свидетель, как и тот, кто не замечает ничего. Обязательно половину нафантазирует. А с вами все в порядке, если принять в расчет обстоятельства. Большое спасибо.
Я отдал ему назад два доллара и прибавил для компании еще пять. Он поблагодарил, допил свой коктейль и тихо ушел. Я глотнул тоже, еще раз обрызгался водой и решил, что лучше ехать домой, чем ночевать в этой дыре. Надев рубашку и пиджак, я спустился с сумкой вниз.
Из коридорных в вестибюле торчал только крысеныш. Пока я нес сумку к стойке, он даже не шевельнулся, чтобы помочь. Яйцеголовый администратор, не поднимая глаз, отнял у меня еще два доллара.
— Два доллара за ночь в душном чулане! — посетовал я. — Тогда как в мусорном ящике я мог бы переночевать задаром.
Администратор зевнул, но тут до него дошло, что я сказал.
— Около трех утра становится прохладно. И до восьми, а то и до девяти можно жить, — бодро сказал он.
Я вытер платком шею и побрел к машине. Даже сиденье было горячим, и это в полночь!
Домой я доехал без пятнадцати три. Голливуд показался мне холодильником. Даже в Пасадене было прохладно.
13
Мне снилось, что я плыву в глубине холодной зеленоватой воды с мертвой блондинкой в руках. Ее светлые волосы колышутся у меня перед лицом. Рядом, плотоядно скалясь, словно престарелая шлюха, ходит кругами огромная рыбина с выпученными глазами, раздувшимся телом и тусклой от гнили чешуей. Когда меня уже стало распирать от удушья, труп вдруг ожил и вырвался из моих рук. Я начал драться с рыбиной, а труп все переворачивался и переворачивался, покачивая длинными волосами.