Жюль Мари - Выстрел (сборник)
— Это припадок помешательства, — заключил Тюро. — Опасения доктора Маньяба оправдались.
Как раз в эту минуту Мадлен приблизилась к своему любовнику, теребя в руках длинное, еще не законченное кружево, которое она взяла со своего рабочего стола. Остановившись, госпожа Гонсолен повернулась спиной к Тюро и Маньяба и посмотрела на Франсуа. Это уже не был взгляд помешанной. В ее глазах поселился страх, но они блестели так, будто вся сила ее души, вся решимость неукротимой энергии сосредоточились в них. Этот странный взгляд, словно молния, поразил молодого доктора и потом опять потух.
Когда Мадлен отошла от него, Франсуа Горме пришлось присесть. Его душило волнение, красные лихорадочные пятна проступили на его щеках и около глаз. К нему подошел Маньяба.
— Я немного устал, — пробормотал молодой человек с вымученной улыбкой на лице. — Дорога, и это вывихнутое плечо…
— Говорят, вы упали с лошади…
— Да, прошлой ночью, когда возвращался из Мусьера.
После этой непродолжительной беседы Маньяба вновь вернулся к Мадлен. Он всеми средствами пытался пробудить в ней память. Доктор говорил с ней о муже, о ее любимых развлечениях, напомнил даже о той страшной сцене, свидетельницей которой она стала и которая, вне всяких сомнений, расстроила ее ум. Но все тщетно: бессмысленно глядя на Маньяба и перебирая пальцами кружево, госпожа Гонсолен невпопад восклицала, глупо улыбалась или просто молчала. Тогда доктор обратился к Сюзанне Бридель:
— Доложите господину Дампьеру о приезде этих господ, — велел Маньяба, указывая на своих коллег, — и попросите его пожаловать сюда.
Сюзанна вышла, и через несколько минут в комнате появился Дампьер. После того как доктор коротко объяснил ему, в чем дело, тот сказал:
— Госпожу Гонсолен надо отвести к покойному мужу. Может быть, вид тела произведет на нее такое сильное впечатление, что рассудок вернется к ней.
Все проследовали в гостиную. Франсуа Горме вел Мадлен под руку. У бездыханного тела мужа она вела себя так же, как и прежде, а ее лицо не выражало ничего, кроме абсолютного безразличия. Попытки Маньяба пробудить в ней хоть проблеск рассудка успехом не увенчались, и женщину проводили в ее комнату. По всему дому распространился слух, что Мадлен помешалась. Слуги шептались в саду, когда мимо них проходил Гиде. На новость, которую ему сообщили, он отреагировал довольно лаконично:
— Я это знал.
Потом он направился к доктору Маньяба и попросил его уделить ему несколько минут. Он рассказал старому доктору о том, что видел прошлой ночью: как госпожа Гонсолен прогуливалась по дому, заходила в гостиную и свою спальню, а также о том, что по возвращении в комнату она, возможно, бросила какие-то бумаги в огонь. Поступая таким образом, лесничий не желал ничего дурного, он просто сообщал доктору все, что могло оказаться полезным.
Конечно, Гиде считал все эти ночные сцены весьма странными и, как он выразился, очень подозрительными, но был далек от более конкретных предположений. Его преданность госпоже Гонсолен никогда не являлась безусловной. Старый слуга уже давно понял, что супруги часто ссорятся и только делают вид, что счастливы и ладят во всем. Хоть их притворство и зашло достаточно далеко, Гиде не раз приходилось присутствовать при тягостных сценах между супругами. И так как он любил господина Гонсолена, то не мог не чувствовать к его жене, которую считал виноватой в размолвках, определенную неприязнь. Лесничий даже догадывался о близости госпожи Гонсолен и Томаса Луара, потому что не раз видел их прогулки в лесу. Но это были лишь подозрения, не имевшие под собой серьезных оснований.
Отбросив всякие сомнения, Гиде сообщил доктору Маньяба обо всем, что видел. Гонсолен убит, и разве не следовало сделать все возможное, чтобы отомстить за него? Соображение о том, что госпожу Гонсолен могли осудить как сообщницу, совершенно не пугало лесничего.
Маньяба выслушал Гиде с величайшим вниманием и даже попросил повторить некоторые подробности дважды. Затем, поблагодарив лесничего за ценные сведения, доктор отправился советоваться со своими товарищами, но был весьма осторожен. Он вообще считал, что людей с признаками помешательства должен осматривать специалист. И правда, ошибки, которые порой случаются в юридических делах, зачастую происходят из-за неопытности докторов. Авторитет Маньяба в болезнях, связанных с умственным расстройством, конечно, оставался незыблем, но в этом щекотливом деле ему было небезынтересно и мнение коллег.
Старому доктору предстояло решить один очень важный вопрос: действительно ли Мадлен сошла с ума? Если это было так, то ее следовало лечить, но если она только притворялась помешанной, чтобы уклониться от допросов, сохранить тайну об этом преступлении, а может быть, и избежать уголовного суда, то тогда во что бы то ни стало нужно было вынудить ее рассказать правду. Очевидно, что на докторах лежала весьма серьезная ответственность.
Маньяба, еще не укоренившись в своем мнении, все же подозревал госпожу Гонсолен в притворстве. Все указывало ему на это: обморок, длившийся неестественно долго, ногти, должно быть сломанные вследствие борьбы, драгоценные сведения, полученные от Гиде, отсутствие у больной лихорадки, а также многое другое. В одних случаях достаточно простого здравого смысла, чтобы догадаться о притворстве, в других же, напротив, без глубокого исследования не обойтись. Специалисты уверяют, что есть люди, одаренные чрезвычайной смышленостью и поистине необыкновенной силой воли, которые способны сбить с толку даже самых опытных наблюдателей.
Памятуя обо всем этом, старый доктор методично искал в состоянии госпожи Гонсолен те симптомы, которые могли бы стать доказательством притворства. Расстройство умственных способностей, как и другие болезни, подчиняется определенным законам. Оно имеет свои степени развития, точно так же, как и бред имеет свою логику. Ход болезни можно предсказать. Словом, помешательство — не такая болезнь, где симптомы проявляются хаотично.
Маньяба надеялся на то, что с помощью наблюдений, которые он планировал вести вместе со своими коллегами, вскоре сможет установить, что никакого расстройства умственных способностей нет. И в самом деле, подозреваемые, притворяющиеся помешанными, не имеют об этой болезни достаточно точного представления, и поэтому доктор полагал, что госпоже Гонсолен, имевшей в своем распоряжении лишь силу воли и ум, будет трудно, если не сказать невозможно, продемонстрировать опытным специалистам последовательное течение болезни.
Маньяба поспешил поделиться своими заключениями с Тюро и Франсуа Горме, ведь тогда ученый доктор, конечно, не мог предвидеть тех трагических событий, которые произойдут в дальнейшем, и не предполагал, что окажется впутанным в хитроумную интригу…
Когда Маньяба спросил мнение Тюро и Франсуа Горме, первый ответил общими замечаниями о здоровье госпожи Гонсолен. Нетрудно было догадаться, что он еще не готов прямо высказать свою точку зрения. Франсуа же, напротив, не стал медлить с заключением.
— Любезный собрат, — обратился он к Маньяба, — позвольте мне заметить, что причины, заставляющие вас считать помешательство госпожи Гонсолен притворным, скорее интуитивного, нежели умозрительного характера. Боюсь, вы поддались влиянию первого впечатления от дознания. Некоторые симптомы действительно могут показаться странными, но из-за этого они не становятся менее убедительными. Я не хочу опровергать ваших первых наблюдений, потому что доверяю вашему опыту и убежден, что это еще не окончательное мнение. Я знаю, что вы не остановитесь на достигнутом и продолжите свои наблюдения. Я, со своей стороны, верю в помешательство госпожи Гонсолен и не усматриваю здесь преступного притворства.
Тюро, до сих пор хранивший молчание, одобрительным кивком поддержал молодого доктора. Маньяба, озабоченный таким поворотом дела, растерянно ответил:
— Может быть, вы и правы, господа. Я распоряжусь, чтобы госпожу Гонсолен перевезли в больницу Сен-Клода. Там ей обеспечат соответствующий уход.
В тот же вечер Мадлен поместили в отдельную палату, а докторам Маньяба и Франсуа Горме суд предписал наблюдать за госпожой Гонсолен, чтобы удостовериться в ее помешательстве.
XIII
Дампьер, допрашивая Томаса Луара, задал ему такой вопрос:
— Вы знаете, в чем вас обвиняют?
— Да.
— Вы убили вашего бывшего хозяина, господина Гонсолена, вступив в сговор с пока еще неизвестным нам сообщником.
Томас, не теряя самообладания, пристально смотрел на Дампьера, который также не спускал с него глаз.
— Я допросил крестьян из Бушу. Они заявляют, что видели вас в парке за час до преступления.
— Это правда.
— Что привело вас в это место в такой поздний час?
