Морис Леблан - Золотой треугольник
Он сильнее оперся о руку сенегальца, но тот выдернул ее и зажег фонарь, который всегда носил с собой. Теперь ручку от него он держал в зубах, а единственной рукой вынул из кармана куртки кусочек мела.
Вдоль улицы, по которой они шли, тянулась стена, почерневшая от времени и непогоды. Я-Бон остановился и вытащив из кармана кусочек мела, принялся что-то чертить на ней. Было видно, что каждая буква стоит ему огромных усилий.
Капитан прочитал: «Арсен Люпен».
— Как, Арсен Люпен! Да ты просто пьян! — воскликнул он с изумлением. — Ты предлагаешь мне Арсена Люпена?
Я-Бон кивнул.
— Ты разве знаешь его?
Я-Бон снова кивнул.
Патриций вспомнил, что в госпитале сенегалец упивался приключениями Арсена Люпена.
— Ты знаешь Люпена, потому что читал про него? — рассмеялся он.
— Нет, — покачал головой сенегалец.
— Так как же? Ты знаешь его?
— Да.
— Ну и глупый ты! Ведь он же умер. Он бросился в море со скалы, а ты говоришь, что знаешь его!
— Да.
— Значит, ты имел случай встретиться с ним после его смерти?
— Да.
— И воображаешь, что по твоему знаку он воскреснет и явится к тебе?
— Да.
— Что ж, я всегда питал к тебе уважение, но теперь… Друг покойного Арсена Люпена! Это звучит… А сколько времени тебе понадобится, чтобы вызвать на землю его тень? Шесть месяцев? Три? Месяц? Пятнадцать дней?..
Я-Бон сделал знак рукой.
— Около пятнадцати дней, — перевел его капитан. — Ну что же… Вызывай дух твоего приятеля… Я буду в восторге завязать с ним отношения. А впрочем, гадко с твоей стороны воображать, что я и один не управлюсь… Неужели я до такой степени глуп и беспомощен?
Глава 9
Патриций и Коралия
Все произошло так, как предсказывал Демальон. Газеты молчали, и публика не обратила внимания на маленькую заметку в отделе происшествий. Похороны богача Эссарец-бея также прошли незаметно.
Но на другой день после похорон и после визита Патриция к военным властям в особняке на улице Раймон открылось отделение лазарета на Елисейских полях, в котором было пока только восемь больных: капитан Бельваль и семеро калек, его старых товарищей по госпиталю. Заведовала им госпожа Эссарец. В доме не было ни горничной, ни кухарки. Калеки исполняли обязанности швейцара, повара, дворецкого. Я-Бон, пожалованный титулом камеристки, был передан в распоряжение матушки Коралии, и ночью спал в коридоре у ее комнаты. Днем он дежурил у окна.
— Смотри, чтобы никто не приближался ни к двери, ни к окну, — приказал ему капитан. — Муха, и та будет тебе поставлена на счет. Помни…
Несмотря на все, Бельваль не был спокоен. Он слишком хорошо знал, как коварен его враг. Эссарец умер, но кто-то хладнокровно приводил в исполнение план мести, о котором говорил Эссарец в своем предсмертном письме.
Демальон поначалу занялся расследованием дела, но драматическая его сторона, казалось, мало его интересовала. Не найдя труп человека, убитого, по словам Патриция, рано утром, и того, кто пытался застрелить Коралию и Бельваля, он переключился на поиски золота.
— Все указывает на то, что мешки с золотом здесь, — говорил он капитану. — Вот в этом пространстве, образуемом садом и домовыми постройками. По моим расчетам, должно быть примерно восемьсот мешков, а их не так-то легко спрятать. Тайник занимает место не менее десяти — двенадцати кубических метров, и мы его найдем…
Во время осмотра дома под библиотекой обнаружили обширный подвал, но он был пуст, и как тщательно его ни обыскивали, не могли найти ни тайника, ни потайных выходов, если не считать трапа в библиотеке, покрытого ковром. На улицу Раймон и в сад из него выходили две отдушины, забранные решеткой, через которые было очень удобно пересыпать золото. Очевидно, здесь оно и хранилось до пересылки. Но где оно теперь? Бурнеф утверждал, что золото отправлено не было, и что оно безусловно хранится в доме. Но где именно?
— В доме мы все обыскали, — рассуждал Демальон. — Остается сад. Будем искать там.
Большой старинный сад составлял часть парка. Он тянулся до набережной и четырьмя великолепными террасами спускался к Сене. Террасы сообщались ступенями, поросшими мхом, стены сада обвивал плющ. В нишах стен еще кое-где сохранились скульптуры амуров. Спуск к реке кончался каменной балюстрадой, украшенной вазами из терракоты.
Перед окнами библиотеки била тоненькая струйка фонтана, вода из которого стекала в ручей, извивавшийся между скал, на которые неожиданно наткнулся Бельваль в первый раз, когда попал сюда.
— Нам предстоит обыскать около четырех гектаров, — говорил Демальон, который привлек для поисков в помощь своим агентам калек из лазарета. Полные оптимизма, они приступили к работе.
Но и на лужайках, и на песчаных дорожках отсутствовали какие-либо следы земляных работ. Может быть, плющ на стенах скрывал вход в тайник? Но кроме старинной канализации, по желобам которой когда-то текла вода, не нашли ничего, похожего на тайник.
Патриций и Коралия с горячим интересом следили за поисками. Но невольно мысли молодой пары постоянно возвращались к своему прошлому, с которым их жизни связывали какие-то таинственные нити.
Мать Коралии, дочь французского консула в Салониках, вышла замуж за человека довольно пожилого, очень богатого, отпрыска старинной сербской фамилии графа Одолявича. Он умер через год после рождения дочери.
Вдова и Коралия поселились в Париже, в особняке на улице Раймон, который граф купил через посредство Эссареца, своего секретаря.
Спустя три года неожиданно умерла мать Коралии. Эссарец, на руках которого осталась девочка, привез ее в Салоники, Коралию воспитывала младшая сестра ее деда. К сожалению, эта женщина попав под влияние Эссареца, подписала какие-то бумаги, в результате чего от наследства Коралии почти ничего не осталось.
Когда девушке было около семнадцати лет, она стала жертвой приключения, оставившего тяжелый след в ее душе и имевшего роковое влияние на ее дальнейшую жизнь.
Однажды Коралия была увезена шайкой турецких негодяев и около двух недель провела во дворце в окрестностях Салоник, во власти турецкого начальника провинции. Освободил ее Эссарец. Но освобождение выглядело так странно, что потом Коралия не раз задавала себе вопрос о том, не существовало ли тайного соглашения между турком и Эссарецем.
Но тогда, униженная, почти сломленная, она поддалась уговорам своей родственницы и вышла замуж за Эссареца, который ухаживал за ней и раньше и на которого она смотрела теперь как на спасителя. Но очень скоро Коралия поняла, что связала свою жизнь с человеком, которого презирала и ненавидела, и любовь которого была похожа на злобу…
Через год они переехали во Францию и поселились на улице Раймон. Эссарец еще задолго перед тем управлял в Салониках отделением Восточно-французского банка в Париже. Очень быстро он приобрел известное влияние в финансовых кругах и получил из Египта титул бея.
Такова была грустная история, которую однажды поведала Коралия Бельвалю, когда они прогуливались по саду. Но как ни сравнивали они свои жизни, ничего не давало ключа к разгадке тайны. Не было ни одного имени, которое было бы известно им обоим, и Бельваль с Коралией терялись в догадках, размышляя, что могли значить половинки аметиста и их фотографии в медальоне и в альбоме.
— Ну, медальон… Это еще можно объяснить, — говорил капитан. — Эссарец мог вырвать его из руки человека, которого он убил. Но альбом? Ведь его нашли зашитым во внутреннем кармане нательной фуфайки…
Оба некоторое время молчали. Потом Патриций спросил:
— А Симон?
— Симон всегда жил здесь.
— И когда была жива ваша матушка?
— Нет, он появился через год или два после ее кончины. Эссарец поселил здесь Симона, чтобы тот присматривал за домом.
— Он был секретарем Эссареца?
— Я никогда точно не знала, какую роль он играл при нем. Секретарь?.. Нет. Его поверенный?.. Тоже нет. Они почти не разговаривали. Раза два или три он приезжал к нам в Салоники. Я помню один из его приездов. Я была еще ребенком и слышала, как Симон что-то резко выговаривал Эссарецу и, кажется, даже угрожал ему.
— За что?
— Не знаю. Я не знаю ничего, что касается Симона. Он жил очень замкнуто и почти все время проводил в саду, ухаживая за цветами. Время от времени он нанимал двух помощников.
— Чью же сторону он держал, как вы думаете?
— Право, не знаю. Мы никогда с ним не разговаривали, хотя мне иногда казалось, что из-под темных очков его глаза следили за мной. В последнее время он почему-то взял за правило сопровождать меня до лазарета и по дороге был внимателен и услужлив до такой степени, что я спрашивала себя…
После минуты колебания Коралия продолжала:
— Мне пришла одна мысль… Вы ведь не знаете, почему я поступила именно в тот лазарет, где вы лежали? Меня привел туда Симон… Он знал, что я хочу поступить в какой-нибудь лазарет, и указал мне на ваш. Припомните, что фотографии, которые нашли в медальоне, изображают меня в костюме сестры милосердия, а вас в форме офицера. Фотографии могли быть сделаны только в лазарете… А там никто не бывал из посторонних, кроме него. И потом… Периодически приезжая в Салоники, он видел меня и ребенком, и подростком, и девушкой, так что и те фотографии могли быть сделаны им… Итак, если предположить, что у него был товарищ, который в свою очередь следил за вашей жизнью, то, возможно, что именно он и был тем таинственным другом, который послал вам ключ от сада…