Морис Леблан - Канатная плясунья
— Говори, где медаль! Я тебя заставлю! Ты у меня заговоришь.
Жюльетта что-то пробормотала.
— Что? Что такое? Говори толком, или я тебя дерну…
— Нет… Бога ради… Я скажу. Она в усадьбе, в реке…
— В реке? Что ты врешь! Медаль в реке! Ты со мной не шути.
Он швырнул ее на пол, повалил навзничь и прижал коленом. Доротея задыхалась от негодования, но выдать себя было безумием.
— Хочешь, чтоб я выкрутил тебе руки? Хочешь? — хрипел негодяй. — А! Тебе это нравится.
Доротея не видела, что он сделал, но старушка испустила дикий вопль и закричала:
— Там… Стенной шкаф. Надо… камень…
Она не договорила. Губы ее еще двигались, но искаженное ужасом лицо стало разглаживаться, выражение ужаса сменилось спокойной улыбкой — и вдруг Жюльетта тихо и радостно захихикала. Она не чувствовала ни боли, ни страха: в глазах ее загорелся тот же огонек безумия, что и в глазах старого барона.
— Не везет, — сострил товарищ Эстрейхера. — Номер второй. Этак ты скоро укомплектуешь все сумасшедшие дома республики.
Эстрейхер яростно швырнул старуху. Она отлетела в угол и упала за кресло возле шкафа, где сидела Доротея.
— Ты говоришь, не везет. Нет, кажется, везет… Старуха все-таки сказала, пока у ней не лопнули мозги. В шкафу… Но в котором? В обоих каменный пол.
Он показал на шкаф, где сидела Доротея, и на другой, по ту сторону камина.
— Я покопаюсь здесь, а ты там. Впрочем, нет, посвети мне.
Они отошли к камину, открыли шкаф и стали внимательно осматривать желобки между камнями, пробуя их поднимать.
Доротея понимала, что медлить нельзя. Когда они раскроют шкаф, будет поздно. Старуха лежала под самым шкафом и тихонько хихикала, но смех ее понемногу затихал. Спинка кресла закрывала ее от камина. Доротея осторожно высунула руку, сняла со старухи чепчик, потом стянула очки, косынку, фартук и все это надела на себя. Жюльетта Азир лежала в забытьи. Доротея тихонько вышла из шкафа и захихикала, ловко подражая старухе. Бандиты работали в шкафу, не обращая на нее внимания. Доротея сгорбилась и, хихикая, вышла старческой походкой из угла.
— Что ей надо? — спросил Эстрейхер, не оборачиваясь. — Она, кажется, хочет удрать?
— Куда? Ключ у тебя в кармане.
— А в окошко?
— Высоко. И чего ей бежать… Куда…
Доротея подошла к окну. Оно действительно было высоко. Подоконник был ей вровень с плечом. К счастью, ставни были открыты. Радостно хихикая сумасшедшим смешком, Доротея подняла тихонько задвижку и стала соображать. Если сначала открыть окно — ворвется свежий ночной воздух и шелест листьев, и бандиты сразу встрепенутся. Доротея рассчитала все движения, быстро вскочила на подоконник и, распахнув его, прыгнула в сад.
Эстрейхер яростно вскрикнул. Но он не сразу сообразил, в чем дело. А Доротея уже мчалась по саду, обогнула дом, слетела с откоса, перепрыгнула колючую изгородь, сильно исцарапав руки, и нырнула в поле, в хлеба.
В саду Жюльетты Азир раздались выстрелы. Это стрелял Эстрейхер по какому-то мелькнувшему в кустах силуэту.
VIII. По проволочному канату
Мальчики и Рауль Дювернуа весь вечер ломали голову, куда девалась Доротея.
Возвратилась она поздно ночью, рассказала о своем приключении и прибавила:
— Помните, что наступает решительная минута и через неделю будет разыграно последнее действие.
Время шло. Рауль привыкал к Доротее, не так конфузился и меньше скрывал свои чувства. Доротее было с ним хорошо, и она с радостью принимала его поклонение. Кантэн и малыши почуяли недоброе. Настроение было испорчено, но они молчали, и только капитан заговорил с ней прямо:
— Знаешь, Доротея. Этот Рауль еще хуже бородатого. Ты только послушай серьезно.
— Что же нам делать?
— Запрячь Ворону и удрать.
— А как же с кладом?
— Сама ты клад. Не надо нам никаких кладов, а то нас разлюбишь.
— Не беспокойся, милый капитан. Я вас люблю больше всего на свете и никогда не разлюблю.
Но дети не успокоились и исподлобья косились на Рауля. В воздухе пахло грозой. Пугало их и то, что в лесу, в кустарниках то и дело мелькали какие-то подозрительные фигуры. Дети нервничали, плохо спали и ежеминутно ждали новых несчастий.
Тридцатого июня Доротея попросила Рауля отпустить прислугу на храмовый праздник в Клиссон и приказать трем надежным лакеям, умеющим хорошо стрелять, потихоньку вернуться обратно и собраться ровно в четыре часа в трактире Массон, в пяти километрах от Мануар-О-Бютта.
В этот день Доротея была настроена празднично. С утра она пела английские песенки и плясала на дворе веселый джиг, потом поехала с Раулем покататься на лодке и так вертелась, что лодка чуть-чуть не перевернулась, потом немного успокоилась и, сняв браслеты, стала ими жонглировать. Вдруг один из браслетов упал в реку. Место было неглубокое. Доротея засучила рукава, собираясь пошарить на дне, и так замерла, рассматривая что-то под водой.
— Что вы там разглядываете? — спросил удивленный Рауль.
— Река обмелела от засухи, и на дне виден каждый камень. Посмотрите: эти камни лежат не как-нибудь, а в каком-то странном порядке.
Рауль наклонился к воде.
— Ваша правда. И камни обтесаны. Можно подумать, что это — буквы.
— Посмотрите: это ваш заветный девиз: «In Robore Fortuna». Я была в мэрии и рассматривала старую карту. На этом месте были раньше парк и лужайка. Один из ваших предков велел выложить на лужайке его девиз. Ну а потом река изменила течение и затопила лужайку. — Доротея снова наклонилась к воде и стала рассматривать надпись.
— Знаете что, — сказала она наконец, — тут есть еще какие-то слова и цифры, но я не могу их прочесть. Посмотрите.
— Вижу, но плохо.
— Это понятно. На них надо посмотреть сверху.
— Давайте поднимемся в гору.
— Ничего не получится. Мы будем смотреть сбоку, и буквы расплывутся в воде.
— Остается достать аэроплан, — пошутил Рауль.
— Нет, есть еще один способ. И я его непременно испробую.
Рауль и Доротея позавтракали в одиночку. Рауль был занят хозяйством, потом проводил шарабан с прислугой и пошел к реке. Тут он застал всю труппу Доротеи за работой. Поперек реки был протянут железный канат, привинченный на одном берегу к стене сарая, а на другом — к кольцу, вмурованному в расселину гранитной скалы.
— Вы, кажется, собрались устроить представление?
— Конечно, — отозвалась Доротея. — Раз нельзя достать аэроплан, я решила пройти по канату.
Рауль не на шутку встревожился.
— Как вы решились… Но ведь это — безумие. Вы непременно сорветесь.
— Я плаваю, как рыба.
— Нет-нет, я этого не допущу.
Доротея весело усмехнулась:
— Это по какому праву?
Рауль смутился. Трудно ответить на подобный вопрос.
— Дело не в праве… Примите хоть меры предосторожности, достаньте балансирный шест.
— Шест? А еще что? Спасательный круг, сетку, водолазный колокол или парашют?
Доротея подставила лестницу, влезла на крышу сарая и стала с улыбкой раскланиваться, точно в цирке перед своим выходом. Да и костюм на ней был цирковой: коротенькая пышная юбка выше колен, расшитая красными и белыми ленточками, в волосах цветы и ослепительно алая шаль, красиво обхватывающая ее фигуру.
Рауль не находил себе места. Он метался взад и вперед и заражал волнением мальчуганов. Наконец капитан не выдержал:
— Хочешь помочь Доротее?
— Конечно.
— Лучше уходи отсюда.
Рауль покорно исчез. Доротея попробовала, хорошо ли натянут канат, сделала реверанс, как перед публикой, и плавно двинулась вперед, то поднимая, то опуская руки, точно раскрытые крылья. Дойдя до середины реки, она остановилась. Настала самая серьезная минута. Она должна была отвести глаза от неподвижной точки, помогавшей ей сохранять равновесие, и сквозь сверкающую на солнце воду прочесть выложенные на дне слова. Это было очень трудно и опасно. Она несколько раз начинала читать и каждый раз выпрямлялась, чувствуя, что теряет равновесие. Мальчики следили за ней с замирающим сердцем. Наконец она радостно улыбнулась, послала им воздушный поцелуй и двинулась дальше.
В полуверсте от каната был мост, по которому Рауль успел перебраться на противоположный берег. Он подбежал к Доротее в ту минуту, когда она спрыгнула на землю. Рауль был бледен как полотно, и его волнение тронуло девушку.
— Ну что? — спросил он со вздохом облегчения.
— Все идет прекрасно. Над девизом написано: «12 июля 1921 года». Это — день, о котором пророчествуют предания.
С этими словами Доротея подозвала Кантэна и что-то приказала ему вполголоса. Кантэн исчез и скоро вернулся, переодевшись в трико акробата. На лодке добрались они до середины реки. Кантэн нырнул и бросил в лодку что-то тяжелое. Доротея быстро подхватила этот предмет и, выходя на берег, отдала Раулю. Это, был заржавленный, выпуклый диск не больше чайного блюдечка, похожий на старинные часы. Он был спаян из двух кружков, плохо пригнанных друг к другу, и на одной стороне его было грубо выгравировано слово «Fortuna».
