Найо Марш - В мишуре и блестках
Трой могла бы поклясться, что в ее глазах на мгновение вспыхнули искры.
— Не верю, что Берт решился бы довести себя до рвоты, — настаивал полковник.
— С него станется, — мрачно заметила миссис Форестер. — Однако, — продолжала она, взмахнув рукой, — дело не в этом. Мы пригласили вас, миссис Аллейн, чтобы обсудить линию поведения, которой, надеюсь, мы все станем придерживаться в данных обстоятельствах. Род и я решили игнорировать происшествие. Отмахнуться. — Она сделала размашистый жест, едва не заехав полковнику по физиономии. Тот моргнул и отпрянул. — Вести себя так, словно ничего не случилось. Мы не желаем доставить автору оскорблений удовольствие, проявляя хотя бы малейшее внимание к его выходкам. Мы надеемся, вы присоединитесь к нам.
— Ведь так можно все испортить, — добавил полковник, — елку и вообще праздник. После службы будет репетиция. Все должны быть собранными и внимательными.
— Как ваше здоровье, полковник?
— Да-да, прекрасно, спасибо. Сердчишко пошаливает, знаете ли. Клапан прохудился, кажется, так сказали эти мошенники в белых халатах. Сущие пустяки.
— Что ж, — Трой поднялась с кресла, — я согласна: о письмах и о мыле ни гу-гу.
— Отлично, договорились. Не знаю, как твоя девица себя поведет, Род.
— Она не моя, Тру.
— Ты за нее отвечал.
— Уже не отвечаю. — Полковник повернулся к Трой, но на нее не смотрел. Его лицо порозовело. Он заговорил быстро, словно школьник, тараторящий вызубренный урок и мечтающий поскорее отделаться: — Крессида — дочь офицера, служившего в моем полку. Германия, пятидесятый год. Мы были на учениях, и мой джип перевернулся. — Глаза полковника наполнились слезами. — И вы знаете, этот замечательный парень вытащил меня. Меня вдавило лицом в грязь, он вытащил меня, а потом случилось нечто ужасное. Взрыв. Бензин. И я пообещал ему приглядеть за его ребенком.
— К счастью, — хмыкнула миссис Форестер, — в деньгах у нее недостатка не было. Школа в Швейцарии и все прочее. О результате я умолчу.
— Ее бедная мать умерла при родах.
— А сейчас, — миссис Форестер вдруг резким щелчком закрыла зонт, — она подалась в актрисы.
— Она ужасно красивая девочка, правда?
— Очаровательная, с чувством подхватила Трой и отправилась завтракать.
Утром Хилари был занят, и Трой поработала над портретом одна. До службы ей удалось немало успеть.
Выглянув в окно библиотеки на большой двор, художница испытала сильнейшее изумление. Найджел закончил работу. На деревянной клети лежал толстый слой подмерзшего снега, из которого выступали четкие и внушительные формы предка Хилари Билл-Тасмана. Фигура поблескивала на солнце, руки, похожие на две большие камбалы, были сложены на груди.
В пол-одиннадцатого заливисто и несколько лихорадочно зазвонил монастырский колокол, словно звонарь был немного не в себе. Трой спустилась, пересекла холл и, следуя инструкциям, свернула в коридор направо, куда выходили двери библиотеки, комнаты для завтраков, будуара, кабинета Хилари и, как теперь выяснилось, часовни.
Часовня выглядела великолепно. Она была полна сокровищ, но, разумеется, в меру. Дароносица, подсвечники, исповедальня времен раннего Возрождения и прочие атрибуты были подобраны с безупречным вкусом и, несомненно, стоили немалых денег.
Трой вдруг почувствовала непреодолимое желание обмотать одного из благостных гипсовых святых простенькими бумажными гирляндочками.
Катберт, Мервин, Найджел, Винсент, Котеночек и поваренок уже заняли свои места. Рядом кучками сидели незнакомые Трой люди, видимо рабочие, трудившиеся в угодьях Холбердса, с женами и детьми. Хилари и Крессида находились в первом ряду. Вскоре подтянулись остальные обитатели дома, и служба с соблюдением всех правил ортодоксального англиканского обряда началась. Тюремный капеллан прочел короткую, в духе времени, проповедь. Полковник Форестер, к приятному удивлению Трой, сыграл на органе подходящие случаю небольшие мелодичные гимны. Хилари читал Евангелие, а мистер Смит с неожиданной торжественностью и четкостью произношения огласил послания апостолов.
Репетицию праздничной церемонии назначили на три часа дня.
Все было расписано до мелочей. Гостей встретят и проводят в библиотеку, по такому случаю портрет и рабочие принадлежности Трой перенесли в кабинет Хилари. Винсент с зонтом и очаровательными маленькими барочными санками, груженными рождественскими подарками, заступит на пост под окнами гостиной. Ровно в восемь часов магнитофонная запись колокольчиков возвестит о начале церемонии. Дети парами прошествуют из библиотеки через холл в гостиную, где будут гореть только свечки на сверкающей золотой елке. Взрослые последуют за детьми.
Когда передислокация гостей завершится, полковник Форестер в полном снаряжении Друида выйдет из примыкающей к гостиной туалетной комнаты, где Крессида поможет ему одеться. Он проскользнет в дверь на парадное крыльцо, а оттуда в зимний холод большого двора. Там он соединится с Винсентом. Снова включится магнитофон: музыка, бубенчики, фырканье оленей и крики «тпру!» огласят гостиную. Катберт и Мервин широко распахнут застекленную дверь и впустят полковника, волокущего позолоченные санки. Под фанфары («Прозвучат трубы и старинные гобои», — уточнил Хилари) полковник обойдет вокруг елки, а затем, оставив санки, отвесит собравшимся поклон, сделает парочку «магических» жестов и удалится туда, откуда пришел, — в таинственную неизвестность. Оказавшись на улице, полковник, подобрав полы друидского балахона, бегом промчится обратно через холл в туалетную комнату, где Крессида поможет ему отлепить бороду, усы, брови и снять парик, сапоги и халат. После чего он в своем привычном обличье присоединится к гостям.
Репетиция прошла не без помарок, большая часть которых была вызвана крайней нервозностью полковника. Трой наблюдала за ним с нараставшей тревогой. В конце концов вмешалась миссис Форестер, присутствовавшая на репетиции вопреки вялым протестам мужа. Она заявила Хилари, что, если он хочет, чтобы его дядя выступил сегодня вечером, он должен перестать гонять его, как вислоухого зайца. В противном случае она за последствия не отвечает. Затем увела полковника наверх отдыхать, обязав подниматься по лестнице задом наперед, останавливаясь на десять секунд через каждые пять ступенек. Полковник с легкой укоризной во взгляде подчинился.
Крессида, беспокойно слонявшаяся без дела, оказалась рядом с Трой, и они вместе наблюдали затянувшееся отбытие полковника. Тот попросил их не ждать окончания подъема, и по предложению Крессиды молодые леди отправились в будуар.
— Бывают минуты, — сказала Крессида, — когда мне мерещится, что я попала в дурдом. Нет, правда. Все словно сговорились устраивать хеппенинги, ну вы понимаете, такие жутко модные штучки. Органо-экспрессивисты их обожают.
— Что такое органо-экспрессивизм?
— О.-э нельзя объяснить, нельзя просто сказать, что это то-то и то-то. Понимаете, действие в о.-э. для нас значит одно, а для каждого зрителя совсем другое. Все делается в надежде на спонтанное эмоциональное освобождение, — тараторила Крессида. — Зелл… наш режиссер… ну не то чтобы режиссер в обычном смысле… он наш источник… Так вот он придает огромное значение спонтанности.
— Вы оставите театр?
— Да. Ведь мы с Хилари, наверное, в мае поженимся, так что какой смысл, понимаете? К тому же органо-экспрессивисты сейчас в упадке. Бабок нет.
— А что вы делали в спектаклях?
— Сначала я просто бродила по сцене, чтобы стать раскованной, а потом Зелл решил, что я должна изобразить Инь-Янь, так, кажется, это называется, ну понимаете, такое мужское-женское. Я и изобразила. На левую ногу мне надели штанину из сетки, а к левой щеке прицепили зеленые бумажные полоски, похожие на волосы. Ох и гадость же этот гримировальный клей. Понимаете, когда он на коже. Но полоски так напоминали морские водоросли и выглядели так эротично, что, кажется, я успешно донесла идею до зрителя.
— А что еще на вас было надето?
— Больше ничего. Зритель меня принял, понимаете? Ужасно хорошо принял. Поскольку у меня есть опыт с бумажными полосками, я могу помочь дяде Прыгу с бородой. Всего-то делов налепить и пришлепнуть.
— Надеюсь, с ним будет все в порядке.
— Я тоже надеюсь. Сейчас он, конечно, на взводе. Он фантастический, правда? Таких просто не бывает. Я торчу от него и от тетушки Тру, но от него особенно, понимаете? Только боюсь, тетушка Тру на меня не очень западает.
Легкая, изящная, она беспрестанно сновала по изысканной маленькой комнате, чем действовала на Трой раздражающе. Взяв со столика безделушку и повертев в руках, Крессида положила ее обратно, словно праздная покупательница в магазине, которая на самом деле и не собиралась ничего покупать.
