Элизабет Джордж - Месть под расчет
– Что бы ты ни сказала, это останется между нами. – Линли вынул из кармана платок и протянул его через стол Нэнси, которая взяла его, но не использовала, не позволяя себе расплакаться. – Ты в ссоре с отцом?
– Не я. Мик. Они с самого начала не поладили. Из-за ребенка. Из-за меня. Из-за нашей свадьбы. А сейчас стало совсем плохо.
– Я могу чем-то помочь? Если не хочешь, чтобы папа знал, я не представляю, каким образом…
Он умолк, ожидая, что она скажет, и увидел, как она подобралась, словно набираясь мужества перед прыжком в пропасть.
– Вы можете помочь. Можете. Деньгами. – Она вздрагивала, произнося эти слова, но к концу как будто расхрабрилась. Я все еще занимаюсь бухгалтерией в Пензансе. И в Нанруннеле. А еще по вечерам работаю в «Якоре и розе». Но этого не хватает. Цены…
– Какие цены?
– Я о газете. У отца Мика в прошлом году была операция на сердце – вы знали? – и с тех пор все дела ведет Мик. Ему хочется все модернизировать. Купить новое оборудование. Ему тяжко думать, что он навечно привязан к Нанруннелу и еженедельной газете со сломанными прессами и пишущими машинками. У него есть планы. Хорошие планы. Но нет денег. Он тратит их. Ему все время не хватает.
– Понятия не имел, что «Споуксмен» принадлежит Мику.
– Это не то, чего он хотел. Ведь прошлой зимой он собирался пробыть тут всего несколько месяцев. Пока отцу не станет лучше. А это быстро не получилось. Потом, я…
Линли отлично все понял. То, что для Мика Кэмбри было приключением, разнообразием в скучной жизни Нанруннела, закончилось свадьбой и ребенком, к которому он ничего не испытывал, кроме мимолетного любопытства.
– Мы в ужасном положении, – продолжала Нэнси. – Он купил компьютеры. Два разных принтера. Оборудование для дома. Оборудование для работы. Много всего. А денег не хватило. Мы сняли Галл-коттедж, а теперь нам повышают арендную плату. Мы не можем столько платить. Мы не заплатили за два месяца. А если потеряем этот дом… – Она опять едва не расплакалась, но взяла себя в руки. – Не знаю, что будем делать.
– Галл-коттедж? – Этого Томас Линли никак не ожидал. – Ты говоришь о доме Родерика Тренэр-роу в Нанруннеле?
Нэнси расправила платок на колене и стала крутить нитку в уголке, где была вышита буква «А».
– Мик и папа никогда не поладят. Вот нам и пришлось переехать, когда родилась Молли. И Мик договорился с доктором Тренэр-роу.
– Ты считаешь, что вы платите слишком много?
– Мы платим помесячно. Но за два последних месяца Мик не заплатил. Доктор Тренэр-роу звонил ему, а Мику все равно. Он говорит, денег нет, поговорим, когда я вернусь из Лондона.
– Из Лондона?
– Он там работает над одним расследованием. Говорит, всегда ждал чего-то такого. Оно принесет ему славу как журналисту. Ему кажется, он сумеет продать его. Может быть, даже на телевидение. Сделает документальный фильм. И тогда будут деньги. А сейчас денег совсем нет. Я так боюсь, что мы кончим на улице. Или будем жить в газетном офисе. Папа этого не перенесет.
– Насколько я понял, папа ни о чем не знает?
– О нет! Если он узнает…
Нэнси прижала ладонь ко рту.
– Нэнси, деньги не проблема, – сказал Линли. Он обрадовался, что она хочет получить от него деньги и совсем не ждет, что он возьмет на себя переговоры с доктором Тренэр-роу. – Я одолжу тебе, сколько надо. Отдашь, когда сможешь. Но я не понимаю, почему твой папа не должен ни о чем знать. Траты Мика вполне разумны, если он хочет модернизировать газету. Любой банк…
– Она не все сказала вам, – мрачно произнес появившийся в дверях Джон Пенеллин. – Ей стыдно. Стыдно. Вот в чем дело. Кроме позора, она ничего не получила от Мика Кэмбри.
Нэнси, заплакав, вскочила со стула, будто собираясь бежать прочь. Линли бросился к ней.
– Папа!
Она протянула к нему руки, умоляя о пощаде.
– Тогда говори все, – сказал ее отец. Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь, чтобы Нэнси не убежала. – Если ты показала половину своего грязного белья милорду, вываливай остальное. Ты же просила у него денег, правильно? Тогда расскажи ему все, чтобы он знал, кому дает деньги.
– Ошибаешься.
– Разве? – Пенеллин обернулся к Томасу. – Мик Кэмбри тратит деньги на газету. Правильно. Она не солгала. Но все остальное он спускает на своих подружек. А это деньги Нэнси, так ведь, девочка? Заработанные на четырех работах. На четырех? Или уже больше? Ты ведешь бухгалтерию в Пензансе и Нанруннеле, а еще каждый вечер работаешь в «Якоре и розе». А маленькая Молли в это время спит в корзинке на полу в кухне паба, потому что ее отец не может оторваться от своей писанины и присмотреть за девочкой, пока Нэнси работает на них. Только дело не в его работе. Дело в женщинах. Сколько их, Нэнси?
– Неправда, – отозвалась Нэнси. – Это в прошлом. Сейчас только газета, папа. И ничего больше.
– Ради бога, только не лги, не усугубляй свой позор. Мик Кэмбри – нехороший человек. И всегда был таким. И всегда будет. Возможно, он хорош, только если надо совратить неопытную девчонку и наградить ее ребенком. А со всем остальным он не умеет справляться. Посмотри на себя, Нэнси, – вот уж отличный образец любимой жены. Ты только посмотри на свое платье. На свое лицо.
– Это не его вина.
– Ты только подумай, что он из тебя сделал.
– Он не знает, что я здесь. И ни за что не попросил бы меня…
– Но он возьмет деньги, разве нет? И не спросит, как ты достала их. Во всяком случае, пока они нужны ему. А ведь они нужны ему, правда, Нэнси? У него другая любовница? Или сразу две? Три?
– Нет! – Нэнси в отчаянии посмотрела на Линли. – Я просто… я…
Она покачала головой, не в силах сдерживать свои чувства. С посеревшим лицом Пенеллин тяжело шагнул к ней.
– Посмотри, что он с тобой сделал. – Он повернулся к Линли. – Посмотрите, что Мик Кэмбри сделал с моей девочкой.
Глава 6
– Позовем Саймона и Хелен, – объявила Сидни, только что вытащившая из груды шмоток платье кораллового цвета. Цвет ей совсем не шел, однако фасон был ее и возобладал над цветом. Сплошные оборки от шеи до середины икр – словно облако на закатном небе.
Они с Деборой шли в направлении парка, где прохаживались Сент-Джеймс с леди Хелен. Сидни окликнула их:
– Эй, пойдемте с нами, посмотрите, как Деб будет меня снимать. Среди скал. В старой резиновой лодке. Я буду соблазнительной русалкой. Ну, пойдете с нами?
Оба медлили с ответом, пока девушки не подошли совсем близко, и только тогда Сент-Джеймс заговорил:
– Судя по твоему многословию, ты, очевидно, хочешь, чтоб там были толпы жаждущих взглянуть на русалку, которая уже живет в твоем воображении.
Сидни засмеялась:
– Правильно. Кстати, русалки не носят платьев. Ладно тебе. Просто ты ревнуешь, потому что Деб будет снимать меня, а не тебя. Да-да, я взяла с нее клятву, – призналась Сидни, кружась на ветру, – что она ни разу не щелкнет тебя. По мне-то, ей хватит и того, что у нее уже есть. Коллекция Саймонов-на-лестнице, Саймонов-в-саду, Саймонов-в-лаборатории.
– Не припомню, чтобы мне приходилось позировать.
Сидни тряхнула головой и зашагала через парк, предоставляя остальным следовать за ней.
– Ну и что? У тебя был шанс прославиться, и ты упустил его. Надеюсь, у тебя нет планов помешать мне сегодня.
– Постараюсь держаться подальше, – сухо отозвался Сент-Джеймс.
– А вот я ничего такого не обещаю, дорогие, – вмешалась леди Хелен. – Наоборот, у меня есть большое желание посоперничать с Сидни и появляться на самом видном месте на всех снимках Деборы. Из меня наверняка получится великолепная модель, ожидающая своего первооткрывателя на ховенстоуской лужайке.
Шедшая впереди Сидни рассмеялась и повернула на юго-восток, к морю. В тени огромных деревьев, где воздух был насыщен запахом перегноя, вдохновение само находило ее. Усевшись на тяжелый сук, сломанный зимней бурей, она была проказливым Ариэлем, спасенным из рабства. Взяв в руки пучок живокости, стала Персефоной, сбежавшей из Гадеса. Прислонившись к дереву и надев на голову венок из листьев, изобразила Розалинду, мечтающую о любви Роланда.
Исчерпав все классические возможности, Сидни убежала вперед и скрылась за старыми воротами в каменной стене. И тотчас оттуда послышался ее радостный крик.
– Она на мельнице, – сказала леди Хелен. – Пригляжу, а то еще свалится в воду.
Не ожидая ответа и ни на кого не взглянув, леди Хелен ускорила шаг и через пару секунд тоже исчезла за воротами.
Дебора была счастлива остаться наедине с Саймоном. Ей нужно было о многом сказать ему. Они не виделись после ссоры, и как только Томми сказал, что пригласил Саймона в Корнуолл, она решила обязательно сказать или сделать что-нибудь такое, чтобы заслужить его прощение.
А теперь, получив такую возможность, Дебора чувствовала, что имеет право лишь на безликие реплики. Ей было ясно, что в Пэддингтоне она разорвала последние узы, связывавшие ее с Саймоном, и никак нельзя взять обратно слова, с помощью которых она совершила хирургическую операцию.
