Рекс Стаут - Не позднее полуночи (сборник)
Конечно, при таких очках трудно что-нибудь утверждать наверняка, но мне показалось, что Роллинс ответил на мой взгляд.
– Вас ведь зовут Гудвин, не так ли? – спросил он.
Я признался, что это действительно так.
– Значит, это вы натравили на меня этого Янгера? Надеюсь, вы не ждете от меня благодарности? Я, во всяком случае, ее не испытываю. – Он переключился на Вульфа: – Ну что ж, не будем терять времени. Должен признаться, что я пообещал прийти сюда и выполнил свое обещание, только чтобы убить время. Я, знаете ли, оказался в жутко тяжелой ситуации, даже не вижу, как выбраться из нее, сохранив честь и достоинство. Так стоит ли еще отказывать себе в удовольствии лично познакомиться со знаменитой ищейкой? – Посетитель улыбнулся и потряс головой. – Нет-нет, я вовсе не хочу никого обидеть. Мне ли в моем положении еще кого-то обижать. Так о чем же мы с вами будем говорить?
Вульф внимательно разглядывал собеседника:
– Мне кажется, мистер Роллинс, вы слишком уж предаетесь отчаянию. Моим клиентом является фирма «Липперт, Бафф и Асса», но во многих отношениях ваши интересы в этом деле совпадают, их честь и достоинство затронуты не меньше, чем ваши. И все это еще можно спасти. Вы же вдобавок к спасенной чести можете получить еще и приличную сумму денег. Значит, вам пришлось не по вкусу предложение мистера Янгера?
Роллинс продолжал улыбаться.
– Разумеется, я знаю, что мне следует проявлять снисходительность.
– Вы имеете в виду мистера Янгера?
– Да нет, вас всех. Ведь мы с вами мыслим совершенно различными категориями, у нас разные системы ценностей. Для меня эта ситуация в высшей степени унизительна, но мне некого винить, я оказался в ней из-за своего собственного безрассудства. Даже если человек понимает, что сам вырыл себе могилу, это еще вовсе не значит, что он не испытывает отвращения при виде могильной плесени и кишащих червей. Вы можете вернуть мне мою работу?
– Работу?
– Да, работу. Я преподаю историю в Бемисском колледже, но это продлится недолго. Думаю, вас весьма позабавит, если я расскажу вам… нет, пожалуй, вернее будет сформулировать это иначе… Меня весьма позабавит – так лучше, – если я расскажу вам одну историю. Как-то осенью один мой коллега шутки ради показал мне объявление об этом конкурсе: представляете, он сказал, что это может заинтересовать меня как ученого и как преподавателя. Первая головоломка оказалась простой до идиотизма, не умнее была и вторая, их показал мне все тот же коллега.
Мне стало любопытно, как долго может продолжаться подобный идиотизм, и я стал доставать все новые стихи по мере их появления. Вскоре я обнаружил, что меня это начало задевать. Дело в том, что я поставил себе цель разгадывать стихи, не обращаясь ни к каким книгам, но на двенадцатом мне пришлось нарушить зарок, просто чтобы освободиться, а то это уже превращалось в какую-то навязчивую идею. – Он скривил губы. – Сказал ли я вам, что не участвовал в конкурсе?
– Нет.
– Ну так вот, я в нем не участвовал. Я смотрел на это как на развлечение, как на забавную игру. Но после того как мне удалось разгадать двадцатый стих, который, должен признаться, оказался довольно простым, я взял и послал заявку на участие вместе со своими ответами. Если вы спросите меня, почему я это сделал, я ничего не смогу вам ответить. Полагаю, что на низших уровнях моего сознания постоянно бродят какие-то грязные примитивные страстишки, и вот в какой-то момент им удалось одержать верх. Они не имеют непосредственной связи со мной как таковым. На следующее утро я пришел в ужас от содеянного. Я стал профессором в тридцать шесть лет. Я был серьезным и способным ученым, на моем счету уже две монографии, и у меня имелись честолюбивые планы, которые я намеревался во что бы то ни стало осуществить. Если я выиграю приз конкурсе, который устраивает парфюмерная компания, чьи духи называются «Пур амур», это будет несмываемым пятном на моей карьере, а если мне выпадет получить какой-нибудь из главных призов, полмиллиона или четверть миллиона, то этого мне не пережить.
Мистер Роллинс улыбнулся и потряс головой:
– Вы, конечно, вправе мне не поверить, но я действительно был в ужасе: ведь как только меня уведомили, что я вместе еще с семьюдесятью участниками вышел в полуфинал, и прислали мне еще пять стихов-загадок, которые надо было разгадать за неделю, я за четыре дня нашел ответы и тут же их отправил. Могу уповать только на то, что, возможно, у шизофрении есть разные формы и она может протекать самым невероятным образом. В противном случае мне не останется ничего другого, как обратиться к демонологии. Помню, когда-то на меня очень большое впечатление произвела одна немецкая книга, ее написал некто Роскофф, и называется она «Geschichte des Teufels», что значит «История дьявола». Короче говоря, я послал эти ответы, меня пригласили приехать в Нью-Йорк, и уже прошли целые сутки, как я здесь. И вот теперь я оказался замешанным не только в парфюмерном конкурсе – меня и без того, наверное бы, задразнили, – но вдобавок к этому еще и в убийстве, прогремевшем на всю страну. Так что я в любом случае конченый человек. Даже если я не уйду из колледжа сам, меня все равно оттуда уволят. Вы не можете найти мне работу?
Меня все время так и подмывало попросить Роллинса снять очки, очень уж хотелось посмотреть ему в глаза. Конечно, если судить по его непринужденным манерам, голосу и снисходительной улыбке, то все вроде получается вполне правдоподобно – прекрасный мужественный рыцарь, не роняющий достоинства под ударами злой судьбы. И все-таки, как бы упорно мне ни навязывали этот товар, мне с трудом верилось, что сумма в полмиллиона долларов может ассоциироваться с понятием «несчастье», даже если речь идет о столь высокообразованном человеке. Вот мне и хотелось заглянуть Роллинсу в глаза. Но увы, все, что мне удавалось увидеть, – это отражение верхнего плафона в стеклах его очков.
– Положение действительно сложное, – согласился Вульф, – и все-таки вы слишком отчаиваетесь. На эти деньги вы могли бы, например, учредить какую-нибудь академическую стипендию.
– Да, я уже думал об этом. Но вряд ли это существенно облегчило бы мое положение. – Роллинс улыбнулся. – Самым простым выходом было бы признаться в убийстве. Вот это бы мне помогло.
– Но ведь для этого нужны доказательства. Они у вас есть?
– Боюсь, что нет. Я не смогу описать квартиру убитого и даже не знаю, каким воспользовались оружием.
– Тогда это безнадежно. В такой ситуации единственный выход – найти убийцу и стать национальным героем. Успех сгладит бесчестье. Вы, конечно, не профессиональная ищейка, но у вас определенно есть умственные способности. Для начала вы можете припомнить все подробности встречи, которая состоялась вчера вечером. Как присутствующие вели себя, что говорили? Не проявлял ли кто-нибудь из них признаков алчности или фанатизма? Но главное – что они сказали и сделали, когда мистер Далманн показал ту роковую бумагу, уверяя, что в ней содержатся ответы?
– Ничего. Абсолютно ничего.
– Сначала, понятно, все были шокированы. А потом?
– И потом тоже ничего примечательного не произошло. – Улыбка профессора становилась все надменнее. – Думаю, вам нет нужды объяснять, что там была за обстановка. Мы все были словно тигры, припавшие к земле и готовые броситься на одну и ту же жертву. Или как ястребы, кружащие над трупом в стремлении первыми выклевать сердце и печень. Все любезности были вынужденными и фальшивыми. Мы разошлись сразу же, как только закончилась встреча, каждый сжимал в руке свой конверт, каждый в душе желал другому всяческих напастей, а может, даже смерти.
– Значит, у вас нет никаких соображений относительно того, считал ли кто-нибудь выходку мистера Далманна шуткой?
– Ни малейших.
– Ну а вы сами?
– Наконец-то. – Роллинс выглядел польщенным. – Это уже ближе к делу. Правда, я ожидал, что вы будете действовать более тонко. Я знаю, полиция мне ни за что не поверит, впрочем, и вы тоже. Но я действительно не знаю. Я был словно в каком-то кошмаре. Мой демон привел меня туда с единственной целью – выиграть конкурс за счет моего ума и изобретательности. Мне было совершенно безразлично, были ли написаны ответы на той бумаге, что он нам показал, или нет. Даже если бы безрассудный случай дал мне ее прямо в руки, я все равно бы сжег ее, даже не взглянув, что там написано, причем мною двигала бы не совесть, но гордость. Мне очень жаль вас разочаровывать, но я не могу однозначно ответить, думал ли я, что Далманн шутит или нет, потому что я вообще не думал – ни так, ни иначе. Полагаю, теперь вас заинтересует, что я делал вчера вечером после встречи?
Вульф отрицательно покачал головой:
– Да нет, пожалуй, не особенно. Вы ведь, конечно, уже рассказали все это полиции, а они экипированы гораздо лучше меня, чтобы проследить ваши передвижения и проверить алиби. А потом, я ведь не расследую это убийство.
