Агата Кристи - Восточный экспресс
– Значит, вы слышали женский голос в соседнем купе? – обратился к ней Пуаро.
– Не понимаю, как вы догадались, мистер Пуаро. ЕйБогу, не понимаю. По правде говоря, слышала.
– Почему же, когда я спрашивал вас, что слышалось за соседней дверью, вы ответили, что оттуда доносился храп мистера Рэтчетта.
– Это чистая правда. Он действительно довольно долго храпел. Ну а потом… – вспыхнула миссис Хаббард, – о таких вещах не принято говорить.
– Когда вы услышали женский голос?
– Не могу вам сказать. Я на минуту проснулась, услышала женский голос и поняла, что говорят в соседнем купе. Подумала: «Чего еще ожидать от такого человека? Ничего удивительного тут нет» – и снова уснула. Я бы ни за что не стала упоминать ни о чем подобном в присутствии троих незнакомых мужчин, если б вы не пристали ко мне с ножом к горлу.
– Это было до того, как вы почувствовали, что в вашем купе мужчина, или после?
– Вы снова повторяете ту же ошибку! Как могла бы эта женщина разговаривать с ним, если он был уже мертв?
– Извините, я, должно быть, кажусь вам очень глупым, мадам?
– Что ж, наверное, и вам случается ошибаться. Я просто в себя не могу прийти оттого, что моим соседом был этот мерзавец Кассетти. Что скажет моя дочь…
Пуаро любезно помог почтенной даме собрать пожитки в сумку и проводил ее к двери.
– Вы уронили платок, мадам, – окликнул он ее уже у выхода.
Миссис Хаббард посмотрела на протянутый ей крошечный квадратик батиста.
– Это не мой платок, мистер Пуаро. Мой платок при мне.
– Извините, мадам. Я думал, раз на нем стоит Н – начальная буква вашей фамилии – Hubbard…
– Любопытное совпадение, но тем не менее платок не мой. На моих стоят инициалы С.М.Н., и это практичные платки, а не никчемушные парижские финтифлюшки. Ну что толку в платке, в который и высморкаться нельзя?
И так как никто из мужчин не смог ответить на ее вопрос, миссис Хаббард торжествующе выплыла из вагона.
Глава пятая. Показания шведки
Мсье Бук вертел в руках пуговицу, оставленную миссис Хаббард.
– Не могу понять, к чему здесь эта пуговица, – сказал он.
– Уж не означает ли это, что Пьер Мишель все же замешан в убийстве? – Он замолк, но, так и не дождавшись ответа от Пуаро, продолжал: – Что вы скажете, мой друг?
– Эта штуковина наталкивает нас на самые разные предположения, – сказал Пуаро задумчиво. – Но прежде чем обсуждать последние показания, давайте вызовем шведку.
Он перебрал паспорта, лежавшие на столе:
– А вот и ее паспорт: Грета Ольсон, сорока девяти лет.
Мсье Бук отдал приказание официанту, и вскоре тот привел пожилую даму с пучком изжелта-седых волос на затылке. В ее длинном добром лице было что-то овечье. Ее близорукие глаза вглядывались в Пуаро из-за очков, но никакого беспокойства она не проявляла.
Выяснилось, что она понимает по-французски, и поэтому разговор решили вести по-французски. Сначала Пуаро спрашивал ее о том, что было ему уже известно: о ее имени, возрасте, адресе. Потом осведомился о роде се занятий.
Она сказала, что работает экономкой в миссионерской школе неподалеку от Стамбула. По образованию она медсестра.
– Вы, конечно, знаете, что произошло минувшей ночью, мадемуазель?
– Конечно. Это было ужасно. И американская дама говорит, что убийца был у нее в купе.
– Насколько я понимаю, мадемуазель, вы последняя видели убитого живым?
– Не знаю. Вполне возможно. Я по ошибке открыла дверь в его купе. Мне было стыдно – такая неловкость.
– Вы его видели?
– Да, он читал книгу. Я тут же извинилась и ушла.
– Он вам что-нибудь сказал?
Достопочтенная дама залилась краской:
– Он засмеялся и что-то сказал. Я не разобрала, что именно.
– Что вы делали потом, мадемуазель? – спросил Пуаро, тактично переменив тему.
– Я пошла к американской даме, миссис Хаббард, попросить у нее аспирина, и она дала мне таблетку.
– Она вас просила посмотреть, задвинута ли на засов дверь, смежная с купе мистера Рэтчетта?
– Да.
– Засов был задвинут?
– Да.
– Что вы делали потом?
– Вернулась в свое купе, приняла аспирин, легла.
– Когда это было?
– Я легла без пяти одиннадцать. Перед тем как завести часы, я взглянула на циферблат, вот почему я могу сказать точно.
– Вы быстро уснули?
– Не очень. У меня перестала болеть голова, но я еще некоторое время лежала без сна.
– Когда вы уснули, поезд уже стоял?
– По-моему, нет. Мне кажется, когда я начала засыпать, мы остановились на какой-то станции.
– Это были Виньковцы. А теперь скажите, мадемуазель, какое ваше купе – вот это? – и Пуаро ткнул пальцем в план.
– Да, это.
– Вы занимаете верхнюю полку или нижнюю?
– Нижнюю. Место десятое.
– У вас есть соседка?
– Да, мсье, молодая англичанка. Очень милая и любезная. Она едет из Багдада.
– После того как поезд отошел от Виньковцов, она выходила из купе?
– Нет, это я знаю точно.
– Откуда вы знаете, ведь вы спали?
– У меня очень чуткий сон. Я просыпаюсь от любого шороха. Чтобы выйти, ей пришлось бы спуститься с верхней полки, и я бы обязательно проснулась.
– А вы сами выходили из купе?
– Только утром.
– У вас есть красное шелковое кимоно, мадемуазель?
– Что за странный вопрос? У меня очень практичный трикотажный халат.
– А у вашей соседки, мисс Дебенхэм? Вы не можете сказать, какого цвета ее халат?
– Лиловый бурнус без рукавов, такие продаются на Востоке.
Пуаро кивнул.
– Куда вы едете? В отпуск? – перешел он на дружеский тон.
– Да, в отпуск домой. Но сначала я заеду на недельку в Лозанну – навестить сестру.
– Будьте любезны, напишите адрес вашей сестры и ее фамилию.
– С удовольствием, – она написала на листке бумаги, протянутом ей Пуаро, фамилию и адрес сестры.
– Вы бывали в Америке, мадемуазель?
– Нет. Правда, я чуть было не поехала туда. Я должна была сопровождать одну больную даму, но в последний момент поездку отменили, и я очень об этом сожалела. Американцы – хорошие люди. Они жертвуют много денег на больницы и школы. И очень практичные.
– Скажите, вы не слышали в свое время о похищении ребенка Армстронгов?
– Нет, а что?
Пуаро изложил обстоятельства дела.
Грета Ольсон была возмущена. Седой пучок на ее затылке подпрыгивал от негодования.
– Просто не верится, что бывают такие злые люди. Это испытание нашей веры. Бедная мать. У меня сердце разрывается от жалости к ней.
Добрая шведка пошла к выходу, щеки ее пылали, в глазах стояли слезы.
Пуаро что-то деловито писал на листке бумаги.
– Что вы там пишете, мой друг? – спросил мсье Бук.
– Друг мой, методичность и аккуратность во всем – вот мой девиз. Я составляю хронологическую таблицу событий.
Кончив писать, он протянул бумагу мсье Буку.
«9.15 – поезд отправляется из Белграда.
Приблизительно в 9.40 – слуга уходит от Рэтчетта, оставив на столе снотворное.
Приблизительно в 10 – Маккуин уходит от Рэтчетта.
Приблизительно в 11.40 – Грета Ольсон видит Рэтчетта (она последняя видит его живым). N. В. Рэтчетт не спит – читает книгу.
0.10 – поезд отправляется из Виньковцов (с опозданием).
0.30 – поезд попадает в полосу снежных заносов.
1.10 – раздается звонок Рэтчетта. Проводник подходит к двери. Рэтчетт отвечает: «Се nest rien. je me suis trompe».
Приблизительно в 1.17-миссис Хаббард кажется, что у нее в купе находится мужчина. Она вызывает проводника».
Мсье Бук одобрительно кивнул.
– Все ясно, – сказал он.
– Вас здесь ничто не удивляет, ничто не кажется вам подозрительным?
– Нет. На мой взгляд, здесь все вполне ясно и четко. Очевидно, преступление совершено в 1.15. У нас есть такая улика, как часы, да и показания миссис Хаббард это подтверждают. Я позволю себе высказать догадку. Спроси вы меня, мой друг, я бы сказал, что убил Рэтчетта итальянец. Он живет в Америке, более того, в Чикаго, потом не забывайте, что нож – национальное оружие итальянцев, к тому же убийца не удовольствовался одним ударом.
– Это правда.
– В этом и только в этом лежит разгадка тайны. Я уверен, что он был из одной шайки с Рэтчеттом. Кассетти – итальянская фамилия. Очевидно, Рэтчетт его «заложил», как говорят в Америке. Итальянец выследил его, засыпал угрожающими письмами, затем последовала зверская месть. Все очень просто.
Пуаро в раздумье покачал головой.
– Боюсь, что все не так просто, – пробормотал он.
– Я уверен, что это было именно так, – сказал мсье Бук, которому его теория нравилась все больше и больше.
– А что вы скажете о показаниях слуги, которому зубная боль не давала спать, – он клянется, что итальянец не выходил из купе?
– В этом вся загвоздка.
В глазах Пуаро сверкнула насмешка:
