Жорж Сименон - Человек, обокравший Мегрэ
— Долгая история?
— Надеюсь, нет.
— Гипотеза об убийстве из корыстных побуждений отпала?
А разве не все убийства совершались из корыстных побуждений! Поистине, во Дворце Правосудия и в Уголовной полиции говорили на разных языках.
Трудно предположить, что какой-то неизвестный после десяти часов вечера появился на улице Сен-Шарль, собираясь поживиться, и Софи Рикен спокойно впустила его в квартиру.
Либо у преступника был ключ, либо это был кто-то из знакомых, кому она доверяла. Скорее всего — последнее. Ведь убийца открыл при ней ящик комода, чтобы достать пистолет.
— Держите, пожалуйста, меня в курсе. Прокуратура в нетерпении.
Ну, разумеется! Прокуратура всегда в нетерпении. Телефонный звонок из кабинета министра заставляет трепетать чиновников, которые удобно устроились в своих креслах и представляют себе преступление только по юридическим отчетам или статистическим сводкам.
Ну, а министра подстегивал ажиотаж, раздуваемый газетами. Для них настоящим было только то дело, которое заметно увеличивало им тираж. Если читателя томить слишком долго, он забывает о происшедшем. Тогда и броские заголовки на первой полосе ни к чему.
Мегрэ подмигнул Жанвье.
— Время от времени выходи в коридор и смотри, что он там делает. Чего доброго, с ним случится нервный припадок или, того лучше, взломает дверь моего кабинета.
Он внимательно просмотрел всю почту и отправился на летучку, где собрались всё коллеги, чтобы спокойно обсудить текущие дела.
— Ничего нового, Мегрэ?
— Ничего нового, господин начальник. Здесь не брали за горло.
Когда комиссар вернулся в кабинет — было около десяти часов, — его ждала речная бригада.
— Нашли оружие?
— К счастью, сейчас на Сене слабое течение, а прошлой осенью там проводились работы по очистке дна. В сорока метрах вверх от моста и в десяти от левого берега нашли пистолет бельгийского производства калибром «шесть тридцать пять». В магазине было пять пуль.
— Отнесите его, пожалуйста, к Гастин-Ренетт. - И, обращаясь к Жанвье:
— Займитесь этим. Пуля уже у них.
— Слушаю, шеф.
Мегрэ хотел было позвонить на улицу Бассано, но передумал и направился к главной лестнице таким путем, чтобы не проходить мимо приемной.
Однако его уход не мог остаться незамеченным для Рикена, который, наверное, недоумевал, куда пошел комиссар. Мегрэ столкнулся с только что приехавшим Лапуэнтом и вместо того, чтобы взять такси, как собирался, попросил довезти его до конторы Карю.
Он изучил все медные таблички в подворотне, из которых явствовало, что почти на каждом этаже здания размещалась какая-нибудь кинематографическая организация. Общество, которое интересовало Мегрэ, называлось «Кароссок» и располагалось в бельэтаже.
— Пойти с вами?
— Идем!
Это не только входило в его методу, но и рекомендовалось инструкцией для всех офицеров Уголовной полиции.
Подъезд оказался довольно мрачным, поскольку единственное окно выходило во двор, где шофер надраивал «роллс-ройс». Перед телефонным пультом сидела рыжая секретарша.
— Мсье Карю у себя?
— Не знаю, пришел ли он.
Как будто можно незаметно пройти в контору!
— Ваше имя? Вам назначено?
— Комиссар Мегрэ.
Она поднялась и хотела проводить их в приемную, точнее — посадить в «холодильник».
— Спасибо. Мы подождем здесь.
Ей явно не нравилась такая манера поведения. Вместо того чтобы позвонить патрону, она скрылась за обитой дверью и появилась лишь через три-четыре минуты. Но теперь она шла позади свежевыбритого и благоухающего лавандой Карю, одетого в светло-серый с иголочки костюм. Он, несомненно, только что посетил своего парикмахера, и, наверное, ему даже сделали массаж лица. Карю был из породы людей, которые каждое утро проводят добрых полчаса в кресле косметического салона.
— Как поживаете, дорогой друг?
Он сердечно протянул руку дорогому другу, с которым познакомился только накануне в шесть часов вечера.
— Входите, прошу вас. И вы, пожалуйста, молодой человек. Полагаю, это один из ваших сотрудников?
— Инспектор Лапуэнт.
— Вы свободны, мадемуазель… Меня ни для кого нет, к телефону я не подхожу. Соедините меня, только если будет звонок из Нью-Йорка.
И объяснил улыбаясь:
— Не терплю, когда телефонные звонки прерывают разговор.
У него на столе стояло три аппарата. Комната была просторной, стены, как и кресла, обтянуты бежевой кожей, ковер на полу — в светло-коричневых тонах.
Огромный письменный стол из палисандрового дерева был завален таким количеством папок, что для их разбора потребовалась бы дюжина секретарей.
— Садитесь, прошу вас. Чем могу угостить?
Он подошел к низкому шкафу, который оказался баром внушительных размеров.
— Может быть, аперитив еще рановато, но я слышал, вы — любитель пива? Я — тоже. У меня есть превосходное… прямо из Мюнхена.
Он держался свободнее, чем накануне, наверное потому, что мог теперь не заботиться о реакции Норы.
— Вчера вы застали меня врасплох. Когда я шел ужинать к своему старому другу Бобу, у которого я частенько бываю, я не думал, что встречу там вас. До этого я выпил две или три рюмки виски, да еще добавил шампанского. Я не был пьян. Я никогда не пьянею. И все-таки утром я весьма смутно мог вспомнить наш вчерашний разговор. Жена упрекает меня в излишней болтливости и в чрезмерной горячности. Надеюсь, у вас не сложилось обо мне такого же впечатления?
— Я понял, что вы считаете Фрэнсиса Рикена толковым парнем, у которого есть все возможности стать одним из ведущих режиссеров.
— Да, вероятно, я это говорил. Это мой принцип — делать ставку на молодых.
— А сейчас вы придерживаетесь иного мнения?
— Конечно, нет! Что вы! Однако есть некоторые нюансы. Я нахожу в этом юноше явную склонность к разбросанности, к известной анархии. То он переоценивает себя, то теряет всякую веру в свои силы.
— Вы говорили, что считаете эту пару очень дружной.
Карю удобно устроился в кресле, положив ногу на ногу, в одной руке стакан, в другой — сигара.
— Я это говорил?
Внезапно он встал, поставил мешавший ему стакан на столик, сделал несколько затяжек и принялся расхаживать взад и вперед по ковру.
— Я очень надеялся, комиссар, что вы сегодня придете.
— Я так и понял.
— Нора — женщина незаурядная. Хоть она никогда не бывает в моей конторе, можно смело сказать, что она моя лучшая сотрудница.
— Вы мне говорили, что она наделена даром медиума.
— Я это говорю в ее присутствии, потому что ей это льстит. А на самом деле она обладает изрядной долей здравого смысла и редко ошибается в людях. Я часто увлекаюсь… слишком доверяю… А она — нет.
— Иначе говоря, она служит вам своего рода стоп-краном?
— Пожалуй. Я твердо решил: как только получу развод, женюсь на ней. Да, в общем, мы и сейчас уже как муж и жена.
Чувствовалось, что ему стало труднее говорить, что он подыскивает слова, не спуская глаз со столбика пепла на сигаре.
— Ну, как бы лучше выразиться? Нора очень ревнива при всей своей незаурядности. Вот почему мне пришлось вам вчера солгать в ее присутствии.
— Сцена в спальне?
— Конечно. Разумеется, все происходило не так, как я вам рассказал. Софи действительно уединилась в спальне, чтобы выплакаться после того, как Нора зло съязвила в ее адрес — не помню, как именно, все мы тогда прилично выпили. Короче говоря, я стал ее утешать…
— Она стала вашей любовницей?
— Комиссар полиции не колеблясь констатировал бы факт адюльтера.
Он улыбнулся с довольным видом.
— Скажите, мсье Карю. Вероятно, в вашей конторе ежедневно мелькают хорошенькие девушки. Большинство из них, конечно, готовы на все, чтобы получить хоть самую крохотную роль?
— Верно.
— Полагаю, вы иногда этим пользуетесь?
— Это одна из составляющих нашей профессии. Все мужчины ведут себя одинаково, разве что не у всех одинаковые возможности. Вы сами, комиссар…
Мегрэ строго, без улыбки, взглянул на него.
— Простите, если я вас шокирую. Так о чем я говорил? Я в курсе, что вы беседовали с некоторыми из наших друзей и еще вернетесь к этому. Предпочитаю играть в открытую. Вы слышали, как Нора отзывалась о Софи? Мне не хотелось, чтобы вы составили представление о бедной девочке по ее словам. Она вовсе не была карьеристкой и совсем не походила на женщину, которая ляжет в постель с первым встречным. Какой-то порыв толкнул ее, совсем юную, почти девочку, к Рикену, он обладает фатальной для женщин притягательностью. На них всегда производят впечатление страдальцы, честолюбцы, циники, мужчины с необузданным темпераментом. Словом, она вышла за него замуж. Она поверила в него. Ходила за ним по пятам, как дрессированная собачка, замолкала, если он не желал, чтобы она говорила, почти не занимала места, чтобы ему не мешать, и соглашалась на то неопределенное существование, которое он ей мог предложить.
