Эрл Гарднер - Дело о сумочке авантюристки

– Дальше, дальше, – повторил Мейсон.

– И вот, когда ему пришлось подписать одно или два из продиктованных писем, он положил пулю на стол, – продолжал Карсон, – а она потом положила на пулю копии писем. Но в ту минуту ни он, ни она не обратили на это внимания.

– Короче говоря, когда прибыла полиция, пулю отыскать не смогли, не так ли? – спросил Мейсон с интересом.

– Да.

– И что было дальше?

– Тут разыгралась целая история. Именно в эти минуты мы узнали, что в Фолкнера стреляли. Вскоре приехала полицейская машина, и в бюро набилось полно детективов. Фолкнер рассказал подробности. Он ехал по улице, услышал выстрел и почувствовал, как пуля впилась в сиденье буквально в дюйме от него. Рассказал он и о том, что вытащил пулю из сиденья, и полиция попросила показать эту пулю. Тут-то и началась вся кутерьма. Фолкнер начал искать пулю и не смог ее найти. Он сказал, что положил ее на свой письменный стол, и напоследок обвинил меня в том, что я якобы выкрал ее.

– Как вы среагировали на это?

– С того момента, как Фолкнер появился в конторе, и до того, как прибыла полиция, я не выходил из-за своего письменного стола, и мисс Стенли может подтвердить это. Разумеется, когда я понял, что Фолкнер собирается устроить скандал, я настоял на том, чтобы полиция обыскала меня и мой письменный стол.

– И они это сделали?

– Да. Они забрали меня с собой в ванную и тщательно обыскали всю одежду. Они не очень-то хотели это делать, но я заявил им, что это их обязанность. Мне кажется, полицейские подумали, что все это – плод больного воображения Фолкнера. Мисс Стенли тоже была вне себя. Потребовала, чтобы обыскали и ее. Мисс Стенли так разъярилась, что сбросила с себя в конторе всю одежду.

– Но пуля в конце концов оказалась на ее письменном столе? – спросил Мейсон.

– Да. Но нашла она ее уже под вечер, когда убирала свой письменный стол перед уходом домой. За день у нее накапливается много машинописных копий, и к половине пятого она начинает приводить свой стол в порядок. Фолкнер снова вызвал полицию, и та, приехав во второй раз, наговорила ему много всяких вещей.

– Например?

– Они сказали ему, что, когда в него будут стрелять следующий раз, он должен остановиться у первой же телефонной будки и сразу уведомить полицию о случившемся, а не ехать домой, теряя по пути время. Сказали также, что, если бы он оставил пулю в обшивке сиденья и ее вытащила оттуда полиция, ее можно было бы считать вещественным доказательством. И они смогли бы определить револьвер, из которого стреляли. Но в тот момент, когда он вытащил пулю, она перестала быть вещественным доказательством.

– Как Фолкнер воспринял все это?

– Он был очень огорчен.

Мейсон несколько секунд задумчиво смотрел на Карсона.

– Ну, хорошо, Карсон, – наконец сказал он. – Теперь я хочу задать вам вопрос, на который вы предпочли бы не отвечать.

– Какой именно? – спросил тот, поднимая голову.

– Зачем Фолкнер поехал домой, а не оповестил полицию сразу?

– Думаю, он был просто напуган и боялся остановить машину, – ответил Карсон.

Мейсон усмехнулся.

– Ну, хорошо, – нетерпеливо сказал Карсон. – Наверное, наши подозрения совпадают – он хотел посмотреть, дома ли его жена.

– И она оказалась дома?

– Я понял, что да. Накануне она из-за чего-то разволновалась и долго не могла заснуть. Около трех часов утра она приняла изрядную дозу снотворного. Когда Фолкнер появился в доме, она еще спала.

– Полиция побывала и в его апартаментах?

– Да.

– С какой целью?

– Фолкнер производил не очень хорошее впечатление, и, мне кажется, полицейский офицер подумал, что он инсценировал это покушение.

– Зачем?

– Кто его знает. Фолкнер был странным человеком. Только поймите меня правильно, Мейсон. Я ничего не утверждаю и не строю никаких предположений. Я понял это со слов офицера. Он спросил Фолкнера, есть ли у него револьвер и какой, а когда тот ответил утвердительно, попросил его показать.

– Фолкнер показал?

– Вероятно. Я же не был в его комнате. Полиция пробыла там минут пятнадцать.

– Когда все это случилось?

– С неделю назад.

– В какое время?

– Часов в десять утра.

– Какой у Фолкнера револьвер?

– По-моему, тридцать восьмого калибра. Кажется, он говорил об этом полиции.

– А какого калибра была пуля, которую Фолкнер вытащил из обшивки сиденья?

– Сорок пятого.

– Какие отношения были у Фолкнера с женой?

– Этого я не могу сказать.

– Но какие-нибудь предположения вы все-таки могли сделать?

– Почти никаких. Однажды я, правда, слышал, как он разговаривал с ней по телефону. Таким тоном говорят с хорошо выдрессированной собачкой. Со стороны миссис Фолкнер никаких эмоций в его адрес я не наблюдал.

– До этого случая у вас с Фолкнером тоже были плохие отношения?

– Нельзя сказать, чтобы плохие. Были, разумеется, разногласия, но в общем мы ладили друг с другом.

– А после истории с пулей?

– После этой истории у меня лопнуло терпение. И я потребовал, чтобы он продал мне часть дела – или я продам ему свою.

– И вы действительно были готовы продать свою долю?

– Не знаю. Может быть, и продал бы. Но он предлагал очень низкую цену. Если вы хотите узнать подробности, обратитесь к Уилфреду Диксону.

– Кто это такой?

– Поверенный первой жены Фолкнера, Женевьевы Фолкнер.

– Поверенный в чем?

– Защищает ее интересы в фирме.

– Ей многое принадлежит?

– Треть. Так было оговорено при разводе. В то время Фолкнеру принадлежали две трети акций, а мне одна треть. Во время бракоразводного процесса ей присудили половину совместного имущества.

Мейсон сказал:

– Если вы возненавидели его так сильно, то почему бы вам было не объединиться с миссис Фолкнер и не выкинуть его из фирмы? Я спрашиваю из чистого любопытства.

Карсон ответил искренне:

– Потому что я не мог этого сделать. Это было оговорено при бракоразводном процессе. Согласно решению суда, право голоса осталось за Фолкнером и мной. Миссис Фолкнер – я имею в виду первую жену, Женевьеву Фолкнер, – не могла участвовать в управлении предприятием и принимать какие-либо решения, не обратившись предварительно в суд. Но, с другой стороны, ни я, ни Фолкнер не имели права переходить в своих расходах определенных границ, не могли увеличивать фонд заработной платы. Это привело к тому, что некоторое время прибыль предприятия была ниже, чем до тех пор. И это бесило Фолкнера больше всего.

– Ваше предприятие было прибыльным? – спросил Мейсон.

– Естественно. Понимаете, мы работали не только на комиссионных началах. Мы заключали сделки, действуя от собственного имени, строили дома и платили за них. После этого уже продавали. Да, были у нас и хорошие времена.

– По чьей инициативе это делалось? Фолкнера или вашей?

– По обоюдной. Понимаете, Фолкнер очень хорошо чувствовал, на чем можно сделать деньги. Чуял прибыль буквально за милю. И у него хватало смелости. Но он никогда не давал своей жене больших сумм и сам не тратил денег, кроме как на этих проклятых золотых рыбок. Тут он не считался с расходами. Когда же дело доходило до других трат, на него было жалко смотреть. У него всегда был такой вид, будто с него сдирают кожу. Так же он выглядел и на суде, когда дело дошло до раздела имущества.

– А Диксон? – спросил Мейсон. – Его назначил суд?

– Нет, его наняла Женевьева Фолкнер.

– Фолкнер был богат?

– Да.

– По его квартире этого не скажешь.

Карсон кивнул:

– Он тратил деньги только на золотых рыбок. А что касается флигеля, где они поселились, – я думаю, миссис Фолкнер эта квартира нравилась. Она даже держала приходящую служанку, но Фолкнер, разумеется, считал каждый цент, который выдавал на расходы. В некоторых отношениях он был очень неприятен. Но надо отдать ему должное, мистер Мейсон, он мог провести ночь без сна, чтобы разработать план очередной сделки. Поэтому купить у Фолкнера его долю было очень трудно – он содрал бы с меня три шкуры.

В этот момент раздался настойчивый звонок в дверь. Одновременно в нее стали стучать и дергать за ручку.

– Похоже, полиция, – сказал Мейсон.

– Простите, – сказал Карсон и направился к двери.

– Я, пожалуй, пойду, – заметил Мейсон. – У меня больше нет причин задерживаться здесь.

Когда хозяин открыл дверь, Мейсон стоял позади него. Лейтенант Трэгг, явившийся в сопровождении двух дюжих полицейских, сказал ему:

– Я так и подумал, что перед домом стоит ваша машина. Вы, разумеется, уже ведете следствие?

Мейсон потянулся, зевнул и сказал:

– Хотите верьте, хотите нет, но мой интерес в этом деле, лейтенант, ограничивается лишь несколькими рыбками, которых, собственно, даже нельзя назвать золотыми.

Лейтенант Трэгг телосложением напоминал Мейсона. У него был большой лоб, крупный нос и рот с немного приподнятыми уголками, так что всегда казалось, будто по лицу его блуждает улыбка.