Буало-Нарсежак - Вдовцы
Далее провал. Потом лифт. Матильда, которая ждет меня за дверью, бросается мне на шею, затем испуганно отступает.
— Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь?
— Оставь. Сущие пустяки.
Несколько шагов до кровати, в которую я падаю с блаженным ощущением, что мои мускулы расслабляются. От усталости от меня осталось мокрое место. Если бы только она помолчала, не суетилась вокруг, готовая разбиться в лепешку!
— Это ошибка? Ты не получил премию? Я бормочу сквозь зубы, не двигаясь с места:
— Получил, получил.
— Но в таком случае… почему у тебя такой несчастный вид? Как будто случилось что-то ужасное. Приходится смотреть ей в глаза и сражаться, выдвигая жалкие аргументы.
— Матильда… я все обдумал… Эта премия пришла ко мне рано. Слишком рано. Сядь… Выслушай меня спокойно… Разумеется, я мог бы стать известным… Но это лучший способ загубить литературную карьеру, которая так хорошо начинается. Ранний успех губителен для писателя. Да, да, я знаю, что говорю. Посмотри-ка на авторов, которые удостоились Гонкуровской премии или «Фомины» [4] за свою первую книгу… После этого они больше не писали ни строчки. Занавес! Забвение!
— Что не помешало им заграбастать миллионы. А это помогает перенести забвение, не так ли?
— Не говори пошлостей, малышка. Деньги — еще не все. И даже если принимать во внимание только материальную сторону, я уверен, что правильно рассчитал, сделав такой долгосрочный вклад…
— Ах! Послушайте его… Долгосрочный вклад! Лучше не скажешь! Да ты превращаешься в круглого идиота, бедняжка Серж! Я снова рухнул на постель. Довольно с меня, хватит!
— Матильда, постарайся понять. Это моя книга. И я имею полное право распорядиться ею по своему разумению.
— А я? Я что-нибудь значу?
— Ты? Отправляясь раздеваться перед своим патроном, разве ты спрашивала моего мнения? Я что-нибудь значил? Свершилось! Вот она, мерзкая ссора! Мы как две собаки, сцепившиеся из-за кости.
— Мне приходилось крутиться за двоих, поскольку ты был не способен прокормить нас обоих… Но теперь все пойдет по-другому, клянусь тебе. Для начала я всем скажу, что эту премию получил ты. Всем!
— Да все будут смеяться тебе прямо в лицо!
Так оно и произойдет — действительно будут смеяться ей в лицо. Никто просто не поверит, что я настолько глуп, чтобы…
— Матильда, прошу тебя. Посуди сама. В данной ситуации претендовать на эту премию может, потехи ради, кто угодно… Но только у одного меня есть веские доказательства. Однако никто не может обязать меня представить их… Матильда сразу меняет тактику и опускается передо мной на колени.
— Серджо, ты не имеешь права… Сделай это ради себя, если не хочешь сделать ради меня… Ты написал хорошую книгу…
— Нет.
— Да… Вот доказательство! И ты напишешь другие.
Мне приходит в голову абсурдная мысль… Возможно, не такая уж и абсурдная, в конце концов. Несомненно, она говорит себе: «Мне по праву принадлежит половина того, что причитается ему. Со своей долей, более чем приличной, я смогу бросить его, уйти к другому и при этом не выглядеть бедной девушкой, которую подбирают из милости…» Пусть убирается! Я затыкаю уши… Я больше не хочу ее слышать. Из всех выдуманных мною доводов этот больше других способен питать мое упорство. Она кричит:
— Серджо! Послушай меня!
— Нет.
Шум прекращается. Я открываю один глаз. Матильда вышла из комнаты. Ее нет в квартире. Куда она пошла, черт побери? Кому расскажет эту историю? Я встаю. Я весь покрылся липким потом и, скинув одежду, бросаюсь под душ. Поток прохладной воды немного успокаивает меня. Чем дольше я обдумываю сложившуюся ситуацию, тем больше убеждаю себя, что, в сущности, Матильда не в состоянии навредить мне. Ей не преминут сказать: «Если ваш муж — лауреат, то почему он не представился жюри конкурса?» Мое решение так нелепо, что делает меня хозяином положения. Эта уверенность меня несколько ободряет.
Возвращается Матильда, размахивая «Франс суар». Я задергиваю занавеску душа. Такое происходит со мной впервые в жизни. Ее голос дрожит от возбуждения:
— Милый… Послушай… Твой издатель обращается к тебе с призывом… Вот тут — в рубрике «Последние сообщения».
Она начинает читать. Я пускаю воду на полную мощность. Продолжение легко предвидеть. Они станут меня разыскивать, пойдут по моему следу, словно по следу преступника… Не ведая, что так оно и есть… Но что они могут предпринять?.. Допросить секретаршу, которой я передал рукопись и свой конверт четыре месяца назад? Она тоже видела меня… как и гости на свадьбе… Только бы она меня забыла и не сообщила: «Он высокий блондин, с очень светлыми глазами…» Достаточно, чтобы кто-нибудь усмотрел тут совпадение. «Скажите на милость, а ведь эти приметы совпадают с приметами убийцы Мериля!» Но разве этой женщине вспомнить?! Перед ее глазами промелькнули многие десятки участников конкурса… Нет! Вероятность меньше одного шанса на миллион! И роль этого несчастного единственного шанса, этой злой беды может сыграть Матильда. С самого начала, с момента моего возвращения из Ла-Рош-Гюйона, перед ее глазами все доказательства моего преступления. Вода стала просто ледяной, я выключаю душ. И тут же до меня доносится голос Матильды:
— Они расспрашивали критиков. Один из них считает, что это розыгрыш. Он утверждает, что роман, должно быть, написан маститым писателем, который объявится, когда успех достигнет апогея… Да выходи же! У меня для тебя сюрприз.
Я отодвигаю занавеску. Она подносит к моему лицу книгу, еще пахнущую типографской краской… «Две любви». На красной полоске белыми буквами поперек обложки: «Премия „Мессидор“… Вверху вместо фамилии автора — таинственная надпись: „XXX моя маска“.
— Продается на каждом шагу. Я купила у Кастана. Их там просто завалы. Я начну ее читать прямо сейчас — ведь ты не позволил мне прочесть ее в рукописи!
Я держу книгу мокрыми пальцами. Роман!… Сколько мечтаний! Сколько надежд! Сколько трудов! Мой роман!
— Никогда бы не подумала, — продолжает Матильда. — Я почти не видела тебя за письменным столом. И у тебя всегда такой скучающий вид! Когда я входила в комнату, ты переставал писать. Почему ты всегда от меня что-то скрываешь?.. Вытри руки, а то книжку намочишь.
Она отнимает у меня книгу: по-матерински, заботливо вытирает следы от моих влажных пальцев. И уносит в спальню. Я слышу скрип кровати. Перемирие. Надев купальный халат, я вытираюсь осторожными движениями, так, как будто у меня все тело в синяках. Сколько бы я ни ломал себе голову, я не вижу никакого способа заполучить хоть толику денег, причитающихся мне по условиям конкурса. Его не существует. Тут либо все, либо ничего. Либо слава и тюрьма, либо инкогнито с его жалкими проблемами. Нет, мне остается лишь один выход из создавшегося положения: написать другой роман. Но тогда одно из двух: либо моя новая книга будет слишком похожа на предыдущую и люди скажут, что я подражаю автору романа «Две любви», либо так не похожа, что никого не заинтересует. Какой-то замкнутый круг! Лежа на постели, Матильда листает мое произведение. Я ложусь рядышком.
— Эту историю, — спрашивает она, — ты сам сочинил или почерпнул из жизни?
— Разумеется, сам. Только придуманные истории правдоподобны. Просто я отталкивался от реальной ситуации.
— Расскажи мне поподробнее.
— Так вот, четыре года назад я познакомился с парнем, химиком, пострадавшим в результате ужасного взрыва. Он был искалечен и стал импотентом. А у него красавица жена. Они были прекрасной парой, страстно влюбленными супругами. И вот я задался вопросом: какой станет их жизнь после такого несчастья?.. Знаешь, подобная ситуация не нова…
— И что потом?
— Потом?.. Так вот, я попытался влезть в шкуру этого бедолаги, влюбленного, ревнивого. Следовало оставаться правдивым, не впадая в непристойность. И я подумал: чтобы не потерять жену, он способен зайти далеко, так далеко, насколько это возможно, когда у мужчины любовь в крови.
— И куда он заходит?
— Прочти роман — и узнаешь.
— Нет, расскажи.
— Он предлагает жене завести любовника. Само собой, сначала она отказывается наотрез. Но потом, увидев, как он несчастен, как им овладела эта навязчивая идея, в конце концов соглашается… Я опускаю множество деталей… Движущая сила этой истории — его вера в возможность отделить любовь физическую от истинного чувства. А он убеждается, что его жена изменяет ему по-настоящему и на глазах у него смеется над ним…
— Бедняжечка, какой ты сложный!
— Ничего подобного. Сложный вовсе не я… а жизнь, которая порой с удовольствием расставляет перед нами ужасные ловушки.
— И как заканчивается эта история?
Я умолк, призадумавшись над словом «ловушка», которое у меня сорвалось с языка и прозвучало как-то зловеще. Меня сильно волновало то, что предстояло сказать.
— Она кончается… ну, в двух словах, она кончается так, как того и следовала ожидать. Муж убивает любовника, чтобы наказать жену.
