Джозефина Тэй - Дело о похищении Бетти Кейн
— А что было у Бетти в карманах, когда она вернулась домой?
— У нее всего один карман — на платье.
— И там что-нибудь было?
Лицо миссис Уинн заметно напряглось.
— Только губная помада, — сказала она спокойно.
— Губная помада? Не слишком ли рано для ее возраста?
— Дорогой мистер Блэр! Они теперь начинают возиться с губной помадой чуть ли не с десяти лет. Лучшее их развлечение в плохую погоду — это примерять шляпки и платья матери.
Она улыбнулась и вновь попрощалась, а он сел в машину.
«Так что же все-таки показалось ей странным в простом тюбике губной помады? — раздумывал Роберт, сворачивая на черное гладкое шоссе Эйльсбери — Лондон. — Очевидно то, что эти ведьмы из Фрэнчайза не отобрали помаду у девочки? Что, что именно показалось ей странным?»
Удивительно, что ее беспокойство, запрятанное далеко в подсознании, с быстротой молнии передалось ему. Ведь он вовсе не собирался задавать вопрос о карманах Бетти и сам удивился, услышав свой голос. Ему бы, и в голову не пришло таким пустяком интересоваться! Ему бы и в голову не пришло, что в платье вообще имелся карман!
Итак, губная помада и то, что она осталась в кармане, почему-то озадачило миссис Уинн. Ну что ж, добавим и эту соломинку к тем немногим, которые ему посчастливилось собрать. К тому факту, что у девочки фотографическая память. К тому факту, что ей надоела школа. К тому факту, что ей нравится все «реальное». И к тому — и этот факт важнее всех прочих — что никто в доме и даже разумная, отнюдь не эмоциональная миссис Уинн, не знает, что творится в душе Бетти Кейн. Как-то не верится, что пятнадцатилетняя девочка, бывшая чуть ли не кумиром юноши, так спокойно, без драм встретила известие, что ее место занято кем-то другим. Но, оказывается, Бетти приняла это «очень хорошо».
А значит, открытое, юное лицо вовсе не отражало, как послушное зеркало, то существо, каким была Бетти Кейн.
Глава восьмая
Роберт рассчитывал, что за ночь, проведенную в Лондоне, ему удастся убить одним ударом не двух, а нескольких зайцев.
Первым делом ему надо было с кем-то посоветоваться, кому-то поплакаться. И в данных обстоятельствах не было человека более пригодного для этой цели, чем его старый школьный друг Кевин Макдэрмот. Кевин хорошо знал уголовное право, был известным адвокатом и в качестве такового глубоко и всесторонне изучил человеческую натуру.
В школе их свела общая тяга к юриспруденции, а затем, уже взрослыми, они поняли, что прекрасно дополняют друг друга. Ирландца Макдэрмота забавляла и подстегивала хладнокровная невозмутимость Роберта и в минуты усталости служила отдохновением. А в глазах Роберта пылкий кельтский нрав Кевина был чуть ли не экзотикой, но экзотикой привлекательной. Да, характеры у них были разные. Роберт мечтал вернуться в свой родной маленький город и продолжать ту жизнь, какую вел его отец. А Кевин стремился перевернуть всю, как он выражался, юриспруденцию и тем самым произвести как можно больше шума.
Правда, пока что Кевин перевернул не так уж много, но шуму наделал достаточно. Одно появление Кевина в суде сразу превращало процесс в газетную сенсацию и, следовательно, повышало тиражи этих газет.
Он женился счастливо, жил в уютном доме около Уэйбриджа и имел трех здоровых сыновей, стройных, темноволосых и веселых, как их отец. Кроме того, в Лондоне была маленькая квартира, где Кевин останавливался, когда дела требовали его присутствия в Лондоне. Когда в Лондон приезжал Роберт, друзья вместе ужинали либо на квартире Кевина, либо в ресторане.
Позвонив из Милфорда, Роберт узнал от секретаря Кевина, что тот вечером занят — деловой ужин с коллегами-адвокатами, но если Роберт зайдет попозже на квартиру Кевина, тот будет рад его видеть.
А пока что Роберт позвонил Гранту в Скотленд-Ярд и попросил уделить ему завтра утром несколько минут. Необходимо знать, какую позицию занимает сейчас Скотленд-Ярд.
В маленькой гостинице на Джермин-стрит, где Роберт останавливался с тех самых пор, как ему, зеленому юнцу, стали разрешать самостоятельно ездить в Лондон, его встретили как родного, дали ту самую комнату, где он жил в «последний приезд», и сразу же подали поднос с чаем. Этот чай и особенно душевный, ласковый, дружеский прием как-то освежили Роберта, и он вышел прогуляться по вечерним улицам в самом благодушном настроении.
Но так как даже в такие вот минуты его не оставляла мысль о Бетти Кейн, вернее, желание обнаружить истину, то он чуть ли не машинально забрел на тот пустырь, где стояли когда-то дешевые многоквартирные дома, — там жили и погибли родители Бетти. Пустырь этот ждал, когда до него дойдет очередь, когда о нем вспомнят строители, а пока ничто не говорило о том, что здесь произошла катастрофа. А у домов уцелевших был тот отрешенный вид, как у умственно отсталых детей, не способных понять значение случившегося. Их-то миновала беда — и это все, что они знали или хотели знать.
На другой стороне улицы — ряд лавчонок, и каждая, очевидно, простояла тут полсотни лет, если не больше. Роберт пересек мостовую и подошел к табачно-газетному киоску. Торговцы табаком и газетами обычно в курсе всех событий.
— Вы были здесь, когда это случилось? — спросил Роберт, кивая на противоположную сторону улицы.
— А что случилось? — спросил румяный плотный человечек, так, видимо, привыкший к пустырю напротив, что даже перестал его замечать. — А, инцидент? Нет, я был на дежурстве. Работал санитаром.
Роберт пояснил, что он имел в виду другое, а именно существовала ли в то время табачная лавка? О да, конечно, она тут очень давно. А он сам, ее владелец, родился и вырос неподалеку и унаследовал лавку от отца.
— Значит, вы знали обитателей этого квартала? Скажите, не помните ли вы смотрителя вон тех разрушенных домов и его семью?
— Кейнов? Еще бы! Как мне их не помнить? Они курсировали здесь весь день. Он утром выходил за газетой, а вскоре появлялась она за сигаретами, затем являлся он за вечерней газетой, а потом она, кажется, опять за сигаретами. Ну, а позже, когда мой сынишка, окончив свои уроки, мог меня заменить, мы с Кейном тут поблизости пили пиво. А вы их знали, сэр?
— Нет. Но мне о них рассказывали. Как же это все случилось?
Маленький человечек причмокнул языком:
— Да уж больно домишки были хлипкие, вот в чем дело. Строили их кое-как, на скорую руку… Бомба упала тут, по соседству, а Кейны сидели в своей полуподвальной квартирке и считали, что они в безопасности. И вдруг все строение рухнуло, как карточный домик. Ужас! А ей-то как не повезло! Единственный вечер за несколько недель она сидела с мужем дома, и вот вам — пожалуйста!
Казалось, что эти последние слова он проговорил не без некоторого удовольствия.
— А где же она обычно бывала по вечерам? — спросил Роберт. — Работала?
— Работала! — презрительно протянул торговец. — Она? — И вдруг спохватился: — Прошу прощения. Может, они были друзьями каких-нибудь ваших…
Роберт поторопился заверить его, что это не так. Просто кто-то упомянул при нем Кейнов как смотрителей этого жилищного массива.
— Но скажите, если миссис Кейн вечерами не работала, то что же она делала?
— Развлекалась, конечно! Да-да, даже тогда кое-кому удавалось развлекаться! Кейн требовал, чтобы его жена поехала в эвакуацию вместе с их маленькой дочкой, да куда там! Разве она поедет? Объявила, что не выдержит и трех дней в деревне! Даже не поехала навестить малютку, когда ее эвакуировали. Я хочу сказать: власти эвакуировали вместе с другими детьми. По-моему, она радехонька была, что с нее сняли заботы о ребенке и могла теперь хоть каждый вечер шляться на танцы.
— С кем же она танцевала?
— Офицеры, — лаконично отрезал маленький человечек. — А с офицерами повеселее, чем дома сидеть. Нет, нет, я не желаю говорить о ней дурно, — торопливо добавил он, — ни в чем не хочу ее обвинять, ведь она уже не может оправдаться, раз ее нет в живых. Но она была дурной матерью и дурной женой, поверьте на слово, это вам каждый подтвердит.
— Хорошенькая она была? — спросил Роберт, думая о том, что напрасно он тогда у Уиннов посочувствовал матери Бетти Кейн.
— В общем-то да, хотя вечно ходила с надутой физиономией. В ней, как бы это получше выразиться, будто какой-то огонек тлел. Любопытно было поглядеть, какой она бывала, когда огонек разгорится. Развеселится, я хочу сказать, а не то, что выпьет лишнее. Я ее нетрезвой ни разу не видел, не этим она развлекалась.
— Ну, а муж?
— Славный он был малый, этот Берт Кейн. Заслуживал лучшей жены. Хороший он был, Берт! Обожал дочку. Баловал ее, конечно. Все, что ей захочется, непременно достанет. Она была тихая девчушка, на вид такая скромненькая, воды не замутит. Нет, Берт заслуживал лучшую жену, а не такую любительницу развлечений, как его супружница. Да и дочка, хотя совсем маленькая была, а вечно чего-то от него требовала, прямо какая-то ненасытная. — Он задумчиво взглянул на пустырь. — Их тела искали чуть ли не целую неделю…
