Филлис Джеймс - Ухищрения и вожделения
В кабинете воцарилась тишина. Потом Мэар сказал:
— Если бы ответ на этот вопрос был известен, назначение к данному моменту, несомненно, уже состоялось бы. Я вовсе не стремлюсь замять разговор, но, может быть, все же стоит ограничить дискуссию темами в пределах нашей с вами компетенции? Итак, есть ли еще вопросы?
На этот раз ответа не последовало.
Хилари Робартс, исполняющая обязанности главного администратора станции, уже закрыла свою папку. Она не принимала участия в этом допросе, но Мэар был уверен: остальные считают, что он просто-напросто уже сообщил ей все детали.
Еще до того, как все разошлись, секретарь-референт Алекса, Кэролайн Эмфлетт, вошла в кабинет, чтобы унести чайные чашки и убрать со стола. Лессингэм завел привычку оставлять на столе свой экземпляр повестки дня со всеми приложениями — в знак личного протеста против разрастающегося из-за еженедельных совещаний количества бумаг. Доктор Мартин Госс, возглавляющий отдел медико-физических исследований, как всегда, исчертил целую пачку листков. Его блокнот был испещрен изображениями воздушных шаров самых разных форм и размеров, к тому же весьма искусно изукрашенных: несомненно, какую-то часть его мыслей на совещании занимала эта его личная страсть. Кэролайн Эмфлетт, как всегда, двигалась по кабинету бесшумно и деловито, со спокойной, несуетливой грацией. Ни она, ни Мэар не произнесли ни слова. Она работала секретарем-референтом Алекса уже три года, но он знал ее теперь нисколько не лучше, чем в то утро, когда она появилась в этом самом кабинете, чтобы пройти собеседование перед приемом на работу. Кэролайн была высокая, белокурая, с очень гладкой кожей, с небольшими, широко расставленными глазами необычайной, глубокой синевы. Если бы хоть иногда оживление озаряло ее лицо, ее можно было бы счесть красивой. Мэар подозревал, что ее устраивает должность его личного, весьма доверенного секретаря-референта потому, что позволяет ей сохранять маску надменной сдержанности. Она была самым дельным секретарем из всех, кто когда-либо с ним работал, и Алекс чувствовал себя несколько уязвленным, потому что Кэролайн совершенно ясно дала ему понять, что, если он когда-либо уедет отсюда, она предпочтет остаться в Ларксокене. По причинам личного характера. Она, разумеется, имела в виду Джонатана Ривза, младшего инженера цеха. Мэар был не просто удивлен — обескуражен ее выбором и огорчился из-за этого не меньше, чем из-за перспективы начать работу на новом месте с незнакомым секретарем-референтом. Помимо этого, его беспокоила его собственная, довольно неожиданная для него самого реакция. Кэролайн была не из тех женщин, которые могли его волновать, он всегда считал ее слишком холодной. Но ему неприятно было думать, что какое-то прыщавое ничтожество открыло и, вполне возможно, проникло в те глубины, о которых он, Алекс Мэар, ежедневно и достаточно близко общавшийся с этой женщиной, даже не подозревал. Раньше — иногда — ему приходило в голову, что, может, она на самом деле человек вовсе не такой уж услужливый, натура гораздо более обремененная комплексами, чем ему представляется. Правда, особого любопытства он при этом не испытывал. Но порой его охватывало чувство, что ее преданная, безрадостная деловитость, которую могли наблюдать все сотрудники АЭС, не что иное, как тщательно продуманная и выстроенная маска, скрывающая гораздо менее привлекательную и гораздо более сложную личность. Но если настоящая Кэролайн оказалась доступной Джонатану Ривзу, если ей и в самом деле нравился и нужен был этот никак не располагающий к себе зануда, то она вряд ли заслуживала хоть капли интереса с его, Алекса, стороны.
Глава 8
Он подождал некоторое время, чтобы дать возможность руководителям отделов вернуться в свои кабинеты, и, позвонив Хилари Робартс, попросил ее зайти.
Обычно он, стараясь выдерживать бесстрастно-официальный тон, просто просил ее задержаться после совещания. Но сегодня разговор предстоял сугубо личный, и в последние недели он всячески старался сократить то время, что — как могло быть известно всем на станции — они проводили наедине. Ему вовсе не хотелось этого разговора. То, что он собирался ей сказать, наверняка покажется ей просто критикой в ее адрес, а он по опыту знал, что очень немногие женщины способны спокойно выслушать такое. Он думал: «Да, она была моей любовницей. Я был влюблен в нее — настолько влюблен, насколько я вообще способен любить. А если это не было любовью — какой бы смысл ни вкладывать в это понятие, — меня, во всяком случае, влекло к ней. Что же, легче ей будет от этого или тяжелее выслушать то, что я должен ей сказать?»
Он говорил себе, что все мужчины — трусы, когда дело доходит до выяснения отношений с женщиной. Что самое первое чувство — чувство подчиненности, когда плод покидает материнское чрево, — порождается чисто физической зависимостью от женщины и укоренено так глубоко, что окончательно избавиться от него просто невозможно. Он вовсе не более труслив, чем другие представители его пола. Как это заявила та женщина в магазине в Лидсетте? «Джордж на что угодно пойдет, только бы я не устроила ему сцену». А что же еще ему, бедняге, остается? Женщины — эти пахнущие теплым запахом материнского лона существа, с полной молока грудью и коробочками талька в ласковых руках — в первые четыре недели его жизни уже успели позаботиться об этом.
Мэар поднялся на ноги, когда она вошла, и стоял, пока она не уселась в кресло напротив. Потом выдвинул правый ящик, извлек оттуда копию бюллетеня НПА и протянул ей через стол.
— Вы это видели? Это последний бюллетень Нийла Паско.
— «Народ против атома», — ответила она. — Это Паско и еще несколько десятков плохо информированных неврастеников. Разумеется, я видела это. Мой адрес — у него в списке лиц и учреждений, которым рассылается бюллетень. Он очень старается, чтобы я аккуратно его получала.
Она мельком взглянула на листки и толчком отправила их обратно по гладкой поверхности стола. Алекс взял бюллетень и вслух прочел:
— «Многие из наших читателей уже, наверное, знают, что мисс Хилари Робартс, исполняющая обязанности главного администратора Ларксокенской АЭС, возбудила против меня дело о клевете, которая якобы содержится в материале, опубликованном в майском номере нашего бюллетеня. Само собой разумеется, что я буду защищать наше дело, насколько хватит сил, и, поскольку денег на адвоката у меня нет, буду выступать в роли защитника сам. Все это просто еще один пример того, какую угрозу представляет для свободы информации и для свободы слова ядерное лобби страны. Очевидно, отныне судебное преследование угрожает нам даже за самую легкую критику. Но нет худа без добра. Иск Хилари Робартс свидетельствует о том, что мы, простые люди графства Норфолк, услышаны. Разве они обратили бы свое внимание на какой-то там мелкий бюллетень, если бы не испугались? И дело о клевете, если процесс состоится, даст нам возможность заявить о себе на всю страну, если только мы сумеем повести его как надо. Мы оказались сильнее, чем надеялись. А пока я привожу ниже даты проводимых на Ларксокенской АЭС Дней открытых дверей, чтобы на них могло присутствовать как можно больше наших сторонников и мы могли снова заявить о целях движения НПА в тот отрезок времени, что выделяется специально для вопросов. Обычно это бывает перед экскурсией по станции».
Хилари сказала:
— Я же говорила: я видела этот текст. Не знаю, зачем понадобилось тратить время на чтение его вслух. Он явно стремится ухудшить свое положение. Если бы у него была хоть толика здравого смысла, он нанял бы адвоката и держал язык за зубами.
— У него нет денег на адвоката. И он не сможет уплатить штраф. — Алекс помолчал. Потом спокойно добавил: — В интересах станции, мне кажется, вам следует бросить эту затею.
— Это приказ?
— У меня нет права принуждать вас, и вы это прекрасно знаете. Я могу лишь просить. Вы ничего из него не выжмете: у него практически нет ни гроша за душой. Да и не стоит он таких хлопот.
— А с моей точки зрения — стоит. То, что он называет самой легкой критикой — серьезнейшая клевета, к тому же весьма широко им распространенная. Он не сможет защититься. Помните, что там было написано?
«Женщина, чья реакция на катастрофу в Чернобыле выразилась в заявлении, что там погиб всего 31 человек; женщина, которая способна отмахнуться, как от чего-то незначительного, от одной из величайших ядерных катастроф, когда-либо имевших место на нашей планете, в результате чего тысячи людей оказались в больницах, а сотни тысяч других подверглись радиоактивному облучению; катастрофы, сделавшей непригодными для жизни огромные территории и поставившей под угрозу раковых заболеваний более пятидесяти тысяч человек ежегодно в течение последующих пятидесяти лет, не может и не должна пользоваться доверием, не может и не должна работать на атомной электростанции. До тех пор, пока она остается там, какую бы должность она ни занимала, мы не можем быть убеждены, что безопасность является проблемой, которой на Ларксокенской АЭС придают серьезное значение».
