Бонсаи - Буало-Нарсежак
— Сколько вам лет, Вероник? — обратился к девушке Кларье.
— Двадцать три.
— И чем вы занимаетесь в свободное от работы время?
— Я студентка.
— А по какой специальности?
— По архитектуре.
Кларье постарался перехватить взгляд доктора Аргу. По архитектуре! Проще сказать — «безработная»!
— А вы уже успели привыкнуть к ночным дежурствам?
Девушка колеблется. Ей явно хочется ответить: «Ничего сложного. Главное не заснуть».
— А как вы обнаружили, что Антуан умер? — продолжает расспрашивать Кларье.
Вероник снова всхлипывает и утыкается носом в скомканный носовой платок.
— Постарайтесь вспомнить! Вы шили? Читали? Или дремали?
— Я читала.
— А что вы читали?
— «Смерть закусывает удила».
— Понятно! И время от времени бросали взгляд на больного?
— Нет, вовсе нет! Не на больного, а на бутылку: если капает, значит, все нормально.
— И в один момент, — согласно кивает Кларье, — вы вдруг обнаружили, что раствор не капает?
— Да.
Кларье подошел к капельнице, к штативу которой был прикреплен прозрачный флакон.
— Тут никто ни к чему не прикасался? — обратился он к доктору.
— Нет, никто ничего не трогал.
— Бутылка, как я вижу, наполовину полная. Если я правильно понимаю, это означает, что капельница неожиданно перестала работать.
Кларье вращает ручку дозатора, позволяющего регулировать сток жидкости.
— Послушайте, доктор, я полный профан в этом деле, но мне кажется, что, если капельница не работает, а к ней никто не прикасался, значит, жидкость перестала поступать в кровь больного оттого, что тот умер.
— Верно! — поддакивает Аргу. — И поэтому можно легко определить время смерти. Каждая бутылка содержит пол-литра раствора, и все подлажено таким образом, чтобы она опустошалась полностью ровно за два часа. А эта бутылка, четвертая со вчерашнего вечера, еще почти полная. Постарайтесь все вспомнить, Вероник. Это очень важно. Вы заступили на работу в четыре часа. Моник сдала вам дежурство, а попросту говоря, сообщила, что все идет нормально и Антуан спокойно спит. Так ведь, я прав?
— Абсолютно, — отозвалась Моник. — Я как раз и поставила четвертую бутылку, а также сама отрегулировала сток раствора, потому что Вероник еще не слишком соображает в этих делах.
— И все шло нормально?
— Да, все было хорошо. Я поделилась с ней кофе, который оставался у меня в термосе, и ушла.
— Ясно, — властным тоном произнес доктор Аргу. — Если вычислить объем оставшейся жидкости, можно будет легко узнать, когда остановилась капельница. А это и есть точное время смерти. Итак, что мы имеем: раствор начал поступать из бутылки в капельницу примерно в четыре часа ночи. А минут через пятнадцать капельница перестала работать. Вот и вся арифметика, выходит, Антуан умер четверть пятого. Постойте-ка! Валери, во время вашего дежурства с десяти часов до полуночи вы не заметили чего-нибудь необычного?
— Нет.
— А вы, мадам Ловьо?
— Нет.
— Поймите, я вовсе не собираюсь обвинять кого-либо из вас в халатности, но ведь в работе аппарата могли быть и сбои. Итак, ничего такого не было?
— Ничего!
— Вы тоже ничего не видели, Моник?
— Ничего!
— А что вы сделали с пустыми бутылками?
— Обычно Марсель, ночной сторож, выносит их и измельчает в дробилке.
— Расскажите мне о нем, — вмешивается в разговор Кларье. — Прошлой ночью он приходил?
— Да, — отвечает Валери. — Он делает свой первый обход незадолго до двадцати трех часов.
— И иногда к вам заходит?
— Да, частенько, так, поболтать немного. Ерунда: здравствуйте, до свидания! Не более того. А второй раз он появляется уже около половины пятого. Вот тогда-то и забирает пустые бутылки.
Кларье поворачивается к Вероник:
— Значит, вы его видели?
— Еще бы, конечно видела! — восклицает госпожа Ловьо. — Марсель любит приударить за молоденькими.
— Это так? — спрашивает Кларье у Вероник.
— Не обращайте внимание на ее слова! — смутившись, отвечает та. — Мы с Марселем оба из Морбиана. Ему нравится поэтому, — земляки как-никак — проходя мимо меня, или рукой помахать в знак приветствия, или там шлепнуть легонько. Ничего дурного!
Последние слова Вероник вызывают оживление и смешки трех остальных сиделок.
— Я попросил бы вас не шуметь! — обрывает их Кларье. — Еще один вопрос, Вероник. Что вы сделали, когда обнаружили, что капельница не работает?
— Я подошла проверить, хорошо ли закреплен наконечник трубки на запястье Антуана, и сразу вся так и обмерла от страха, потому что он уже не дышал. А потом высчитала, когда Марсель должен был вернуться после обхода к себе, подождала немного и позвонила ему отсюда! Я очень испугалась!
— Надо было звонить госпоже Гильвинек. Она занимается подобными ситуациями.
— Да, но она сказала бы, что я во всем виновата! — захныкала Вероник.
— Хорошо, хорошо, — принялся успокаивать ее Аргу. — Мы потом все выясним. А меня разбудил Марсель. Он не только сообщил мне о смерти Антуана, но и добавил одно замечание от себя, которое, признаться, до сих пор вертится в моей голове. Марсель сказал: «Он совершенно холодный»…
— И что? — не понял Кларье.
— Как что? Это правда. Холодный.
Кларье взглянул на часы:
— Ничего удивительного. Скоро десять часов.
— Да нет же! — возразил Аргу. — Когда Марсель сказал мне, что Антуан холодный, капельница только недавно перестала работать.
— Ах, черт возьми! — воскликнул Кларье. — Вот какая выходит путаница: Антуан вроде бы только что умер, а уже успел похолодеть!
Слова комиссара прозвучали подобно взрыву гранаты. Воцарилась такая глубокая тишина, что все буквально замерли, боясь и пальцем пошевелить.
— Подумаем… — проговорил Кларье, сумевший быстрее остальных прийти в себя после столь неожиданного поворота событий.
— Все яснее ясного, — прервал его Аргу. — Когда я пришел, тело Антуана было уже холодным. А ведь ему полагалось быть теплым. Уж поверьте! Опыт у меня богатый! Труп так быстро не охлаждается. Отсюда следует неизбежный вывод: Антуан умер вовсе не в четверть пятого, а раньше.
— Э нет! — громко запротестовала Моник. — Я дежурила до четырех часов и прекрасно знаю, что Антуан был еще жив, так как своими собственными руками заменила бутылку. И когда я уходила от Вероник, капельница работала отлично. Я не позволю, чтобы…
Голос женщины сел от волнения.
— Постойте, постойте, — вмешался доктор Аргу. — Только, пожалуйста, обойдемся без слез! Позднее, на свежую голову, мы во всем разберемся. А пока возвращайтесь к себе.
— Мне тоже можно уйти? — жалобным голоском протянула Вероник.
— Да. Вам тоже! И успокойтесь! Бедняга Антуан умер своей собственной смертью. Вы тут ни при чем.