Помни обо мне. Две любовные истории - Виорэль Михайлович Ломов
Елена вздрогнула. Из окна противоположного дома на нее смотрел кто-то. Елене стало неприятно. Ей до того сильно захотелось, чтобы в том окне, отделенным от нее непреодолимым пространством двора и чужой жизни, появился Николай. Силуэтом, тенью, колыханием гардин…
– Милый ты мой, милый ты мой, – шептала она, – ты слышишь меня, ты слышишь меня?
– Слышу, – почудилось ей.
Елена отдавала себе отчет, что не может слышать его голоса, но она слышала его! Она с отчаянием вперила взор в то окно. Он должен появиться там. Должен!
Николай появился в окне и помахал ей рукой.
Она перестала видеть двор, дома, то окно…Всё вдруг поплыло у нее перед глазами…
***
– А вот и край земли, – сказал Анвар, указывая на Неву. – За ним для нас земли нет.
– А почему ж ее все там ищут? – спросила Софья.
– Это надо у них спрашивать.
– Где же нам искать его? – Георгий вертел головой, соображая, к кому мог завернуть на постой или нагрянуть в гости брат. У Лавра знакомых полгорода.
– Надо достать городскую карту и на ней отметить вероятные места его нахождения, – предложила Софья.
Дореволюционную карту Георгий нашел у дальнего родственника, к которому заглянул на минуту, перепугав его насмерть.
– Я думал, вы того…
– Умер, что ли, Алексей Федорович?
– Типун вам на язык! Я думал, вы уже там. В Бразилии или Австралии, не помню уж, куда там собирался ваш брат.
– Скучно там. Одни австралопитеки. Лавр, кстати, не заходил?
На лице Алексея Федоровича отразилось, что Лавр очень кстати не заходил к нему.
– Я верну карту через неделю-другую.
– Не надо, не надо! – с умоляющим видом произнес дальний родственник.
«Сколько же сейчас порушилось родственных связей, – подумал Георгий. – Ради чего?»
За чаем они решили, что поиски надо вести не долее трех дней, поскольку через три дня искать будет некого. Залесский дольше не задержится, а Лавру без него тут тоже делать нечего.
– Я его найду завтра, – пообещал Анвар. – Мне только надо в четыре утра сосредоточиться. Только чтоб мне никто не мешал. По меньшей мере часа два.
Софья восторженно посмотрела на Анвара. Георгию захотелось тоже заслужить такой взгляд, и он сказал:
– А я найду Залесского.
Анвар улыбнулся, а Софья испуганно посмотрела на Суворова.
– Жаль, что здесь всего две комнаты, – сказала Софья. – Мы с Георгием будем в этой проходной, а вы, Анвар, занимайте ту маленькую. Мы вас не побеспокоим.
У Георгия застучала кровь в висках и смешались мысли. Анвар похлопал его по руке.
– Хорошо, – сказал он. – Быть посему. Пора спать. Через полчаса отбой.
– Располагаемся валетиком, – скомандовала Софья, расстилая постель, – тебе подушку большую, мне маленькую. Выйди, сначала лягу я.
Георгий постучал и зашел в комнату к Анвару. Тот сидел у открытого окна.
– Свежо у тебя. Не простынешь?
– Было бы интересно, – не оборачиваясь, ответил Анвар. – В последний раз я простыл в семь лет. В прорубь упал. Долго выбирался. Вот посмотри, – обернулся Анвар, – видишь ночь?
– Вижу, – ответил Георгий.
Он подождал разъяснений, но не дождался. Через пару минут он вздохнул и сказал:
– Я пошел. Красивая ночь.
– Красивая. Доброй ночи, – не оборачиваясь, сказал Анвар.
– Как он там? Смотрит в окно?
– Да. А ты откуда знаешь?
– Лавр рассказывал. Говорил, у Анвара одна возлюбленная – ночь.
– Это он тебе когда рассказывал?
– Тогда! – рассмеялась Софья. – Ложись. Туда головой. Осторожней, тут я.
Георгий вытянулся на самом краю постели. Он ощущал себя подростком, в первый раз оказавшимся рядом с женщиной. Ему тогда не было еще и четырнадцати. Он также вот лег на самый край постели, вытянулся, как струнка, и затаил дыхание. Юлия колдовала возле зеркала, поглядывала на него (он чувствовал это) и мурлыкала популярный мотивчик. Жорж (его тогда впервые так назвала женщина) ощущал, как на него поочередно накатывают волны то жара, то озноба, то робости, то необычайного восторга…А потом от зеркала пошла волна, наполненная теплом, мягкостью и светом, она накрыла его, пленительная волна забвения…Георгий понял, что сжимает руку Софьи. Его охватила дрожь, как тогда с Юлией. Софья села, наклонилась к нему, легонько прикоснулась своими губами к его губам и сказала:
– Георгий, я всё еще его.
Георгий не мог уснуть до утра и чувствовал, что Софья тоже не спит, но нарушить ночное молчание хоть одним словом или движением он считал святотатством. Он слышал, как в соседней комнате поднялся Анвар, открыл окно, на цыпочках прошел туда-сюда через их комнату, расположился, по всей видимости, напротив окна, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, очевидно, делая какие-то гимнастические упражнения. Потом в его комнате всё затихло. Георгий задремал. Часов в шесть утра Георгий услышал шепот:
– Я благодарна тебе, Георгий.
Георгию, как умудренному жизнью человеку, стало ясно в этот момент, что он находится на седьмом небе. Умиление и восторг бывают только там, где же еще?
Не взглянув на них, на цыпочках прошел Анвар.
– Анвар, – окликнула его Софья. – Мы не спим.
– Я нашел его, – сказал Анвар.
– Как? – изумился Георгий.
– Молча. Как собака. Я ж говорил, мы с ним в обнимку дважды ушли от смерти, а уж в жизни друг друга не потеряем.
X
Когда вернулись из свадебного путешествия, Елена думала, что вечером это дело как-то отметится. Настал вечер, но движений никаких. Елене показалась странной атмосфера всеобщей занятости. Георгий Николаевич весь в своих неустанных трудах, а вот Надежда Алексеевна, хоть и не в трудах, но вид у нее такой, что не подступись. Николай же, и вовсе как не муж, сел на диван и часа два задумчиво листал философский справочник.
– Соскучился по книгам, – сообщил он ей радостную весть.
– Может, отметим как-то? – робко спросила Елена.
– Что? – Николай отложил справочник.
– Ну, наш приезд…и вообще…
– Это излишне. В нашей семье отмечаются семь дней: Новый год, Пасха с Рождеством, День Победы да три дня рождения. Теперь будет четыре.
– А Первое мая, Женский день? – недоуменно спросила Елена. – Вся страна отмечает.
– Вот и хорошо, что вся страна отмечает. Нам тогда зачем?
– Ты словно и в комсомоле не был.
– Не был. Это важно для семейной жизни?
– Нет, – неуверенно ответила Елена. – А как же тебя тогда на кафедре оставили?
– Суворовых не оставляют, Суворовы остаются сами, – монотонно произнес Николай.
– Может, еще скажешь, что и Георгий Николаевич беспартийный?
– Скажу, – засмеялся Николай. – Не жена, а отдел кадров!
– А жена и есть отдел кадров, чтоб ты знал.
– Хорошо, раз ты заняла
