Агата Кристи - Хикори-дикори
– Значит, исчезновение маленького пыльного флакончика заметили бы не сразу?
– Совершенно верно. Переучет проводится нечасто, в последнее время тартрат морфия лежит без дела. Пузырька не хватились бы до очередной ревизии, если бы, конечно, он не понадобился раньше. У всех трех фармацевтов есть ключи от шкафа с ядами и от шкафа, где хранятся особо опасные лекарства. Когда им нужно лекарство, они отпирают шкаф, а в напряженные дни (то есть практически ежедневно) лекарства требуются постоянно, и поэтому шкафы не запираются до самого конца рабочего дня.
– Кто, кроме Селии, имел к ним доступ?
– Еще две женщины-фармацевта, однако они не имеют никакого отношения к Хикори-роуд. Одна из них работает в больнице уже четыре года; вторая пришла несколько недель назад, раньше работала в Девоне, тоже в больнице, послужной список у нее хороший. Кроме того, есть три старших провизора, проработавших в больнице Святой Екатерины много лет. Все они имеют, так сказать, законный доступ к лекарствам. Есть еще старуха поломойка. Она убирает в аптеке с девяти до десяти часов утра и могла бы стащить флакончик из шкафа, улучив момент, когда девушки отпускали лекарства покупателям или готовили препараты для стационарных больных. Но она в больнице уже давно, и вряд ли это ее рук дело. Санитар тоже заходит за лекарствами, и, конечно же, он мог потихоньку взять флакончик, но это тоже маловероятно.
– А кто из посторонних бывает в отделении?
– Тьма народу. В кабинет главного провизора надо идти через аптеку; торговые агенты крупных аптек, отпускающих лекарства оптом, тоже идут через фармакологию в подсобные помещения. И конечно, к служащим заходят друзья, нечасто, но все равно заходят.
– Это уже обнадеживает. Кто в последнее время заходил к Селии Остин?
Шарп заглянул в записную книжку:
– В прошлый вторник заходила девушка, Патрисия Лейн. Она договорилась с Селией пойти в кино после работы.
– Патрисия Лейн, – задумчиво повторил Пуаро.
– Она пробыла там всего пять минут и не подходила к шкафу с ядами, стояла возле окошечка, разговаривая с Селией и ее сослуживицей. Да, еще приходила темнокожая девушка, недели две назад, очень грамотная, по мнению сослуживиц Селии. Она интересовалась их работой, задавала вопросы и записывала ответы. Прекрасно говорила по-английски.
– Наверное, это Элизабет Джонстон. Она, вы говорите, интересовалась работой фармацевтов?
– Это был день открытых дверей для Уэлферской клиники. Она интересовалась, как проходят подобные мероприятия, и спрашивала, что прописывают детям при диарее и кожных инфекциях.
Пуаро кивнул:
– Кто еще?
– Больше они никого не вспомнили.
– А врачи заходят в аптеку?
Шарп ухмыльнулся:
– Постоянно. По делу и просто так. Иногда приходят уточнить какую-нибудь формулу или посмотреть, что есть на полках.
– Ага, посмотреть?
– Я уже об этом думал. Бывает, они советуются, чем можно заменить препарат, вызывающий у пациентов аллергию или плохо действующий на пищеварение. Порой врач просто забегает поболтать, когда выдается свободная минутка. А бывает, придет с похмелья попросить аспирин или вегенин, а то и просто зайдет пофлиртовать с девушкой, если та не против. Ничто человеческое им не чуждо. Так что мы с вами, похоже, ищем иголку в стоге сена.
Пуаро сказал:
– Если мне не изменяет память, некоторые студенты с Хикори-роуд тоже имеют отношение к больнице Святой Екатерины. Прежде всего этот рыжий парень… как его… Бейтс… Бейтмен…
– Леонард Бейтсон. Вы правы. Кроме того, Колин Макнаб проходит там стажировку. А в физиотерапевтическом отделении работает Джин Томлинсон.
– И все они, очевидно, частенько заходили в аптеку?
– Да, и хуже всего то, что никто не помнит, когда именно. Они там примелькались. Кстати, Джин Томлинсон дружна со старшим фармацевтом.
– Плохи наши дела, – вздохнул Пуаро.
– Еще как плохи! Ведь любой из служащих мог заглянуть в шкафчик и сказать: «И зачем вам столько мышьяковых препаратов? Это уже вчерашний день!» Или что-нибудь в том же духе. И никто бы не насторожился, и через минуту забыли бы о его словах. – Помолчав, Шарп добавил: – Мы подозреваем, что кто-то подсыпал Селии Остин морфий, после чего поставил флакончик возле ее кровати и положил рядом обрывок ее же письма, чтобы создать впечатление самоубийства. Но почему, мсье Пуаро, почему?
Пуаро пожал плечами.
Шарп продолжал:
– Сегодня утром вы намекнули, что кто-то мог внушить Селии Остин мысль о краже безделушек.
Пуаро смущенно заерзал на стуле:
– Это была лишь смутная догадка. Просто мне казалось, что сама она вряд ли додумалась бы.
– Кто же это мог быть?
– Насколько я понимаю, ума на это хватило бы лишь у трех студентов. Леонард Бейтсон достаточно эрудирован. Он знает, как Колин любит носиться с «неустойчивыми личностями», и мог, якобы в шутку, предложить свой план Селии и руководить ее действиями. Но подобные игры ему скоро бы надоели – если, разумеется, он играл бы в них лишь «из любви к искусству». Впрочем, возможно, мы его совсем не знаем; это никогда не надо сбрасывать со счетов. Нигель Чэпмен любит поозорничать, у него язвительный склад ума, и он мог с удовольствием, без всякого зазрения совести, разыграть комедию. Это взрослый «трудный ребенок». Третий же «умник» – молодая особа по имени Валери Хобхауз. Она сообразительна, у нее современные взгляды на жизнь, и, наверное, она достаточно поднаторела в психологии, чтобы предугадать реакцию Колина. Симпатизируя Селии, она могла решить, что не грех обвести Колина вокруг пальца.
– Леонард Бейтсон, Нигель Чэпмен, Валери Хобхауз, – повторил Шарп, делая пометки в блокноте. – Благодарю за информацию. Я запомню и постараюсь выяснить. А что вы думаете об индусах? Один из них учится на медицинском.
– Он с головой погружен в политику и страдает манией преследования, – ответил Пуаро. – До Селии ему дела нет, да и она не послушалась бы его совета.
– Больше вы ничем не можете мне помочь, месье Пуаро? – спросил Шарп, вставая и закрывая блокнот.
– Боюсь, что ничем. Однако мне хотелось бы тоже участвовать в расследовании. Надеюсь, вы не будете возражать, друг мой?
– Отнюдь. С какой стати?
– Я постараюсь внести свою лепту, лепту дилетанта. Думаю, что я могу действовать лишь в одном направлении.
– В каком же?
– Я должен разговаривать с людьми. Это единственный путь. Все убийцы, с которыми мне приходилось сталкиваться, были очень болтливы. По моему убеждению, сильный молчаливый человек редко совершает убийство, а если все-таки убивает, то убивает внезапно, сгоряча, и улики всегда налицо. А изощренный, коварный преступник обычно так собой доволен, что рано или поздно проговаривается и выдает себя. Беседуйте с ними по душам, мой друг, не ограничивайтесь сухим допросом. Просите у них совета, помощи, не отмахивайтесь от их подозрений. Впрочем, упаси меня бог, я вовсе не собираюсь вас учить! Я прекрасно знаю, что вы – мастер своего дела.
Шарп мягко улыбнулся.
– Да, – сказал он, – я всегда считал, что, располагая людей к себе, добиваешься гораздо больших результатов.
Пуаро согласно закивал, и оба улыбнулись. Шарп поднялся.
– В принципе каждый из них – потенциальный убийца, – медленно сказал он.
– Пожалуй, – бесстрастно ответил Пуаро. – Леонард Бейтсон – человек вспыльчивый. Он мог убить в припадке гнева. Валери Хобхауз умна и способна разработать хитроумный план. Нигель Чэпмен инфантилен и не знает чувства меры. Француженка, живущая в общежитии, вполне может убить из-за денег, но лишь из-за больших. У Патрисии Лейн гипертрофированы материнские инстинкты, а такие женщины весьма безжалостны. Американка Салли Финч весела и жизнерадостна, однако она лучше других умеет притворяться. Джин Томлинсон – воплощенная добродетель и милосердие, но мы не раз встречали убийц, которые с искренним рвением посещали воскресную школу. Девушка из Вест-Индии, Элизабет Джонстон, пожалуй, умнее всех в доме. Ее эмоции полностью подчинены разуму, это опасно. Еще там есть очаровательный молодой африканец; мотивов его действий нам с вами никогда не постичь. И последний, Колин Макнаб, – психолог. А сколько врачей сами нуждаются в лечении!
– Помилуйте, Пуаро! У меня голова идет кругом. Неужели на свете нет человека, не способного на убийство?
– Чем больше живу, тем больше в этом убеждаюсь, – ответил Эркюль Пуаро.
Глава 9
Инспектор Шарп вздохнул, откинулся на спинку стула и вытер платком лоб. Он уже побеседовал с возмущенной плаксивой француженкой, с высокомерным и замкнутым молодым французом, с флегматичным, подозрительным голландцем и болтливым, агрессивным египтянином. Потом перекинулся парой фраз с двумя нервными турками, которые ни слова не понимали по-английски, и с очаровательным студентом из Ирака. Инспектор был абсолютно уверен, что никто из них не имеет к смерти Селии Остин никакого отношения и помочь ему не может. На прощание он постарался их ободрить и сейчас намеревался быстренько распрощаться с мистером Акибомбо.
