Джон Харви - Малолетки
— «Магнум», — подсказал Патель.
— Его так называют? Во всяком случае, он направил его на гангстера или кого-то, делая вид, будто не знает, остались в нем пули или уже нет. Это, по-моему, и смешно, и глупо, ведь он полицейский, значит, профессионал, и должен знать, сколько патронов осталось в его пистолете. Вы так не думаете?
— Пожалуй… — кивнул Патель.
— Я считаю, если вы на посту и вооружены, вы должны знать, сколько пуль у вас осталось, не правда ли?
Патель, который никогда не носил оружия и очень надеялся, что оно ему никогда не понадобится, ответил:
— Да, конечно, должен.
— Во всяком случае, — продолжила Алисон Морли, — у грабителя был такой же большой пистолет.
— «„Магнум-45“ — самый мощный пистолет в мире», — процитировал по памяти фразу из фильма Патель. — И оружие, которое направил на вас через стекло тот человек, было такого же размера?
— Возможно, и нет. Но все равно было очень страшно.
— Вы очень испугались?
Она посмотрела на Пателя, улыбнулась краешком рта и доверительно шепнула:
— Я думала, что напущу в штаны.
Линн Келлог и Сара сидели на скамейке недалеко от магазина. Разговаривая, они опустошали содержимое пакета Линн. Вначале та расспрашивала девушку о работе, пытаясь несколько успокоить ее.
— Мне нечего больше сказать вам, — говорила Сара, вытягивая из пакета очередную конфетку, — об этой бедной девочке. Я все время только об этом и думаю.
— Я хотела спросить вас о вашем приятеле, — заметила Линн.
— Приятеле?
— Да, о Реймонде.
— Реймонд не мой приятель.
— Извини, я думала…
— Я вообще впервые увидела его в тот вечер.
— О… — произнесла Линн, глядя на сидевшую в полоборота к ней Сару: девушка старательно смотрела в сторону. — Я думала…
— Что мы были знакомы раньше?
— Да, мне так казалось…
— Потому что я пошла с ним?
— Думаю, что так.
Сара взглянула на Линн и резко отвернулась.
— У нас ничего такого не было.
— Послушай, Сара…
— Я говорю — ничего не было.
— Сара…
— Ничего серьезного.
На мгновение Линн слегка коснулась руки девушки.
— Сара, меня это совсем не касается.
Сара Прайн поднялась на ноги и стряхнула крошки розового щербета со своего передника. Выше по улице напротив магазина «С энд А» уличный певец в смешной шляпе и с красным носом пел, подыгрывая себе на банджо, «Вокруг моего сердца синие горы, Вирджиния». Этот вариант песенки отличался от того, который Линн слышала раньше.
— Сара, — обратилась она к девушке, пытаясь придать голосу интонации дружеского участия старшей сестры.
Сара вновь села.
— Эти пустые строения, куда вы пошли с Реймондом… У тебя не появлялось ощущения, что он бывал там раньше?
Прежде чем ответить, она помолчала, покусывая ноготь на мизинце.
— Я как-то не думала об этом, но, полагаю, что да… Он знал, куда вел меня. Да. Я имею в виду, что он не спотыкался там в темноте.
— А внутри?
— О, я не знаю. Мы ведь не заходили далеко внутрь. Мы остановились почти у двери.
— Там вы и… — Линн помедлила, — …целовались?
— Да.
— Хорошо, а как вел себя Реймонд до того, как у вас возникло подозрение, что там может быть что-то нехорошее?
Сара покусала нижнюю губу.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Ну, скажем, был ли он, например, возбужден, нервничал ли он?
— Он не нервничал, нет. Только после.
— После того как вы обнаружили тело Глории?
Сара кивнула.
— А до того момента, выходит, он ни о чем не беспокоился?
Сара нахмурилась, не совсем понимая.
— Реймонд, он не был напуган?
— Нет. Ему нечего было бояться, не так ли? Тем более что у него был нож.
Линн почувствовала, как по шее пробежали мурашки.
— Нож, Сара? Какой это был нож?
— Скажите, — поинтересовалась Алисон Морли, положив руки на стол и опираясь на локти, — вы будете еще со мной беседовать?
— Не знаю, — ответил Патель. — Если найдем преступника, арестуем его, тогда — да, это вполне возможно.
— А опознание?
— Может быть.
Алисон Морли удостоила его кивком, затем, поднявшись, одернула по бокам юбку.
— Спасибо за то, что уделили мне время, — поблагодарил Патель и внезапно почувствовал, что она внимательно наблюдает за тем, как он убирает блокнот и ручку, отодвигает стул.
— Вы не местный, не так ли? — спросила она. Патель покачал головой.
— Брэдфорд. Моя семья родом из Брэдфорда.
Алисон Морли кивнула.
— Мне казалось, у вас, скорее, йоркширский акцент.
— Почему?
— Такой акцент у моей двоюродной сестры, а она родом из небольшого городка на окраине Лидса.
— Да. — Он оглянулся на дверь и начал пятиться назад. — Хорошо, спасибо за оказанную помощь.
— Подождите минутку.
Она достала из кармана маленький носовой платок и вытерла им лацкан его пиджака.
— На вас что-то попало.
Патель смотрел, с какой осторожностью она это делала. Табличка с ее именем почти касалась другого лацкана. Он заметил у нее на подбородке на уровне ямочки небольшую родинку.
— Все в порядке, — произнесла она удовлетворенно и отступила назад.
— Послушайте, — Патель быстро выталкивал из себя слова, — вы не хотите сходить со мной куда-нибудь в ближайшие дни?
— Почему нет? — Алисон Морли слегка отступила назад. — Мы могли бы поговорить о вашей закладной. Посмотрим, не пришло ли время подумать об отсрочке.
12
Резник вышел из кабинета Джека Скелтона просвещенным. Вернувшийся с двухмильной пробежки суперинтендант достал из тщательно упакованного в фольгу свертка две дощечки из сухого гипса, оказавшиеся ломтиками шведского хрустящего хлебца, три стебля зеленого сельдерея и яблоко.
— Вы слушали сегодня утром радио, Чарли? — спросил Скелтон, скрупулезно разрезая яблоко на четыре дольки, которые затем также поделил пополам. — Две трети населения подвергают свое здоровье серьезному риску из-за привычки есть горячую жидкую пищу. В результате — рак прямой кишки, рак желудка.
Вот почему Резник вошел в продуктовый магазин, полный самых лучших намерений. В конце концов, нет ничего страшного, если он купит бутерброд с салатом на сером хлебе без соуса, майонеза или масла. Можно взять творог, в нем мало углеводов, особенно если остановить свой выбор на обезжиренном. Конечно, это не будет так вкусно, но, если речь идет о здоровье, это не такая уж большая жертва.
— С вас два фунта и тридцать пять пенсов.
Такая цена получилась из-за второго бутерброда — черного ржаного тминного хлеба с «радиччо» в чесночном соусе, куриной печенкой и фруктами. Да еще из-за кусочка сыра камбазола, который так аппетитно лежал в конце прилавка.
— Привет, Кевин!
— Сэр.
Нейлор шел от камер предварительного заключения, когда Резник собирался подняться по лестнице.
— У вас все в порядке?
— Да, сэр.
— И с женой?
— Да, сэр.
— С ребенком?
— Да, сэр.
Нейлор открыл дверь в их комнату и торопливо ушел в безопасное от начальника место в дальнем углу, где от волнения начал перекладывать на столе разные бумажки.
Резник захлопнул дверь носком ботинка и разложил завтрак рядом с расписанием дежурств, облизав с пальцев жир, просочившийся сквозь бумажный пакет. Несколько месяцев назад Кевин Нейлор приходил к нему, чтобы выяснить возможность перевода из отделения. Насколько Резнику было известно, дальше этого молодой констебль-детектив не пошел, но слухи о том, что у него дома не все в порядке, держались. Говорили, что продолжаются ссоры между ним и его женой Дебби, что существуют трудности у Дебби с ребенком. Резник спросил однажды об этом у Линн Келлог, и та рассказала о послеродовой депрессии у Дебби. Правда, добавила, что, по ее сведениям, положение приходит в норму. Нейлор выпивал, когда не был на дежурстве, но, учитывая обстановку у него дома, в этом не было ничего странного. Если он и перебирал иногда, об этом никто не болтал.
И все же…
Резник жевал и продолжал думать о проблеме Кевина Нейлора. Результат его размышлений сводился к тому, что надо попытаться вытянуть из Нейлора что-либо попространнее, чем его обычные односложные ответы. Его раздумья прервал звонок телефона. Торопливо проглотив все, что было у него во рту, он поднял трубку.
— Не знаю, не знаю, — ответил он на сообщение Линн Келлог. — Удивительнее было бы, если бы такой парень вышел на улицу вечером в пятницу или субботу без ножа. Но тем не менее думаю, большого вреда не будет, если задать ему еще несколько вопросов… Нет, нет, пусть Марк пройдется по нему еще раз. Кроме того, у меня другие планы в отношении вас. Что вы думаете о прогулке на побережье?
Лоррейн никак не могла решиться рассказать Майклу обо всем, что происходит. Она представляла, какой будет реакция. И не то чтобы она считала его неразумным или чрезмерно вспыльчивым, нет, нет — он был совершенно нормален во всем… кроме отношений дочери и его бывшей жены Дианы. Она хорошо помнит историю с письмами, которые Диана присылала Эмили. Это были даже не письма, а маленькие открыточки в рамочках из цветочков. Эмили толком даже не могла прочитать их, почерк у Дианы был не из лучших. Но подпись: «Мама, люблю, целую» — она могла понять.
