П. Никитин - Загробный гость: Приключения Шерлока Холмса в России. т. 1

Подумав немного, мы решили ехать на Курский вокзал. Там мы взяли два билета до Кусково и через двадцать минут езды были уже на месте.

Лес, окружающий эту местность, был достаточно велик, чтобы скрыться ненадолго от посторонних взоров. Через несколько минут мы нашли в самой глубине рощи довольно глубокий овраг и, не теряя времени, принялись за работу.

Седые бороды, такие же густые усы и брови и несколько мазков кистью совершенно изменили нашу внешность. А когда мы облачились в скромные черные рясы и надели на головы скуфьи, никому бы не пришло в голову, что мы не настоящие монахи.

Снятое с себя платье мы завернули в котомки и возвратились на станцию, скромно потупив глаза, как самые святые отцы церкви.

Приехав в город, мы взяли извозчика и приказали везти себя на фабрику Серпухова.

Вышедшая на звонок горничная, увидав нас, состроила благочестивое лицо.

— Барыня Надежда Симоновна дома? — спросил ее Холмс.

— Дома, отцы родные, дома! — ответила горничная, низко кланяясь нам. — Как сказать о вас прикажете?

— Со святого Афона, скажи. Преосвященным епископом посланы на святую Русь. Людей добрых и благочестивых навещаем, беседы ведем, совет да молитву с собою вместе с кусочком животворящего креста Господня носим.

— Пожалуйте, батюшка, барыня рада будет вас видеть, — сказала горничная, снова низко кланяясь и зачем-то крестясь.

Она проводила нас в маленькую гостиную и исчезла. Приняв самые благочестивые позы, мы сели в кресла, медленно перебирая четки и шевеля беззвучно губами. Минут через пять к нам вышла сама хозяйка, старуха Надежда Симоновна.

Ни слова не говоря, она подошла под благословение к Холмсу. Затем, поклонившись нам обоим, она села против на низенькой будуарной кушетке.

— Рада вас видеть, отцы святые, — проговорила она тихим голосом. — Прямо с Афона приехали вы сюда или еще путешествовали?

— Прямо сюда, — смиренно ответил Холмс. — Потому что в столицах ныне вера больше оскудела, чем в провинции, а потому и нам следует быть больше в таких местах, где Божие слово нужнее.

Старуха сокрушенно кивнула головой.

— Правда, правда, — вздохнула она. — И я первая грешница. Ни во что не верила сколько уж лет, да взглянул на меня наконец всемилостивый Господь и вразумил окаянную.

— И стали вы верить, матушка? — спросил Холмс.

— Верю, батюшка, верю, — набожно ответила старуха. — Верю в его неизмеримое милосердие к самому плохому человеку.

Она умолкла, задумчиво глядя в угол с образами. Поникнув головами, мы молчали, перебирая четки.

— На сыне своем Александре увидела я нескончаемое милосердие Божие, — тихо заговорила старуха.

— На сыне?

— На нем. На что уж беспутный был, а вот покаялся в конце жизни и лик святой получил…

— Не пойму я, матушка, что говоришь? — удивленно перебил Холмс. — Как же это сын твой в святые попал? И почему тебе ведомо это?

Старуха понизила голос, словно открывала нам величайшую тайну.

— Является он мне, отцы святые. Лик светлый, хоть и в темноте является, сияние вокруг головы. и говорит со мною.

— Не во сне ли ты это видишь? — перебил Холмс.

— Что ты, что ты! Небось знаю, что не сплю! — запротестовала она. — И речи говорит божественные, добрым делам научает, к смерти готовиться приказывает, душу мою спасает.

Холмс набожно перекрестился.

— Как же он тебе является? — спросил он.

— В иконе, батюшка, в той самой иконе, которую перед своей смертью поднес. Будто оживает она иногда по ночам и вместо лика святого мой сын объявляется, с образом светлым и радостным.

— Как же это так?

— Незаметно. Иной раз, когда смотрю долго и днем на лик святого, кажется мне, будто сын мой похож на него. Только не при жизни был похож, а после. А как заговорит он ночью, так уж тут я не сомневаюсь.

И она стала набожно креститься на образа.

— А мы к тебе со святыней, — произнес Холмс. — Приложись к ней, делай добрые дела и пусть благословение Божие будет над тобой и над домом твоим.

С этими словами он торжественно открыл небольшой ларец, и, к величайшему моему изумлению, я увидел внутри него серебряный крест с круглым стеклом посередине, сквозь которое виднелось дерево.

— Кусочек животворящего креста принесет благодать дому сему! — молитвенно произнес Холмс.

Старуха опустилась на колени и, поклонившись трижды до земли, благоговейно приложилась к импровизированной святыне, сфабрикованной Шерлоком Холмсом.

Разговор переменился. Мы заговорили об Афоне, о святых местах, мощах, угодниках и тому подобных вещах. В конце беседы старуха ушла в свою комнату и, возвратившись через несколько минут, подала Холмсу дорогую бриллиантовую брошь.

— Нет у меня сейчас денег, — проговорила она печально. — Но вот продайте эту вещь и внесите деньги от меня в монастырь. Пусть помолятся ваши отцы за мою грешную душу.

— Да спасет тебя Христос! — произнес Холмс, с глубоким поклоном принимая дар.

Посидев еще немного, мы простились со старухой и вышли на улицу.

Тем же путем проехав в Кусково, мы снова переоделись в обыкновенное платье и как ни в чем не бывало возвратились в город.

Шерлок Холмс все время молчал.

Это молчание продолжалось и тогда, когда мы вернулись в нашу гостиницу.

Под вечер он ушел из дома, сказав, что хочет немного пройтись и кое-что купить из русских изделий для отправки их в Лондон некоторым хорошим знакомым и брату.

Ужинал я один. После ужина, от нечего делать, я попробовал было читать, но, утомленный дневной прогулкой, скоро бросил книгу и задремал, лежа на кушетке.

Стук двери разбудил меня. Это вернулся Холмс. Я взглянул на часы и заметил, что часовая стрелка стоит уже на одиннадцати.

Посмотрев на Холмса, я увидел, что он очень оживлен и весел.

— Вы прекрасно проводите время, дорогой Ватсон, — произнес он, улыбаясь. — Я от души завидую всем людям, которые способны засыпать в ту же минуту, как только доберутся до кушетки или кровати.

И, помолчав немного, произнес:

— Я очень рад, что вы хорошо отдохнули. Благодаря этому бессонная ночь не покажется вам такой утомительной.

Я удивленно взглянул на него.

— Вы, кажется, затеваете сегодня еще что-нибудь?

— Вы угадали, — ответил он. — Сегодняшняя ночь должна выяснить многое, и я хочу проверить свои догадки.

— Куда же мы отправимся?

— На кладбище, — ответил неожиданно Холмс.

Я даже подскочил на кушетке от неожиданности.

— Что же нам там делать?

Холмс улыбнулся.

— Проверять мои догадки, — произнес он, потешаясь над моим недоумением. — А пока нам не мешает подкрепиться.

— Я уже ужинал, — отвечал я.

— В таком случае ничто не мешает мне поужинать одному.

Он позвонил и приказал подать себе вареные яйца, ростбиф, ветчину и бутылку вина.

Пока лакей ходил за ужином, Холмс не терял даром времени. Порывшись в своем чемодане, он вынул из него большой тяжелый футляр из кожи, пару электрических фонарей, револьверы и кожаный фартук. Затем извлек оттуда же свои отмычки. Сложив все это на столе, он стал ждать ужин, рассматривая в то же время план Москвы.

Тысячи вопросов вертелись у меня на языке, но я ничего не спрашивал, прекрасно зная, что Холмс не любит преждевременного любопытства.

Когда лакей внес в номер ужин, мой друг сел за стол и принялся есть с большим аппетитом. Остаток ростбифа и ветчины он тщательно завернул в бумагу и сунул себе в карман.

Из этого я заключил, что предстоит долгая ночная работа, во время которой нам не удастся даже урвать часик, чтобы зайти в ресторан.

Покончив с ужином, Холмс подал мне заряженный револьвер.

— Дорогой Ватсон, нам предстоит через час довольно рискованное дело и, если оно не даст никаких осязательных результатов, русская полиция не погладит нас по голове за него.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил я, недоумевая.

— То, что необходима большая осторожность, — ответил он. — Мы будем находиться сегодня на некотором расстоянии друг от друга, и вы, если заметите какую-либо опасность, надеюсь, сумеете предупредить меня.

— Выстрелом?

— Выстрел — крайнее средство и пригодится только в том случае, если на вас нападут. При этом имейте в виду следующее: если человек будет идти на вас или мимо вас, прямо и беспечно, то с вашей стороны достаточно будет крика, после этого бегите к задней стене, где отзоветесь только на мой зов. Если же вы увидите крадущегося человека, то будьте осторожны и при нападении не останавливайтесь даже перед выстрелом.

— Черт возьми, это уже верх таинственности! — воскликнул я, донельзя заинтересованный всеми этими предупреждениями.

Я бы не утерпел и попросил объяснений, если бы Холмс, угадавший мои мысли, не перебил: