Джон Карр - Тень убийства
– У вас нет какой-нибудь его фотографии?
– Нет.
– И даже на суде не выяснилось, кто он такой?
– Нет. Он сказал: «Если мне суждено умереть, зачем позориться?» И никто ничего не узнал, Кин уничтожил все свои документы. Сказал: «Я просто исчезну».
– Ну а как он выглядел?
– Пф! – тряхнула она головой. – Не знаю. Высокий, волосы темные, глаза серые. Не знаю. Обыкновенный. Вроде вас. А теперь слушайте, что сегодня случилось.
Шэрон, поежившись, встала с дивана, направилась к камину, пошевелила дрова. Поленья вспыхнули, но в комнате было очень холодно. У меня тяжело билось сердце.
– Мистер Марл, Джек Кетч схватил Низама!
Сообщение не вызвало реакции, которую ожидала Колетт Лаверн. Я только кивнул и спросил:
– Откуда вам это известно?
– Низам в начале дня позвонил. Был простужен, взволнован, но обещал вечером заехать, мы вместе пообедаем. Я согласилась, потому что отпустила горничную и кухарку. Он собирался приехать около восьми. Ну, я вечером оделась, приготовилась, а Низам не явился. Я ждала, ждала, его не было. Осталась в доме совсем одна и вдруг думаю: «Боже мой, что-то, наверно, случилось!» Пошла, включила везде свет, каждый раз, услышав машину, выглядывала в окна, открывала дверь, а он не приезжал. Я к нему в клуб позвонила, мне ответили, он час назад вышел. Тогда я подумала, что его схватил Джек Кетч. И за мной придет! Я чуть с ума не сошла! – Губы ее задрожали. Она посмотрела на Шэрон. – Дорогая, где мое платье? Я кое-что в кармане оставила. Поскорее!
– На стуле позади вас, – ответила Шэрон. Женщина встала, оказавшись даже выше, чем я думал. Напрягшиеся мышцы подчеркивали чувственные линии тела, великолепную грудь, бедра под тонким синим халатом, ноги в черных шелковых чулках, натянутых выше колен. Но никакой скованности и неловкости не было в этой высокой фигуре (рядом с которой аль-Мульк казался карликом!), двигавшейся в тени. Я видел, как она что-то вытащила из кармана скомканного платья на стуле; наклонившись, стрельнула на нас глазами, сверкнула кудрявыми рыжими волосами. Потом вернулась в кресло, держа что-то в руке.
– Прошел еще час, тогда я поняла: что-то произошло. Села у окна, заметила проходившего полисмена и была так испугана, что позвала его зайти поговорить, а он не захотел. Просто не захотел! – прорычала она. – Я боялась и выходить, и оставаться дома. Потом разглядела здесь свет, вспомнила, что днем встретила мисс Грей, позвонила и говорю: «Ради бога, дорогая, придите, посидите немного со мной, мне страшно». Она пробовала дозвониться до вас, а вас не было. Мы сидели наверху, выпивали, разговаривали, она мне рассказывала, как вы замечательно вели расследование прошлой весной в Париже…
Я покосился на Шэрон с горевшими щеками, упорно прятавшую глаза.
– Время шло, шло, Низам не появлялся, мисс Грей надо было идти, я ее уговаривала остаться. Потом, через какое-то время, кто-то стукнул в дверь.
При этих словах меня охватила холодная дрожь. Глаза Колетт неотрывно смотрели на меня с отчаянной мольбой.
– Тук-тук-тук, вот так, в парадную дверь. Тук-тук-тук. – Женщина медленно подняла руку, изображая стук. – Я подумала, может, это Низам? Но он всегда в звонок звонит. Сначала боялась спускаться. И попросила Шэрон пойти вместе со мной. Везде горел свет. Я шла по лестнице, едва дыша от страха, а он все стучал… тук-тук-тук. Открываю дверь: никого. Я вгляделась в туман и увидела на ступеньке визитную карточку. Наклонилась поднять, и вдруг кто-то дотронулся до моего плеча. – Она взмахнула рукой, всхлипнула, широко открыв губы, обнажив крепко стиснутые зубы. – Только ее взяла, рука сзади коснулась моего плеча. Больше я не могла вынести, закричала, побежала, а дальше ничего не помню. Очнулась здесь, на диване, с карточкой в руке.
Колетт Лаверн протянула ее, и я знал, что увижу. В слабом огне камина разглядел зловещую надпись: «Мистер Джек Кетч» – и следы крови с краю. Долгое молчание…
– Никто на вас не нападал? – спросил я.
– Нет. По-моему, это было… предупреждение. Он, наверно, еще не приготовился…
– А кто стукнул вас по плечу?
– Я… никого не видела.
Я оглянулся на Шэрон:
– А ты в тот момент где была?
– Рядом, – ответила Шэрон, с осунувшимся лицом, глядя прямо перед собой. – И тоже никого не видела.
– А потом что было?
– Она упала в обморок под фонарем. Я увидела прохожего, мы оба над ней наклонились, я сказала, врача надо вызвать, а он говорит, что сам врач. Мы ее сюда принесли, она не хочет уходить.
– Вернуться домой? – взвизгнула женщина. – Я, по-вашему, сумасшедшая?
– Успокойтесь, пожалуйста. Когда все это произошло?
– Могу точно сказать, – тяжело дыша, отвечала Колетт, – потому что всегда смотрю на часы. Было пятнадцать минут второго.
Проблема поставлена. Перед нами лежали кусочки, составлявшие прихотливую дьявольскую картину. Я над ней нерешительно призадумался. Банколен не велел ничего говорить. О чем можно спрашивать?
– Я не могла больше этого вынести, – продолжала она, – вспомнила рассказ мисс Грей, попросила ее вам позвонить…
Шэрон неплохо блефует, и я, кстати, тоже…
– Скажите, мистер Марл, как по-вашему, мне угрожает опасность?
– Да.
– Думаете, он схватил Низама?
– Да. – Это я мог с уверенностью сказать. Забавно, до чего легко сидеть с рассудительным, умным видом, когда все уверены в твоей редкостной проницательности. Я почесывал подбородок и хмурился, чувствуя себя президентом Соединенных Штатов. – Мы должны в психологии разобраться, – заявил я, тряхнув головой.
Подобное заявление всегда можно смело высказывать, если не имеешь понятия, что происходит.
– Но что мне делать, я вас спрашиваю?
– Что делать? – повторил я, решительно хлопнул себя по коленям, поднялся, подбирая соответствующие своей роли слова. – Славная небольшая загадка, мисс Лаверн. Мне надо немного подумать. Давайте завтра встретимся. Если не возражаете, я возьму карточку. И хотелось бы взглянуть на полученное вами письмо. Вы вернетесь домой?
– Нет! Здесь, у Шэрон, останусь. Мы закроемся вместе в комнате и возьмем пистолет.
Колетт все трезво продумала, разубеждать ее бесполезно. Мы еще о чем-то поговорили, ни к чему не пришли, так как мне приходилось расспрашивать с большой осторожностью. Несколько раз я испытывал искушение выложить правду, но в тот сонный утренний истерический час это не пошло бы на пользу. А какого можно было б нагнать страху на полную самообладания даму, небрежно упомянув имя Банколена!
– Не знаю, – бормотал я, – потолкую с коллегой. Например, с…
Я уже уходил, оглядываясь на нее из дверей, и спросил в заключение:
– Неужели никому не известно истинное имя Кина?
– Известно, – неожиданно объявила она.
– Что?
Колетт, рассеянно глядя на слабый огонь, подняла голову, и во вспышке пламени я хорошо разглядел ее взгляд. В нем читалось, что она допустила грубую ошибку.
– Да, – резко бросила она, – есть такой человек. Только нельзя заставить его говорить.
– Кто это? Что вы имеете в виду?
– Я это обсуждать с вами не собираюсь, – равнодушно сказала она. – Есть кое-кто. Только мы от него ничего не узнаем. Почему – неизвестно, но я вас уверяю, он ничего не скажет, и все.
Больше я ничего из нее не смог вытянуть. Она твердо стиснула губы, принялась грубо ругать аль-Мулька. Да, Кодетт Лаверн совершила ошибку, проговорившись, но в чем суть, я понятия не имел. Все больше загадок! Они гонялись за Доллингсом в надежде выведать настоящее имя Кина, а того, кому оно точно известно, если женщина говорит правду, оставили в покое, пожимая плечами. В любом случае я не сумел получить от нее объяснения.
Вдобавок ко всему у Шэрон испортилось настроение. Мы вместе спускались по широкой лестнице, дрожа от холода. В сумрачный утренний час дом выглядел еще мрачнее. Все кругом злобно рычало, и нельзя было предугадать, когда и почему раздастся очередное рычание. Попытки рассудительно поговорить с Шэрон оказались безнадежными. Она превратилась в хорошенького испорченного ребенка и не желала рассуждать логично. Открыла парадную дверь; пока я надевал пальто и шляпу, холод пробрал меня до костей. Туман рассеялся, на Маунт-стрит светила ледяная луна. Романтика! Глаза мои сонно слипались.
– Спокойной ночи, мистер Марл, – холодно проговорила она. – Спасибо, что впутал меня в такую кашу.
Сплошные восклицательные знаки.
– Разреши напомнить, – вежливо вставил я, – куда ты меня впутала своей умной тактикой.
Вся сцена была серебристой, мертвенно-бледной. Шэрон стояла, глядя на луну, выдыхая плывущие облачка пара, но, хотя дрожала от холода, сверкающий яркий взгляд был твердым.
– Иди в дом, – велел я, – простудишься.
Романтика! Беспокойный предрассветный ветер подметал спящие площади Лондона, шаги мои гулко стучали по тротуару. Где-то вдали протрубил электрический рожок-будильник, послышался топот копыт. Уличные фонари бледнели на слабом свету…
