Жорж Сименон - Мегрэ защищается
Удалось ли ему хоть что-нибудь открыть? Да. Мегрэ еще не мог полностью определить всю ценность этого открытия, но он нащупал связь между двумя столь далекими и принадлежащими к различным слоям общества женщинами, как Николь Приер и Алин, любовница Манюэля. Доктор Мелан был поручителем Николь при ее вступлении в клуб «Сто ключей», и вчера Алин посетила того же доктора, когда у нее якобы разболелись зубы.
Все это пронеслось в его голове, пока он поднимался по лестнице. На втором этаже он направился не к той двери, что указала испанка, а к противоположной. Он очень любил изучать обстановку и домашнюю жизнь людей, которые его интересовали. Особенно любил заглядывать в те комнаты, куда его не приглашали.
Дверь оказалась запертой. Снизу крикнули:
— Вы что, не знаете, где у вас правая рука?
На эмалевой дощечке Мегрэ увидел слова: «Звоните и входите».
Он позвонил, повернул ручку двери и оказался в приемной врача, где находилась одна-единственная пациентка. Это была довольно молодая женщина. Она, по-видимому, плохо себя чувствовала. Не обращая внимания на позолоченный столик с журналами и газетами, женщина, скрестив руки на коленях, сидела на стуле, уставившись неподвижным взглядом на цветастый ковер. Она едва взглянула на вошедшего и вернулась к своему меланхолическому созерцанию.
Открылась внутренняя дверь, и вошла секретарша с длинным носом. Секретарша обратилась к Мегрэ. Голос ее был сух, взгляд — суров. Похоже, это была одна из тех дурнушек, что не знают ни молодости, ни любви и винят в этом весь свет.
— Что вам угодно?
— Мне бы хотелось видеть доктора Мелана.
— Для консультации?
— Да.
— Вам назначено?
— Нет.
— Доктор принимает только по предварительной записи.
— На табличке сказано, что доктор принимает с десяти до двенадцати.
— Это старая табличка.
— Вчера ночью у меня безумно разболелся зуб. Аспирин не помогает…
— Вы уже были у Мелана?
— Нет.
— Вы живете на этой улице?
— Тоже нет.
— Как же произошло, что вы выбрали именно доктора Мелана?
— Я проходил по улице и увидел табличку…
— Идемте.
Она ввела его в маленький кабинет с белыми стенами. Но белизна их была так же сомнительна, как и все остальное в этом доме. Секретарша села за письменный стол.
— Садитесь… Я не ручаюсь, что доктор сможет принять вас между двумя пациентами, но на всякий случай заполню карточку. Фамилия?
— Мегрэ. Жюль Мегрэ.
— Профессия?
— Служащий.
— Возраст, адрес?
— Пятьдесят два года, бульвар Ришар-Ленуар.
Секретарша оставалась невозмутимой. Правда, голова ее склонилась над карточкой, и он не мог видеть ее глаз.
— Какой зуб вас беспокоит?
— Коренной, справа, точно не знаю какой, кажется, второй.
— Подождите в приемной… Я вам ничего не гарантирую… Если торопитесь, советую пойти поискать другого дантиста…
— Я подожду…
Окно приемной выходило в сад. У высокой стены напротив окна Мегрэ увидел обветшалую оранжерею, садовые инструменты, неухоженные цветники.
За садом высился шести— или семиэтажный дом.
Это была задняя сторона дома, и у нескольких окон на веревках сушилось белье.
Мегрэ сел на стул, нащупал в кармане трубку. Если бы перед ним не сидела молодая женщина с печальными глазами, он, возможно, и закурил бы.
Тик-так. Тик-так. Это тикали часы черного мрамора. Они показывали двадцать минут одиннадцатого.
Мегрэ задал себе вопрос: будет ли он еще сидеть в этой комнате, когда часы покажут двенадцать?
Он пытался ни о чем не думать, не строить никаких гипотез, сохранять ясность мысли. Чтобы как-то заполнить время, он начал фиксировать малейшие детали: зеркало над камином, на котором мухи в течение многих лет оставляли маленькие коричневые следы, каминная решетка Второй империи, стулья разных стилей.
Можно было догадаться, что в этом доме нет хозяйки, нет детей.
Третья дверь в приемной была обита войлоком, как в конторах некоторых старых нотариусов и кое-где в учреждениях. Ни один звук не проникал из-за двери.
Впрочем, тишина была во всем доме. Снаружи стояла жара. Здесь царила прохлада.
— Доктор просит извинить его, мадемуазель… Он примет вас через несколько минут…
Это была секретарша. Молодая пациентка ответила ей покорным взглядом.
— Пройдите, пожалуйста, за мной, господин Мегрэ…
Она открыла обитую войлоком дверь, затем еще одну, окрашенную в серый цвет. Они внезапно попали из полутемной приемной в залитый солнцем кабинет врача. Человек в белом халате сидел перед бюро эпохи Луи-Филиппа и держал в руках карточку комиссара.
Секретарша исчезла. Франсуа Мелан, не торопясь, прочел всю карточку до конца, в то время как Мегрэ сделал два-три шага вперед.
— Садитесь…
После разговора с Марселем Лендри Мегрэ видел доктора Мелана в своем воображении совсем не таким.
Его еще меньше, чем дядю Николь, можно было представить танцующим в клубе «Сто ключей».
У Мелана были рыжие волосы. Огненно-рыжие. Он был из тех рыжих, которых в детстве товарищи дразнят морковкой. Доктор поднял голову, и Мегрэ увидел стекла очков без оправы, за которыми светились ясные голубые глаза.
Мелан выглядел очень молодо.
— Зубная боль возникла внезапно?
Он ничем не выдал, что знает Мегрэ. Его глаза не выражали любопытства.
— Да, вчера вечером, в тот момент, когда я ложился спать…
— Этот зуб беспокоил вас и раньше?
— Нет. У меня в общем-то хорошие зубы.
— Сейчас посмотрим…
Он поднялся, и Мегрэ сделал еще одно открытие:
Мелан был огромного роста, почти на голову выше его.
Халат на нем — не намного чище, чем на его секретарше, — достигал только колен и открывал брюки, которые нуждались в утюжке.
Посреди комнаты стояло зубоврачебное кресло, и над ним, как обычно, находилась большая круглая лампа в форме диска. Между креслом и окном — узкий столик с аккуратно разложенными инструментами.
Немного поколебавшись, Мегрэ уселся в кресло.
Повязав салфетку вокруг шеи пациента, доктор нажал ногой на педаль и немного приподнял кресло.
— Откиньте голову… Так, хорошо… Откройте рот…
Здесь тишина была не такой полной, как в других комнатах этого дома. Окна кабинета выходили на улицу. Оттуда доносились разные шумы: и неясный гул голосов, и более резкие звуки.
Мелан с невозмутимым видом подержал секунду маленькое зеркальце над пламенем…
— Откройте шире рот, пожалуйста…
Когда Мелан нагнулся, Мегрэ увидел его лицо совсем близко, как бы через увеличительное стекло. У доктора, как у большинства рыжих, была розоватая кожа, пористая, немного веснушчатая.
Мелан не разговаривал. С тех пор как комиссар вошел в кабинет, он произнес минимум слов. И когда он распрямил свое большое тело, то сделал это как-то застенчиво и неловко.
С помощью остроконечного инструмента доктор прикоснулся к поверхности коренных зубов.
— Вы чувствуете что-нибудь?
— Нет… — попытался ответить Мегрэ с открытым ртом.
— А теперь?
— Нет.
— А здесь?
Мегрэ, конечно, ничего не чувствовал. У него никогда не болели зубы. Врач взял другой инструмент в форме маленького молоточка.
— Я вам делаю больно?
— Это неприятно…
— Но не острая боль?..
Почему-то вдруг комиссар решил, что ни в коем случае не разрешит доктору сделать себе укол. Его охватил страх. Какой-то смутный, неопределенный страх.
Он полулежал с запрокинутой головой, с открытым ртом в кресле, где чувствовал себя почти пленником.
Почему он проник в этот дом? Потому что искал человека, напавшего на него с изощренной жестокостью. Человека, который из чувства ненависти к нему или из желания избавиться от него сделал попытку его опорочить. Человек тот составил сложный план и выполнил его досконально, использовав в качестве инструмента молодую девушку из хорошей семьи. Почему, собственно, говорят «хорошая семья»? Потому что другие семьи плохие?
Если он находился здесь, следовательно, у него были, пусть и не очень основательные причины подозревать стоматолога с рыжими волосами.
Комиссар ничего не мог прочесть в голубых глазах, увеличенных стеклами очков. Черты лица Мелана были спокойны.
«Каждый человек способен стать убийцей, если у него на это есть достаточная побудительная причина».
Мегрэ как-то произнес эту фразу в ответ на вопрос Пардона или какого-то журналиста.
Кто-то хотел опозорить, опорочить его имя, чтобы он вынужден был уйти со своего поста. Предположим, это Мелан… Но если у Мелана были достаточные причины, чтобы придумать всю эту сложную махинацию, которую разыграла Николь, что помешает ему попытаться избавиться от комиссара и другим способом?
— Прополощите рот.
