Виктор Каннинг - Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов (сборник)
– Да, должен признать, подобная мысль закрадывалась мне в голову.
Грандисон улыбнулся:
– Молитва и удача – вот две лошадки, на которых всегда нужно делать ставки. Я молился, а удача улыбнулась тебе. Каждому досталось свое – это справедливо. И мы закончим таким же образом. – Он достал из кармана монету, подбросил ее и прижал к тыльной стороне ладони. – Орел – и ты берешь на себя женщину. Решка – и тебе достается мужчина. Согласен?
Буш кивнул. Грандисон показал ему монету.
– Решка. Что ж, фортуна на твоей стороне. Ты же хотел лично покарать его?
Воскресное утро. Первое воскресенье апреля, шестое воскресенье Великого поста, Вербное воскресенье. Похожие на одуванчики облака обсыпали небесную синеву, боярышник покрылся мелкими зелеными листочками, ветер колыхал распустившиеся нарциссы. А Джордж весело насвистывал, наполняя лотки своего птичника свежим кормом и наливая в миски воду. Альберт уселся неподалеку и наблюдал за ним. Джордж пребывал в превосходном настроении. Рано утром одна мамаша из городка привела к нему сына – крупного и сильного подростка шестнадцати лет, добродушного и аккуратного, выразившего желание работать на Джорджа. Царапину на борту микроавтобуса ему обещали устранить всего за пару фунтов, а в понедельник предстояло взяться за выполнение первого заказа. Все шло как по накатанному. На сей раз ему будет сопутствовать успех. «Солнечные сады Ламли». Он не замкнется в пределах своего городка. Станет много путешествовать.
Воскресное утро в Рид-Корте. Солнечные лучи сквозь окна проникали в комнату для завтрака, заставляя сверкать столовое серебро, согревая холод белоснежной дамастовой скатерти на столе. Но мисс Рейнберд чувствовала себя отвратительно, потому что плохо спала. Так было уже две ночи подряд, сколько бы хереса она ни выпила вечером. Мисс Рейнберд видела сны, но, проснувшись, ничего не могла вспомнить. После каждого раннего пробуждения долго лежала в постели не в силах избавиться от мыслей об Эдварде Шебридже, о неслыханной дерзости и оскорбительной наглости, с которыми он отверг семью Рейнберд. Кто-то обязан преподнести ему урок хороших манер. Да кем он себя возомнил, в конце-то концов? Незаконнорожденный ребенок, появившийся на свет из-за глупости Гарриэт и воспитанный мерзким шофером, приятелем Шолто. И такой человек присылает ей сообщение, что она может идти куда подальше со своим положением в обществе, огромным богатством, Рид-Кортом и со всем остальным, составлявшим славу семьи Рейнберд на протяжении многих столетий! Ему, видите ли, ничего от нее не нужно. Незаконнорожденный сын ирландского авантюриста и ее бесхарактерной сестры! Ее гордость была глубоко уязвлена, она не могла простить унижения. Мисс Рейнберд не из тех женщин, которые легко проглатывают любую обиду. Именно за ней останется последнее слово. Она поедет к нему, встретится лицом к лицу и поставит хама на место. Скажет ему, что мадам Бланш ввела его в заблуждение, действуя без всякой санкции с ее стороны. Лично мисс Рейнберд отнюдь не собиралась делать ему какие-либо предложения, а у него самого нет ни малейших оснований ни на что претендовать там, где речь идет об имуществе или финансах ее семьи.
Мисс Рейнберд звонком вызвала Ситона и сообщила, что через полчаса ей понадобится автомобиль. Мистер Шебридж мог передавать свои оскорбления через посредников, но она прибегать к подобным услугам не намерена. Если для восстановления душевного равновесия требовалось пройти через какую-то неприятную процедуру, порядочный человек обязан был сделать это сам. Жизнь давно научила ее правильному поведению в такого рода случаях.
Воскресное утро, и всего десять минут до утренней молитвы в часовне, которую Мартин Шебридж собирался пропустить, невзирая на возможные последствия. Плевать на любые неприятности. Молитва – невыносимая скучища, а он хотел прогуляться до фермы, где держал теперь своих хорьков. Несколько дней назад Мартин Шебридж купил у местного егеря самку черного лесного хорька и желал проверить ее в деле, пустив вдоль живой изгороди на ферме. В это время там развелось множество маленьких зайцев. Его, конечно, потом накажут, но наказаний он не страшился. Если тебе хватало ума избежать порки, ты так и поступал, а Мартин изрядно наловчился в этом. Но если наказание становилось неизбежным, приходилось принимать его как должное. Через два дня он уже будет дома на каникулах. Там его никто не наказывал. Там его ожидали любовь и понимание.
Мартин Шебридж шел, насвистывая и заложив руки в карманы, светловолосый, прекрасно сложенный, хотя и чуть худощавый, в отца. Пятнадцатилетний подросток, но опытный охотник, от глаз которого ничто не могло укрыться. Он видел, как в отдаленной низине двигаются гуртом овцы, как флиртуют среди кустов вьюрок и лазоревка, а у ворот по дороге в поле заметил в грязи отчетливые треугольники следов заячьих лап. Пока он будет возиться с хорьками, появится шестнадцатилетняя дочь хозяина фермы Мэйбл и встанет неподалеку в ожидании. Что ж, сегодня не ее день. Мартин не собирался терять времени, лаская Мэйбл в стогу сена, сложенном под крышей сарая…
Внезапно он заметил, как с подветренной стороны появилась в небе пустельга и зависла над дальним краем поля. Мартин задержался, наблюдая за птицей. Это был самец. Низко склонив головку, он высматривал что-то на земле под собой. И внезапно Мартину привиделись пологие склоны холмов Мендипа, окружавших Хайлендс-Хаус. Ему нравился их дом, но он знал, что вскоре они переберутся в другое место. Там будет намного лучше, и Мартин заранее готовился полюбить его. И он шел дальше, негромко насвистывая. Жизнь сулила в будущем столько интересного и хорошего! Нужно лишь знать, чего ты хочешь, и самому добиться поставленной цели.
Воскресное утро. Мягкий ветерок задувал с запада, где простиралось море. Шебриджи позволили себе поспать подольше, и Эдвард Шебридж только проснулся. Спальня располагалась в северной части дома, и они всегда спали с открытыми шторами. Даже не поднимая головы с подушки, он видел сквозь кристально чистый воздух длинную извилистую линию холмов, которая затем опускалась ниже и сливалась с равниной, где находился берег моря. Апрель – весна уже повсюду тронула своей теплой рукой землю. Скоро из моря руслами рек начнут подниматься на нерест лососи, а на скалах Крутояра и Плоского бережка станут гнездиться морские птицы. На склонах холмов давно вступили в брачный период чибисы, а сейчас откуда-то издали доносилась даже песня жаворонка. Шебридж лежал, не ощущая в этот момент ничего, кроме полного довольства собой и жизнью, а потом ему вспомнились записи, сделанные архиепископом. Он прочитал их, прежде чем разрешить бывшему заложнику забрать записи с собой. Они представляли собой анализ христианской морали, критику и размышления о религии, причем заинтресовали Шебриджа больше, чем любое богословское сочинение, попадавшееся ему прежде. Но он сразу понял, что записи носили глубоко личный характер и не предназначались для публикации. При других обстоятельствах ему было бы интересно побеседовать со своим пленником на подобные темы. Он почти во всем соглашался с автором, но считал глубоко ошибочной его трактовку человеческой натуры. Миру необходимо вернуться к своим истокам, чтобы обрести добродетели, которые архиепископ ставил превыше всего остального. Адам и Ева покинули райский сад и, не успев пройти полмили, сразу повернули не в ту сторону. Человечество не имело будущего. Оно разрушало само себя. И ничто не способно остановить медленный процесс самоуничтожения. Даже тот маленький рай, который Шебридж собирался устроить для себя, жены и сына, будет сметен однажды, пусть произойдет это во времена его праправнуков… Даже в том, что собирался сотворить он, не заключалось несокрушимой добродетели. Его желания оставались столь же личными и ограниченными, как стремление другого человека стать главой крупной компании, деканом колледжа или церковным иерархом. Но осуществить мечту он обязан. Если даже это невозможно, тогда ему нечего желать в этом мире. Однако алмазы, лежавшие в кожаном мешке на туалетном столике, давали ему такую возможность. Скоро планета превратится в огромную свалку, населенную дикарями-каннибалами. Надо суметь вовремя сбежать от этого и взять с собой людей, которых любишь.
В дверь дома позвонили. Эдвард Шебридж посмотрел на стоявшие рядом с кроватью часы. Четверть двенадцатого. Встав с постели, он накинул халат. Из окна спальни подъездная дорожка не просматривалась. Шебридж вышел на лестничную площадку и выглянул в окно, выходившее на портик. Был виден капот припаркованной машины. Старый, весь забрызганный грязью «форд-капри». Автомобиль не вызвал у Шебриджа подозрений. Он сделал свое дело чисто, безупречно и мог ни о чем не волноваться. Шебридж спустился вниз и открыл дверь.
Двое мужчин стремительно ворвались внутрь, молниеносно подавив его первую реакцию. Они скрутили его по всем правилам, а тот, что был сильнее физически и крупнее, зажал рот Шебриджа ладонью. Его напарник быстро обыскал его. Убедившись, что он не вооружен, здоровяк убрал ладонь с его лица, но только для того, чтобы ухватить за горло. Второй достал из кармана шарф и повязал вокруг рта. Все происходившее было проделано привычными, быстрыми, отработанными движениями.
