Эллен Вуд - Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
— Да, сэр. Но меня не покидает мысль о том, что кое-кто знает об этом деле поболее нашего.
— Кто же?
— Матильда.
— Матильда! — изумленно воскликнул я. — Право же, вы ведь не думаете, что она… что она каким-то образом причастна к столь жестокому и ужасному деянию?
— Нет, нет, сэр, речь не о том. Что бы ни произошло в этом доме, Матильды в это время там не было, да и к тому же они с Джейн были добрыми подругами. И все же думается мне, что она знает или подозревает об этом деле более, чем говорит. Иными словами, она покрывает кого-то.
Мне это показалось невероятным.
— Почему вы так думаете?
— Из-за ее поведения, сэр. Вот послушайте. В среду, на прошлой неделе, я привез молоко в тот высокий дом, что сразу за Сиборд-террас. Семья, снимавшая этот дом, собиралась съезжать, и мне было велено вечером прийти за расчетом. Ну, я и пришел. Продержали меня там довольно долго, так что, когда я возвращался обратно, уже порядком стемнело. Я как раз проходил мимо черного хода дома номер семь, как вдруг дверь внезапно распахнулась, и на пороге показался мужчина, который о чем-то перешептывался с одной из девушек. Та плакала — до меня доносились ее рыдания. Тут мужчина поцеловал ее и вышел, и дверь за ним тотчас же захлопнулась. Выглядел он подозрительно, да и одет был в обноски. Он быстро скрылся из виду, и поскольку у него была черная борода, а шляпа надвинута до самых глаз, лица его я не разглядел.
— А с кем он говорил, с Джейн или Матильдой?
— Не знаю, сэр. На следующий день я попытался было расспросить их, но они обе заявили, что в тот день к ним никто не заходил, кроме часовщика, мистера Реннинсона, — он приходит по средам завести часы — и что я, скорее всего, его и видел, поскольку в тот день он припозднился. Я прекратил расспросы, так как меня это не касалось, но тот человек, которого я видел, был кем угодно, но уж точно не мистером Реннинсоном.
— И вы полагаете…
— Позвольте, сэр, это еще не все, — прервал он меня. — В прошлое воскресенье я возвращался домой со службы и обнаружил, что позабыл в церкви молитвенник. Мне было жаль потерять его, поскольку ранее он принадлежал моему отцу, поэтому я повернул обратно. Однако церковь была уже закрыта, так что я не смог войти. Выдался чудесный вечер, и я прошелся немного по кладбищу. Там, как вам известно, в самом углу, недалеко от могилы мистера Эдмунда Пихерна, двумя днями ранее похоронили бедняжку Джейн Кросс. Так вот, на этом самом месте я наткнулся на Матильду Валентайн. Она являла собой воплощение величайшей скорби, по щекам ее струились слезы. Завидев меня, она поспешила их утереть, и обратно мы пошли вместе. Само собой, разговор у нас зашел о Джейн Кросс и ее гибели. «Я сделаю все, что в моих силах, чтобы пролить свет на эту тайну, — сказал я Матильде, — иначе люди так и будут всю жизнь подозревать меня». Я решил, что прежде всего нужно выяснить, кто же заходил к ним в прошлую среду. И что же, сэр, вместо того чтобы, как подобает доброй христианке и разумному человеку, дать мне хоть какой-нибудь ответ, Матильда, издав вопль ужаса, опрометью мчится прочь. Я не мог понять, в чем дело, и тут в мою голову закралось подозрение, хоть и без видимых на то оснований, что Матильда знает о том, кто учинил это злодеяние, и покрывает его или же, по меньшей мере, подозревает кого-то. И я по-прежнему так думаю, сэр.
Я покачал головой, не видя причин соглашаться с Оуэном. Он продолжил:
— На следующее утро, около десяти, я был в лавке и как раз наливал в бидон заказанную пинту сливок, когда вошла Матильда, с видом сдержанным и невозмутимым. Она сказала, что в тот вечер я видел ее брата. Он попал в беду, став поручителем своего товарища, продал все свое имущество, включая рабочие инструменты, и прошел пешком все тридцать миль до ее дома, чтобы просить ее помощи. Она отдала ему все свои скромные сбережения, и Джейн Кросс добавила к этому еще десять шиллингов. Он добрался до Солтуотера только к вечеру, отужинал с ними и отправился обратно. Я проходил мимо как раз в тот момент, когда Матильда провожала его. Меня она не видела, поскольку ее глаза застилали слезы, а сердце разрывалось. Это истинная правда, заявила она, и брат никак не причастен к гибели Джейн: он покинул Солтуотер тем же вечером.
— И что же? Разве вы ей не верите?
— Нет, сэр, — не раздумывая, ответил Оуэн. — Не верю. Будь это правдой, с чего бы ей тогда в страхе убегать от меня тогда, на кладбище, да еще и с криком?
Я не нашел, что ответить. Слова Оуэна заставили меня призадуматься.
— Я не знаю, которую из девушек я видел той ночью, но у меня создалось впечатление, что это была Джейн Кросс. Джейн Кросс, а не Матильда! А если так, то зачем ей сочинять все эти небылицы про брата и говорить, что я видел ее?
— И для чего же? Оуэн покачал головой.
— Всякие мысли приходят в голову. Порой я думаю, что это был дружок Джейн и что, быть может, он снова приходил в понедельник вечером и в ссоре убил ее, а Матильда держит язык за зубами, потому что это ее брат. Но что бы там ни было, поведение Матильды убеждает меня в одном: она что-то скрывает и напугана до полусмерти… Слышал я, что вы покидаете Солтуотер, — добавил юноша уже другим тоном, — и я рад, что мне удалось поговорить с вами об этом. Мне не хотелось бы, чтобы вы сомневались во мне. Я раскрою эту тайну, если сумею.
Поклонившись, он отправился дальше, оставив меня в полнейшем смятении.
Действительно ли все так, как предполагает Оуэн? Или же он намеренно пытается подать факты в ином свете, дабы таким образом искусно отвести подозрения от себя? Что ж, хороший вопрос, на который не так-то легко найти ответ. Но, возвращаясь мыслями к тому роковому вечеру, взвесив и обдумав все сказанное, я начал понимать, что Матильда выказывала гораздо больше ужаса и волнения, чем должна была бы, еще не зная о случившемся. Не предвидела ли она, стоя у двери с кувшином эля в руках, что свершилось что-то недоброе? Не остался ли кто-нибудь в доме с Джейн Кросс, когда Матильда пошла в «Лебедь» за элем? Был ли это ее брат? Не остался ли тогда в доме Оуэн, которого она теперь покрывает?
— Матильда! Ты ли это?!
Осенью, более года спустя, я приехал погостить к мисс Дивин в Лондон. Мой вопрос был вызван не появлением Матильды, которая принесла мне горячей воды — умыться с дороги, а произошедшей с ней переменой. Вместо здоровой и довольно привлекательной девушки, которую я знал в Солтуотере, передо мной предстала изможденная тень с тревожным взглядом и лихорадочным огнем в диких темных глазах.
— Ты болела, Матильда?
— Нет, сэр, совсем нет. Я вполне здорова.
— Ты так исхудала!
— Это все лондонский воздух, сэр. Недолго исхудать, коли живешь здесь.
Вежливый и почтительный, но слишком уклончивый Ответ. Девушка изменилась, и довольно сильно. Быть может, она горевала по Джейн Кросс? А может статься, знание того, что произошло на самом деле (если только Матильда о том знала), было для нее слишком тяжким бременем?
— Довольны ли вы Матильдой? — спросил я мисс Дивин чуть позже, когда мы остались с ней наедине.
— Очень довольна, Джонни. Но она собирается брать расчет.
— Неужели? Почему?
Но мисс Дивин только кивнула, отвечая на мой первый вопрос и опуская второй. Мне показалось, что она не желала на него отвечать.
— Она так сильно переменилась!
— Каким же образом, Джонни?
— Во взгляде, в манерах. От нее только тень осталась! Можно подумать, она полгода пролежала в горячке! А что за странный огонь в ее глазах!
— У меня всегда было впечатление, что ее гнетет тяжкая забота. Вне всякого сомнения, ей многое пришлось пережить. Я слышала, слуги судачат о том, что она «помешалась от любви», — с улыбкой добавила мисс Дивин.
— Она стала тоньше, чем мисс Каттлдон!
— А это уж, как ты понимаешь, никуда не годится. И думается мне, тебе это не по нраву, Джонни! Кстати, сама мисс Каттлдон в последнее время довольна строга к Матильде — зовет ее бешеной.
— Бешеной? С чего бы вдруг?
— Что же, я тебе расскажу. Впрочем, это все не более чем домашние пустяки, ты и слушать, наверное, не захочешь. Стоит начать с того, что Матильда так и не сошлась с остальными слугами и этим настроила их против себя. Они начали ее поддразнивать, разыгрывать, и все в таком духе. Но ты же понимаешь, Джонни, что о делах слуг я не имею ни малейшего понятия — подобные вещи меня редко касаются. Враждебнее всех к Матильде относилась моя кухарка Холл, впрочем, думаю, неприязнь была обоюдной. Меланхолический вид девушки — а временами она кажется совершенно подавленной — побудил остальных думать, что причиной тому некая любовная история, в которой кавалер повел себя не самым достойным образом. По этому поводу слуги то и дело подшучивали над Матильдой, что ее, несомненно, огорчало, однако она редко отвечала на их шутки, предпочитая укрываться в своей комнате.
