Николай Шпанов - Искатели истины
— Вы хотите дать сведения в газеты? — спросил Кручинин.
На миг шеф смутился, но тут же, оправившись, ответил:
— Я думаю, не будет вреда, если хотя бы в одной газете будет опубликован отчет об этом деле?
— Это будет, конечно, ваша газета? — с усмешкой спросил Кручинин.
— О, конечно! — оживился шеф. — Где же еще сумеют дать этот материал с таким тактом, как у меня. И к тому же наша партия не должна терять преимущество, которое мне дает положение начальника полиции. Итак, покойной ночи, мне пора за дело. Да, да, теперь за дело!
— Ну, что же, спать так спать, — отозвался Кручинин, — Позвольте поблагодарить вас за… развлечение и… спать, спать!
Распрощавшись с полицейскими, друзья отправились к себе вместе с Уго Вельманом, который, как оказалось, жил в том же отеле.
Однако Грачику, видимо, так и не было суждено в эту новогоднюю ночь сомкнуть глаза. Едва друзья переступили порог своего мера, как всю сонливость Кручинина он как рукой. Он тотчас разложил на столе план города и, отыскав на нем какой-то пункт, спросил Грачика:
— Ты способен раз в жизни не перепутать то, что я тебя попрошу сделать?
С развязанным было галстуком в руках Грачик неохотно подошел к столу.
— Вот здесь, — Кручинин показал точку я плане, — расположен штаб Третьего отряд гражданской обороны. Этот отряд сформирован из рабочих именно того предместья, где расположена электростанция. Ты должен не медленно отправиться в штаб отряда, найти его командира и сказать, что его долг — оцепить станцию, не пропускать в нее ни одного человека, какими бы пропусками и мандатами он ни был снабжен. Пусть даже это будет сам начальник полиции. Иначе может произойти большое несчастье.
— Вы все-таки настаиваете на том, что…
Не дав себе труда выслушать, Кручинин продолжал:
— Дело командира — решить так или иначе. Мы даем ему только дружеский совет. Понятно? Кроме того, ты попросишь у него двух, нет, двух мало, — четырех рабочих, вооруженных пистолетами. Этих рабочих ты приведешь сюда.
— К нам в отель?
— Пусть они остаются снаружи и ждут моего сигнала.
— Все это очень хорошо, — возразил Грачик, — но с какой стати командир этого рабочего отряда станет меня слушать? Скажите, пожалуйста, чего ради этот командир станет выполнять приказания какого-то неизвестного ему армянина? Вы говорите невозможные вещи! — Грачик действительно был не только удивлен, но и раздосадован несвойственным его другу легкомыслием. — Понимаете ли, в какие отношения вы, случайно очутившийся в гуще этого дела советский человек, ставите себя к местной полиции?
Кручинин отмахнулся от приятеля, как от назойливой мухи. Это значило, что тот напрасно теряет время, пытаясь его переубедить.
Грачику оставалось исполнить приказание, хотя оно и казалось ему необдуманным.
— Извините, пожалуйста, джан… — нерешительно сказал он напоследок, — просто не знаю, как явиться к командиру отряда.
— Скажи ему, что ты русский. Понимаешь: русский! Если нужно будет, покажи советский паспорт. Уверен: этого будет достаточно. Остальное — дело рабочей совести Вачека.
— Какого Вачека?
— Командира отряда.
— Вы знаете его?
— Послушай! — В голосе Кручинина прозвучало раздражение. — Сделай милость, не теряй времени. Через час ты должен быть здесь.
Это было сказано так, что через час Грачик, исполнив все, что было приказано, входил обратно в маленький холл гостиницы. Часы против входа как раз били пять.
К его удивлению, он увидел Кручинина сидящим в этом холле. Его друг устроился с ногами в глубоком кресле. Расписание поездов и карта были у него в руках. Можно было подумать, что изучение этого расписания — самое спешное и важное дело. Шутка ли: заняться им в пять часов утра!
Грачик понял, что лечь в постель ему так у не удастся. По-видимому, предстоял отъезд с первым утренним поездом. Куда? Это ведает один Кручинин. Так или иначе, Грачику, видимо, придется отсыпаться в вагоне!
Кручинин молча указал ему на кресло рядом с собой, не считая нужным посвятить его в цель своих поисков.
Грачик сел и стал терпеливо ждать. Его клонило ко сну. Напротив них за конторкой клевал носом портье. Это действовало еще более усыпляюще, и Грачик не заметил, как задремал.
Его разбудил осторожный толчок. Грачик исподлобья взглянул на Кручинина, но тот продолжал по-прежнему сосредоточенно копаться в расписании. Осторожно оглядевшись, Грачик понял причину неожиданной побудки: через холл в белом купальном халате, с мокрым мохнатым полотенцем через плечо шел Уго Вельман. Его фигура, перехваченная в талии ярко-синим шнуром пояса, производила теперь более стройное впечатление. Растрепанные белокурые волосы придавали его лицу менее отталкивающее выражение, чем прилизанный пробор, с которым друзья увидели его в первый раз. Атлет по-приятельски кивнул им и, расставив ноги, остановился перед Кручининым.
— Собираетесь ехать?
— Да, — ответил Кручинин, — не могу вот только выбрать куда.
— Отправляйтесь в горы. Лучшее время. Если будете в Зоннекене, встретимся.
— Вы собираетесь туда?
— Да, не позже нынешнего утра. Лыжный сезон в самом разгаре. Придется, конечно приехать на похороны, но это не помешает традиционной гонке. Приезжайте!
— Благодарю. Вероятно, мы так и сделаем. Как ты думаешь? — обернулся к другу Кручинин.
Но так как Грачик впервые слышал о том, что они собираются в Зоннекен и в данное время меньше всего интересовался лыжными гонками, то так и остался с открытым от удивления ртом, ничего не ответив. А молодой Вельман, кивнув головой на прощанье, исчез на полутемной лестнице в бельэтаж, где были расположены жилые комнаты.
По взгляду, которым проводил исчезнувшего атлета Кручинин, Грачик понял что это и был тот, кого он здесь караулил. Он с облегчением потянулся, решив, что наступил конец их бдению и они смогут, наконец, отправиться по постелям. Однако и тут его ожиданиям не было суждено сбыться. Кручинин казался по-прежнему увлеченным изучением географии страны. Грачику оставалось только поудобнее устроиться в кресле, чтобы, не теряя времени, последовать примеру портье, храпевшему за конторкой. Однако лишь только он сомкнул глаза, Кручинин принялся шуршать картой. Он ее бережно складывал. Неторопливость, с которой он это делал, могла возмутить и менее темпераментного человека, чем Грачик. Как будто часы не показывали половину шестого утра?! Наконец, карта была сложена, и Кручинин, видимо, готовился вернуть ее вместе с расписанием поездов портье, когда на лестнице послышались поспешные шаги, и растрепанная со сна горничная трагическим шепотом возвестила:
— О, боже мой, там кто-то стонет!..
Ноги у нее подкашивались от страха, когда, следуя за Кручининым, она бежала к комнате, откуда услышала стон. Это была комната Уго Вельмана. Контрольным ключом горничной Кручинин отворил дверь, и все трое вошли в комнату. Она была погружена в темноту. Поворот выключателя — и неожиданное зрелище предстало взорам вошедших: на полулежало распластанное тело атлета. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что Уго Вельман в таком состоянии не сможет произнести ни слова. Возле его головы на полу темнела лужица крови. В следующее мгновение вошедшие услышали слабый стон, доносившийся из-за ширмы, загораживавшей постель. За ней они нашли привязанную к стулу, стоящему у изголовья кровати, Элу Крон. Рот ее был за кнут туго скрученным платком, глаза завязаны. Она делала напрасные попытки сбросить путы.
Одним движением Кручинин выдернул кляп, и девушка поспешно проговорила:
— Я пришла сюда около часа назад…
— Это верно, я вас видел… — вставил Кручинин.
— Да, вы сидели в холле и делали вид будто изучаете карту.
— Я действительно изучал ее.
— Сейчас это не имеет значения, — с досадой ответила она, — у меня было назначено свидание с Уго. Его не было в комнате…
— Да, в это время он был в ванной.
— Как только я переступила порог, кто-то схватил меня сзади, повалил, связал и, завязав мне глаза, привязал к этому стулу. Прошло ужасно много времени. Я слышала, как к комнате приближался Уго. Я не могла не узнать его шагов и хотела кричать, предупредить его об опасности, но ничего не могла сделать. Над моим ухом снова прозвучал угрожающий шепот того, кто связал меня и чьего лица я даже не видела. Уго вошел. Я слышала, как они боролись. И вот… — Она умолкла и расширенными от ужаса глазами глядела лежащего без движения атлета.
Чтобы передать ее рассказ, потребовалось бы, несомненно, больше времени, чем то, какое потратила она сама. Так стремительно она выбрасывала слова. С того момента, как она произнесла первую фразу, прошло не больше минуты. Кручинин спросил ее:
