Эллери Куин - Последний удар
— Явная самоделка. Джон, давай посмотрим последнее. Что там сказано — верблюд?
Это и был маленький двугорбый верблюд.
— Тяжелый. — Эллери подумал, что верблюд сделан из какого-то сплава олова, как раньше делали солдатиков. Фигурка была покрыта черной и белой эмалью. Как и на домике, никаких указаний на место изготовления или изготовителя не было.
— По-моему, средиземноморский, — сказала Расти.
— Точнее, азиатский, — возразил Эллери. — Двугорбый верблюд — бактрийский, а не аравийский. Но, по-моему, не имеет никакого значения, откуда эти вещи. Хотя кое-кто, конечно, очень постарался — непонятно только, зачем. Интересно, если мы сопоставим эти три предмета, то какой, по замыслу автора, должен получиться вывод?
— Безумие, — тут же сказал доктор Дарк.
— Вряд ли, доктор, хотя предположение ваше и соблазнительно. Стихи скорее свидетельствуют о здравом рассудке. Кстати, никто этих предметов раньше не видел?
Все дружно покачали головами.
— Совершенно ничего не понимаю, — сердито сказал Джон.
— А я понимаю! — воскликнула Оливетт Браун. — Здесь явное влияние духов. Мне еще не все ясно, но верблюд… в Индии ни одно привидение не переступит порога дома, если под порогом зарыты кости верблюда… Да, и дом есть — и еще, разве на этом воле не написано, что он сделан в Индии?
— Это, пожалуй, немного замысловато, миссис Браун, — вполголоса заметил Эллери. — Постойте… Из трех предметов два — это животные, третье — дом. Связи, похоже, нет, если только дом этот — не зверинец, а это заведомо не так. Материал разный: вол из дерева, дом — из дерева, фальшивого кирпича и шифера, верблюд — из металла, покрытого эмалью. Размеры не совпадают: вол больше верблюда, а дом — и вовсе в ином масштабе. Цвета? Коричневый, красный, черный, белый, серый и снова белый.
— Чувство такое, будто снова перечитываешь «Загадку цилиндра», — сказал издатель Фримен. — Продолжайте.
— Некуда продолжать, мистер Фримен. Не могу в этих предметах усмотреть ничего общего, помимо того непреложного факта, что они были подарены Джону неизвестным лицом по нераскрытым причинам. Джон, тебе на ум ничего не приходит?
— Нет, черт возьми! — сказал Джон. — Только чувствую, что во всем этом есть какая-то гнусность. А почему — не знаю.
— Скорее всего кто-то так развлекается, — сказала Расти, взяв Джона за руку. — Не будь таким мрачным, милый.
— Вол! — воскликнула ее мать. — Одно из обозначений Тельца. Кто из нас Телец? Да это же вы, мистер Крейг!
Бородатый хозяин с грустью сказал:
— Да, конечно, вы правы, миссис Браун. Но позвольте заверить вас…
— Мама, не говори глупостей! — резко сказала Расти.
— Но, дорогая, он же Телец.
— Эллери, — сказала Эллен, — может быть, отгадка в тексте?
— Если это так, то я ее не вижу. Очевидно, наш рифмоплет использовал старинный английский гимн… как его?.. — Он постоял, вспоминая, потом пробормотал: — Черт меня дважды побери, конечно же, «Двенадцати святочных деньков». — Видя недоумевающие взгляды присутствующих, он пояснил: — Я уже говорил Эллен о том, как во всей этой истории странным образом повторяется число «двенадцать». Нас двенадцать, собрались мы на праздник, именуемый «Двенадцать святочных деньков», и все двенадцать человек случайно, а может быть и не случайно, представляют двенадцать знаков зодиака. Теперь же появляются эти подарки, а в виршах, их сопровождающих, пародируется старинный рождественский гимн, который так и называется — «Двенадцать святочных деньков»! Помните, как там поется: «В первый святочный денек / Мне прислал мой голубок / Куропаточку на грушевой ветке. / Во второй святочный денек / Мне прислал мой голубок / Двух горлинок нежных / И куропаточку на грушевой ветке». И так далее. На третий день прибавляется «Трех курочек белоснежных» и повторяется про горлинок и куропатку на грушевой ветке. На четвертый день добавляются «четыре певчие птички». Так оно и идет — за каждым новым подарком повторяются все предыдущие, пока на двенадцатый день все это не заканчивается на «двенадцати барабанщиках, бьющих в барабаны».
— Очаровательно, — сказал кто-то. — И что из этого следует?
Эллери не нужно было оборачиваться, чтобы узнать этот голос.
— Не знаю, Мариус. Но что-то здесь явно только начинается. Вряд ли этот рождественский гимн взяли бы за образец для этой игры в фанты, если бы не собирались действовать по той же схеме.
— «О радостный, счастливый день!» — сказал Джон. — Или как?
— И этого не знаю. Да только вряд ли автором двигало желание доставить радость. Боюсь, Джон, что хоть и выглядит это как дурачество, падо отнестись к этому всерьез. Обычно люди не идут на такие ухищрения просто ради шутки. Или если это все же шутка, то совершенно непонятно, в чем же соль. И это внушает опасения.
Все помолчали. Их охватила какая-то беспомощность — никто не знал, смеяться ли надо или тревожиться.
Эллери постучал по белой карточке.
— Единственный modus operandi[Способ действия (лат.).], который я могу предложить, — исследовать этот пародийный текст, обращая внимание на расхождения с оригиналом. Кстати, слова «вол», «дом» и «верблюд» напечатаны вразрядку. Полагаю, что это следует считать попыткой как-то их выделить, привлечь особое внимание именно к предметам.
— Теперь о различиях с исходным текстом. Они начинаются сразу же. В первой строке гимна поется: «В первый святочный денек». На карточке же — «В первый Святок вечерок». Во второй строчке тоже есть различия. В гимне поется: «Мне прислал мой голубок»; в записке же говорится: «Шлю тебе, мой голубок», то есть имеется в виду конкретно Джон. В третьей строчке «куропаточка на грушевой ветке» непонятно зачем превращается в «вола из древа сандала», а далее сочинитель безвозмездно присовокупляет еще два предмета, которые отсутствуют в оригинале, даже в арифметическом смысле: «недостроенный дом» и «верблюда почти что из стали». — Эллери неожиданно добавил: — Может, мои рассуждения и покажутся глупыми, но то, что там говорится и как говорится, ничуть не умнее на первый взгляд всего того, что могу сказать я. И все же кто-то не поленился раздобыть или сделать все эти предметы, завернуть их, сочинить стишки, сложить все это дело в коробочку, а потом отсидеться в каком-нибудь укромном местечке в этом доме, который похож на лабиринт, улучить момент, незаметно проскользнуть вниз и подложить подарочек под елку. Если учесть, что пятнадцать человек — двенадцать и еще три человека прислуги — все это время передвигались по первому этажу совершенно непредсказуемо, этот его поход к елке был чрезвычайно рискованным — если он, конечно, хотел остаться незамеченным или, по крайней мере, незамеченным по правилам избранного им варианта игры в «кошки-мышки». Нет, бессмысленность здесь только поверхностная… А это еще что такое?
Произнося свой монолог, Эллери незаметно для себя перевернул карточку. Теперь же он, нахмуря брови, смотрел на какие-то каракули на ней.
Все сгрудились вокруг него, являя собой некое уменьшенное подобие «смятенной толпы». Даже у миссис Браун, несмотря на все ее связи в мире теней, сквозь румяна проступила зелень в лице.
Пометки были сделаны карандашом:
— Здесь есть слово «вол», — тихо произнес Фримен. — Это ясно, как совесть издателя. Но будь я проклят — извините, мистер Гардинер, — если могу разобрать все прочее.
— Ничего, ничего, мистер Фримен, — отозвался старый священнослужитель, сделав пальцами приличествующий сану и случаю жест. — Вероятно, я более чем кто-либо из присутствующих знаю толк в проклятиях. А ведь это все очень любопытно.
— А вот эти две закорючки внизу, — сосредоточенно произнес доктор Дарк. — Они как два горба. Два верблюжьих горба!
— А рисунок в центре? — пробормотал мистер Гардинер. — Мне что-то кажется, мистер Куин, что он вполне может обозначать домик с недостающим окном внизу и коньком крыши наверху.
Эллери кивнул.
— Да, рисунки несомненно относятся к трем подаркам в коробке: верблюд только начат, как будто рисовальщика либо прервали, либо он по какой-то другой причине не закончил рисунок. — Он покачал головой. — Боюсь, что ничего больше прибавить не смогу. Кроме прогноза, что будут еще «подарки» такого типа, вероятно, по коробочке на каждую из двенадцати святочных ночей. А это означает, что к тому ряду дюжин, который у нас уже наметился, прибавляется еще одна. Двенадцать подарков тебе, Джон.
— А ему шиш, кто бы он ни был! — сказал Джон. — Осточертели мне эти глупости. Кто-нибудь хочет по городку прогуляться?
Очевидно, кроме Расти, никто не хотел. Они с Джоном натянули свитера, башлыки и сапоги и вышли из дому. Спустя несколько минут Валентина и Мариус решили, что им тоже не повредит прогулка по снегу: Эллери заметил, как они тихонько проскользнули из дому вслед за Расти с Джоном. Но он был слишком погружен в тайный смысл числа «двенадцать» и не задумался над тайным смыслом человеческих поступков.
