Жорж Сименон - Дело Сен-Фиакра
На часах было уже десять. Мегрэ прикинул, что поезд, которым уехала Мари Васильефф, полчаса назад должен был прибыть на Лионский вокзал.
— Прошу меня извинить. Мы еще увидимся в более удобное время.
— Но…
Теперь комиссар направился в бакалею напротив. Когда он вошел, в лавке зазвонил дверной колокольчик. Ему пришлось прождать минут пятнадцать, пока его соединили с Парижем.
— Вы в самом деле сын бывшего управляющего?
Мегрэ чувствовал себя настолько усталым, словно провел десять расследований кряду. Он был по-настоящему разбит — и морально, и физически.
— Париж на проводе…
— Алло! Это Дисконтный банк?.. С вами говорят из уголовной полиции. Не могли бы вы уточнить одну деталь?.. Был ли сегодня утром предъявлен к оплате чек, подписанный Морисом де Сен-Фиакром?.. Ах так, прямо в девять? А обеспечения, значит, нет?.. Мадемуазель, не разъединяйте… Вы предложили предъявителю чека зайти еще раз?.. Прекрасно! Это мне и нужно было знать… Это была молодая женщина, не так ли?
Четверть часа назад?.. И внесла сорок тысяч франков?..
Благодарю вас. Конечно. Платите по чеку… Нет, нет.
Ничего особенного. Раз деньги были внесены…
Устало вздохнув, Мегрэ вышел из кабинки.
За ночь Морису де Сен-Фиакру удалось раздобыть сорок тысяч франков, и он отправил любовницу в Париж, поручив внести деньги в банк.
Выходя из бакалейной лавки, Мегрэ заметил священника, который вышел из дому с молитвенником в руках и направился в сторону замка.
Тогда Мегрэ заторопился, прибавил шагу, почти пустился бегом; ему нужно было догнать кюре прежде, чем тот войдет в замок.
Он влетел во двор замка, но кюре уже звонил в дверь.
Мегрэ подскочил к дверям — они только что захлопнулись за священником. Комиссар нетерпеливо позвонил, а из коридора доносились шаги, удаляющиеся в сторону библиотеки.
Глава 6
Два лагеря
— Пойду узнаю, может ли граф…
Но комиссар не дал дворецкому договорить. Он зашагал по коридору в сторону библиотеки, а слуга за его спиной лишь покорно вздохнул. Какие уж теперь приличия! Люди входят и выходят, как на проходном дворе. Прямо, конец всему!
Мегрэ чуть постоял, прежде чем распахнуть дверь библиотеки, но из-за дверей не доносилось ни звука.
Поэтому его появление в комнате получилось весьма впечатляющим.
Он постучал, полагая, что в комнате нет никого, кроме графа. И тут же послышался четкий ответ, прозвучавший особенно решительно и твердо в гробовой тишине библиотеки:
— Войдите!
Мегрэ толкнул дверь и по чистой случайности остановился прямо возле отдушины, из которой тянуло теплым воздухом. Прямо перед ним, слегка опираясь рукой на готический стол, стоял граф де Сен-Фиакр и смотрел на комиссара.
Рядом с ним, не отрывая глаз от ковра на полу, в напряженной неподвижности застыл священник. Казалось, он боится шелохнуться, чтобы не выдать себя.
Что делали здесь эти двое оцепеневших в молчании людей? Появись комиссар в разгар патетической сцены, ему не было бы так неуютно, как теперь: в комнате вновь воцарилась мертвая тишина, и каждый шорох, казалось, отдается многократным громовым эхом.
И вновь Мегрэ отметил, насколько утомлен граф де Сен-Фиакр. А вот священник был совершенно ошеломлен и лишь нервно теребил свой молитвенник.
— Простите, если помешал…
Помимо его воли слова эти прозвучали достаточно иронично. Но как можно помешать людям, если они безжизненны и неподвижны, как неодушевленные предметы?
— У меня есть новости из банка.
Граф перевел глаза на священника, и во взгляде его читалось негодование, почти ярость.
Дальнейшие события разворачивались в том же ритме. Собеседники походили на шахматистов, которые молча, прикрыв глаза рукой, подолгу обдумывая очередной ход, а потом, передвинув пешку, вновь застывают в полной неподвижности.
Однако эти двое застыли в оцепенении вовсе не потому, что напряженно обдумывали свои ходы. Мегрэ был убежден, что они мучительно боятся сделать ложный шаг, промахнуться. В поведении игроков было что-то двусмысленное, недоговоренное. Каждый двигал свои фигуры словно бы нехотя, с готовностью в любую минуту взять ход обратно.
— Я пришел узнать, каковы будут распоряжения насчет похорон, — счел должным сообщить священник.
Неправда! Неверный ход! Настолько неверный, что граф де Сен-Фиакр невольно улыбнулся.
— Я так и думал, что вы позвоните в банк, — проговорил он. — И теперь готов сознаться, зачем затеял все это: мне нужно было отделаться от Мари Васильефф, а она никак не хотела уезжать. Тогда я внушил ей, что это дело первостепенной важности.
Теперь Мегрэ прочел тревогу и неодобрение в глазах священника.
«Несчастный, — по-видимому, думал кюре, — он совсем заврался. И попался в ловушку. Все, проиграл».
И снова тишина. Слышно было, как чиркнула спичка, и вот уже комиссар спрашивает, попыхивая трубкой:
— Значит, Готье раздобыл деньги?
Секундное замешательство.
— Нет, комиссар. Я вам сейчас объясню…
Граф казался совершенно спокойным, а вот священник был настолько потрясен, что на лице его отразилась мучительная внутренняя борьба. Он побледнел. У губ его залегла горькая складка. Видно было, что он с трудом сдерживается, чтобы не вмешаться.
— Послушайте, сударь…
Он больше не мог молчать.
— Давайте прервем этот разговор. Сначала нам нужно переговорить.
И вновь улыбка мелькнула на губах Мориса. В библиотеке, поражавшей своими размерами, было холодно.
На полках, там, где стояли некогда самые ценные книги, теперь зияли пустоты. В камине были сложены дрова — чтобы затопить, хватило бы одной спички.
— Есть у вас зажигалка или что-нибудь в этом роде?
Поверх спины графа, склонившегося над камином, священник бросил на Мегрэ умоляющий, горестный взгляд.
— Теперь, — проговорил Морис де Сен-Фиакр, возвращаясь к собеседникам, — я хочу в двух словах прояснить ситуацию. Господин кюре преисполнен самых благих побуждений, но по неизвестным мне причинам он убежден, что именно я и… Давайте называть вещи своими именами. Что именно я убил свою мать. Ведь это самое настоящее преступление, не так ли? Пусть даже оно не подпадает под действие закона…
Священник так и замер, но в неподвижности его был тот трепет, с которым загнанный зверь встречает обрушившуюся на него опасность, противостоять которой он не в силах.
— По-видимому, господин кюре был очень предан моей матери. И наверняка хотел избежать скандала, который мог бы разразиться в замке. Вчера вечером он прислал мне с ризничим сорок тысяч франков и записку.
В глазах священника явственно читалось: «Несчастный, вы губите себя!»
— Вот эта записка, — продолжал Сен-Фиакр.
Мегрэ вполголоса прочел:
«Будьте осторожны. Я молюсь за вас».
Уфф! Словно глоток свежего воздуха! Морис де Сен-Фиакр как-то сразу воспрянул, расправил плечи. С него мигом слетела столь неестественная его темпераменту серьезность.
Он принялся расхаживать по комнате, и даже голос его звучал теперь гораздо естественней и спокойней.
— Вот поэтому, комиссар, я и крутился сегодня утром возле церкви и приходского дома. А эти сорок тысяч франков, которые следует расценивать как заем, я принял, во-первых, чтобы, как я уже говорил, удалить отсюда свою любовницу — извините, господин кюре, а во-вторых, потому что мне было бы крайне неприятно оказаться под арестом в такой момент. Но что же мы стоим? Садитесь, прошу вас.
Он приоткрыл дверь и прислушался к шуму, доносившемуся со второго этажа.
— Снова пошел народ, — прошептал он. — Видимо, нужно будет позвонить в Мулен, чтобы прислали гроб и катафалк…
Потом, без всякой видимой связи, продолжал:
— Думаю, теперь вам все понятно? После того, как я принял эти деньги, мне оставалось лишь клятвенно заверить господина кюре, что я невиновен. Мне было бы трудно проделать это в вашем присутствии, господин комиссар: это лишь укрепило бы ваши подозрения. Вот и все. Но вы словно прочли мои мысли, и все утро, пока я крутился возле церкви, ни на минуту не выпускали меня из виду. Теперь господин кюре пришел сюда — и вновь мне остается лишь гадать о том, что его привело, потому что вплоть до вашего появления он так и не решился начать разговор.
Тут взгляд его затуманился. Чтобы скрыть охватившую его досаду, Морис де Сен-Фиакр деланно рассмеялся.
— Все это проще простого, не так ли? Если человек живет, как последний шалопай, да еще подписывает чеки без обеспечения… Старина Готье меня избегает.
Наверняка он тоже убежден, что это дело моих рук.
Вдруг он удивленно уставился на священника.
— Господин кюре, что с вами?
В самом деле, священник был мрачнее тучи и старался не встречаться взглядом ни с графом, ни даже с Мегрэ.
Сообразив, в чем дело, Морис де Сен-Фиакр с горечью воскликнул:
— Вот! Мне опять не верят! И как раз тот человек, который хочет меня спасти, убежден, что я виновен.
